Бобы на обочине - Тимофей Николайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты отправишься — туда, — совсем неожиданно сказал дядюшка Чипс, показывая рукой направо.
— Туда? Это там — «далеко-далеко»?
— Ну… Да, Боб… Твоё «далеко-далеко» лежит вон в той стороне. Так уж получилось…
Картофельный Боб стоял и смотрел в ту сторону, куда показал дядюшка Чипс. Одной рукой он придерживал шляпу, как было ему велено, другой соединял вместе полы пиждака, которые трепетали от ветра, всё норовя распахнуться.
Он смотрел и смотрел, не понимая — как что-то может быть там, где вообще ничего нет… И понемногу взгляд его обратился в тонкую линию, которая меркла и истончалась по мере того, как его воображение приближало вершину подъема.
— Счастливо тебе, Боб! — вдруг услышал он и поспешно обернулся, перепугавшись, что дядюшка Чипс уже покидает его, бросив здесь, у дороги… нет, у шоссе — в страхе и одиночестве.
Но дядюшка Чипс по-прежнему был рядом, он лишь показывал теперь рукой в другую сторону и улыбался ему ободряюще.
Там, в конце видимого слева шоссе… Картофельный Боб разглядел и охнул, мгновенно и привычно перетрусив — народился тот самый далёкий трепет, и поползла оттуда стекольная рябь… ещё несколько минут, несколько корзин томительных вдохов и выдохов — и из неясной мороси, искажающей перспективу, выскользнула и стала явно приближаться одна пузатая сверкающая капелька…
Тогда дядюшка Чипс ещё раз обрадованно хлопнул Боба по пиждачному плечу и шагнул через обочину, приветственно поднимая руку навстречу мчащемуся Бусу.
И Картофельный Боб увидел вдруг, что Бус больше не мчится, как неистовый Бог — чем ближе он становился, тем медлительнее и неповоротливее выглядел. Лента шоссе изгибалась складками, и Бус тяжело приседал, накатываясь на каждую. От его замедляющихся колес тянулись по асфальту тёмные мутнеющие полосы. Бус ярчайше высверкнул на него фарами и вдруг покатился совсем тихо. Стал уже слышен прерывистый воздушный шип, немного схожий с шипением змеи, потревоженной среди травяной путаницы. Бус качнулся и вдруг навалился боком на обочину, сойдя с дороги. Огромные его колеса заметно напряглись, ещё замедляя вращение. Камешки, ломкие травяные стебли, поваленные дождем, или подмоченный песок — всё это запело и заскрежетало, когда колеса дорожного Бога прокатились по ним. Бус прошествовал мимо Картофельного Боба — неторопливо, как утренний сон.
Картофельный Боб увидел теперь — его бока и впрямь были облеплены заплатами люков, как тело старой ящерицы облеплено непомерно отросшей чешуей. За этими люками, в жестяной утробе Буса — что-то рокотало и вращалось, и бесновалась горячая механическая дрожь, запертая как в клетку решеткой охладителя… и хлестали вентиляторные лопасти, взбивая скукоженный воздух в скользкую масляно-газовую пену… и гудели, натягиваясь, металлические жилы… и давили в нужные стороны чёрные гидравлические мускулы — всё то, что дядюшка Чипс чинит, сам или вместе со своим Папашей, дядюшкой Робертом Уопортом Стрезаном, тёзкой Картофельного Боба, а теперь и его двойником…
Вблизи бус оказался куда страшнее, чем представлялось Картофельному Бобу.
Куда страшнее, чем даже тягач дядюшки Чипса.
Это был угрюмый механический исполин, недовольный тем, что ему пришлось сдержать свой неукротимый бег, ради такой мелкой занозы, как Картофельный Боб. Он и за человека-то его не посчитал — прокатился довольно далеко вперёд, с ног до головы окатив тяжёлым выхлопом. Им пришлось бежать по обочине, поспевая следом. Дядюшка Чипс тянул Картофельного Боба за рукав, а тот упирался. Он не понимал, что с ним такое происходит — теперь, вблизи, в этом Бусе не было ничего загадочного или притягательного.
Может быть, — мельком подумалось ему, — их с дядюшкой Чипсом обманули, и это — совсем другой Бус?
Ведь он явно сделан людьми из бренчащего и вращающегося железа, как он может быть Богом Шоссе из места «далеко-далеко»?
Картофельный Боб не успел додумать эту мысль до конца, и она канула прочь, испарившись из памяти, как всё недоделанное…
Бус жарко отдулся тормозами и встал окончательно, заехав одним колесом в мокрую зелень.
Дядюшка Чипс так сильно тянул за рукав, что Боб бежал следом, а не плелся как раньше, хотя чёрные туфли по-прежнему терзали ему ноги. Они с дядюшкой Чипсом пробежали вдоль всего длинного, заплатанного люками туловища Буса, и остановились у передней его части — там, где у любой рыбины находится жаберная крышка… И у Буса, как оказалось, была она же — целый пласт стекла сложился вдруг и сдвинулся в сторону, обнажив затемнённое нутро. Картофельный Боб заглянул в него, трепеща…
Сомнения его крепли с каждой секундой — там, внутри, восседал на высоком кресле тот же тучный человек, которого они с дядюшкой Чипсом видели… форменный жилет топорщился на его животе, козырек фуражки лаково блестел поверх чугунного лба… щека, обращённая к Картофельному Бобу, была тёмно-шафрановой, а руки тучного человека лежали на плетёном обруче, напоминающем ручку корзины лишь на первый взгляд.
Тучный человек повернул голову и посмотрел на Картофельного Боба в упор. Потом несколько раз качнул головой и наклонился к предмету из серебристой сетчатой ткани… похожему на кукурузный початок, но растущему на длинном шланге вместо стебля:
— Незапланированная остановка, — произнёс тучный человек, и голос его оказался таким же, как и у его Буса — низким и рокочущим. — Двадцать седьмая миля. Близ автомастерской федерального найма, участок Мидллути.
Он сделал Картофельному Бобу абсолютно непонятный знак рукой — словно поманил пальцем жирную муху и тут же прихлопнул её всей пятерней. Картофельный Боб оторопел и сник от такого. Он совсем не понимал, что от него хочет тучный человек. Он беспомощно оглянулся на дядюшку Чипса, и тот подсказал ему, одними губами:
«Проездная карта, Боб… Отдай ему карту…».
Картофельный Боб лишь хлопал глазами, впав в безнадежный ступор. Тучный человек сделал ужасное и злое лицо — оно всё разом пошло складками и морщинами — настойчиво показал Картофельному Бобу требовательно-пустую ладонь, а потом, убедившись, что Картофельный Боб продолжает стоять и пялиться — показал здоровенный, поросший рыжим волосом кулак дядюшке Чипсу.
Картофельный Боб втянул голову в плечи и затрепетал, как осина перед ураганом, но дядюшка Чипс совершенно не испугался тучного человека —
