Двуликая правда - Евгения Игоревна Державина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У Лики было много имущества?
Надев очки, Настя снова посмотрела на Марка.
– Ну да, все нажитое в браке: дом, машины, сбережения на счетах – половина принадлежала ей и после смерти полагалась бы мужу. Однако по суду его посчитали недостойным наследником, и все имущество перешло к Ликиной маме как наследнице первой очереди. Но она все равно продолжала твердить, что ее дочь жива…
Они проговорили еще минут десять, и Настя убежала в офис, расположенный здесь же, на сорок первом этаже башни.
Марк покосился на меню, лежащее на краешке стола. Решив не поддаваться искушению, он оплатил счет и отправился домой, чтобы еще раз нормально позавтракать.
Несколько часов спустя он сидел на кухне за ноутбуком и шерстил интернет. Стоило ему убрать из поиска фамилию «Качула», как он без труда отыскал фотографию врача-репродуктолога Дианы Александровны с узнаваемой пышной прической. Теперь она носила фамилию Тищенко.
Не веря в свою удачу, Марк набрал номер клиники, где теперь работала доктор, и уже через минуту с ней разговаривал.
– Да, я помню Анжелику, – слегка удивленно проговорила Диана Александровна, когда Марк представился. – Очень жаль, что с ней все это произошло…
– Как вы узнали?
– Об этом писали в газетах.
– Сколько вы были знакомы?
– Я не имею права разглашать такую информацию, – спокойно сказала доктор.
Марк предвидел возможный отказ.
– Вы же понимаете, что ваш ответ не может навредить ни Лике, ни ее близким? Но, возможно, даст им шанс узнать, что случилось с ней девять лет назад. Ведь ее муж до сих пор молчит.
Диана Александровна явно колебалась.
Марк предпринял еще одну попытку:
– Я не буду спрашивать о ее диагнозах или методах лечения. Меня больше интересует ваше мнение как Ликиной подруги, а не как лечащего врача. И уверяю вас, – добавил он как можно убедительнее, – что наш разговор носит исключительно конфиденциальный характер.
– Ну хорошо. – Диана Александровна вздохнула. – Раз уж вы и так в курсе… Я знала ее три года.
– Когда вы общались последний раз?
– Осенью.
– И Лика сказала вам, что хочет приостановить лечение? – предположил Марк.
– Верно.
– Может быть, вы помните: она называла какие-то конкретные причины своего решения? В контексте вашего дружеского общения, конечно.
– Очень размыто, вроде они с мужем устали и хотели прийти в себя. Но мне показалось, что Лика что-то недоговаривала.
Марк насторожился.
– Как вы думаете, что?
– Я могу только предполагать, – осторожно проговорила доктор. – За столько лет мы очень сблизились. Ну и делились друг с другом проблемами на работе или в семье. И, судя по всему, у них с мужем все было не так уж и гладко: порой он был не совсем сдержан, они часто ссорились. В общем, у меня сложилось впечатление, что муж попросту заставил Лику отказаться от мечты иметь общих детей.
– Почему вы так решили?
– Лика была из тех, кто просто так не отступится и, что бы ни случилось, будет идти до конца. Но для детей нужны двое…
Следующим утром Марк шел от станции вдоль перелеска, щурясь на ярком солнце, и предвкушал многообещающий день: разговор с Ликиным соседом должен был сдвинуть дело с мертвой точки.
Марк подошел к калитке, которая оказалась не заперта. Пройдя мимо аккуратной зеленой лужайки к небольшому коттеджу, похожему на Кларин, Марк поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка, а затем сразу же постучал, опасаясь, что старик не услышит тихий сигнал.
Дверь приоткрылась, и в проеме появилась бледная женщина с темными, зачесанными назад волосами. Она неожиданно отпрянула и быстро замотала головой.
– Нет-нет! Уходите! Мне ничего не нужно!
Марк нахмурился.
– Простите?..
– Стоит кому-то умереть – и вы, как кровопийцы, тут же слетаетесь со всех сторон! Оставьте меня в покое! – прокричала женщина и захлопнула дверь перед его носом.
Глава 23
Марк уставился на закрытую дверь. Может, перепутал участок?
Он огляделся. Да нет, все верно. Справа, за забором, виднелся Ликин коттедж, стройные туи, словно зеленое войско, выстроились в ряд, скрывая от соседей первый этаж и большую часть территории. Однако, стоя на крыльце, Марк хорошо видел мощеную дорожку, ведущую вдоль лужайки от ворот к парадному входу.
Он несколько раз нажал на звонок. Спустя минуту дверь вновь приоткрылась. В узкую щель на него сердито смотрела все та же женщина, явно готовая выпроводить его вон.
– У нас была назначена встреча с Егором Никитичем, – быстро проговорил он. – Я Марк Асимов, приятель Клары Усовой, вашей соседки по поселку.
Какое-то время женщина молча рассматривала его. Затем отступила на шаг, открывая дверь шире.
– Извините. Я думала, вы похоронный агент, – прошелестела она бесцветными губами.
– Я – кто? – опешил Марк.
Она на секунду закрыла глаза.
– Папа умер. Инфаркт.
Умер?!
Марк сглотнул.
Не прошло и недели, как управляющий договаривался с соседом о встрече. А теперь перед ним стоит его дочь и говорит, что он…
– Но – когда?
– В среду. Еще даже… – Женщина прикрыла рот рукой, сдерживая рыдания. – Даже не похоронили!
До Марка наконец дошло: сосед умер. А вместе с ним – и надежда найти новые улики.
– Примите мои соболезнования, – выдавил он.
Женщина кивнула и вытерла глаза рукавом серой вязаной кофты, неожиданной в такую жару.
– Зачем вы хотели встретиться с папой?
– Дело в том, что я журналист, расследую обстоятельства, при которых девять лет назад пропала ваша соседка, Анжелика Мохова. И ваш отец согласился со мной поговорить.
– А, так он все же решился… – еле слышно обронила она.
– Решился на что? – не удержался Марк и тут же осекся: – Простите, если это сейчас неуместно. – Он полез в карман за визиткой. – Могли бы вы позвонить мне, когда…
– Нет-нет, все в порядке. Я попробую вам помочь.
– Вам вовсе не нужно…
– Я в порядке! – убедительно повторила дочь Егора Никитича. – Заходите.
Они прошли в светлую гостиную, в центре которой сгрудилась немногочисленная мебель, застеленная прозрачной пленкой. На открытых настежь окнах колыхались легкие бежевые шторы. Пахло краской и корвалолом.
– Меня Татьяна зовут. Располагайтесь. – Она сняла полиэтилен с темно-синего дивана, а сама присела напротив, на краешек потертого кожаного кресла.
Марк откашлялся:
– Татьяна, еще раз мои соболезнования…
– Спасибо. Это так внезапно! У папы больное сердце, но все… все было под контролем! Год назад я забрала его из поселка к себе в квартиру. Он так любит… – Ее лицо сморщилось, и она замолчала, прикусив губу. Справившись со слезами, дрожащим голосом продолжила: – …любил играть с внуками, и они дедушку просто обожали! Вот только при каждом удобном случае он рвался сюда, в свой дом. Неделю назад я с детьми уехала в отпуск, и папа тут затеял ремонт. – Она махнула рукой на банки с краской, стоящие рядком вдоль стены. – А в среду ему стало плохо. Он успел позвонить в скорую. Когда они приехали, он… уже… Простите!
Вскочив, Татьяна выбежала из комнаты, и Марк подумал, что все же зря согласился продолжать разговор.
Спустя минуту она вернулась с пачкой бумажных салфеток и стаканом воды, который поставила на низкий полированный столик. Снова пахну́ло корвалолом.
Татьяна опустилась в кресло, и старая кожаная обивка отозвалась коротким скрипом.
– Я понимаю, как вам тяжело говорить об отце, – начал Марк. – Может, я приду в другой раз?
– Нет-нет, так даже лучше. Я хочу говорить о папе! – горячо заверила она.
Он был этому рад, хотя и чувствовал себя неловко.
– Ладно. Тогда расскажите, пожалуйста, что вам известно.
– Хорошо. – Татьяна несколько раз кивнула, словно собираясь с мыслями. – Вы должны
