Дерзкие побеги - Дарья Нестерова

Разумеется, пути назад, на родину, у этих людей не было. Все они до конца своих дней прожили за границей (Мальсагов несколько лет жил в Финляндии, затем в Польше, в Англии), лишь изредка и нелегально обмениваясь весточками с семьями, оставшимися в теперь уже далекой и чужой России…

Всем смертям назло!

Один из бесчисленных островков «архипелага ГУЛАГ» был расположен на станции Азанка (Свердловская область, Тавдинский район). На территории огромной зоны находились три шпалозавода, где за скудный паек выполняли изнуряющую работу «враги народа». Недалеко размещался сангородок, где трудились врачи-заключенные, арестованные в основном по делу Горького.

В один из августовских дней 1946 года по сангородку разнесся слух: из лагеря сбежали двое заключенных, одним из которых был Алексей Светлов. Вот как вспоминает об этом случае один из бывших узников ГУЛАГа Иннокентий Пасынков: «…Как Светлов? Я не поверил: кроткий, деликатный Алеша, сын священника, и вдруг пошел на верную смерть?! (Обычно такие попытки кончались расстрелом беглецов.) Но слух упорно ходил по палатам, и вот около пяти часов я увидел, как через внутреннюю дверь вахты конвоир вывел какого-то высокого человека в ободранной и окровавленной одежде, с совершенно безумным взглядом, устремленным в никуда... Было видно, что его вели в баню. И тут только, как молния, пронзила мысль: „Да это же Алешка! Мой друг с раннего детства, бок о бок с которым прошли юность, студенческие годы, а потом еще и путь в скотских вагонах из Харбина на Урал...“

Прежде чем коснуться непосредственно событий, связанных с побегом заключенного Светлова, хотелось бы немного рассказать о трагической и вместе с тем героической судьбе этого удивительного человека. Итак, до ареста Алексей Светлов жил в Харбине – центре российской эмиграции в Маньчжурии, куда его семья вынуждена была приехать из Приднестровья. Впоследствии глава семьи – протоиерей отец Владимир Светлов, священник Свято-Николаевского собора, – умер от инсульта в сталинском лагере на станции Новочунская Иркутской области в 1954 году (собор, где он служил, был сожжен хунвейбинами в 1956 году). В Харбине Алексей окончил реальное училище, а затем Ориентальный институт, получив квалификацию ученого-синолога (китаеведа). Кстати, в институте Светлов познакомился и подружился с Иннокентием Пасынковым, с которым затем по трагическому стечению обстоятельств оказался заключенным в один лагерь.

Вторая мировая война в корне изменила жизнь многих харбинцев. После разгрома в августе 1945 года Квантунской японской армии советские войска заняли Маньчжурию и вступили в Харбин. С восторгом и распростертыми объятиями встретили русские приход советских солдат: город сотрясал колокольный звон, толпы людей кричали «ура», всюду были цветы и ликующие лица людей.

Но ликование продолжалось недолго. Уже через несколько дней после взятия русскими Харбина эмигрантов прямо на улицах стали арестовывать, и они исчезали неизвестно куда. Стремительно разворачивавшиеся события происходили по уже налаженной схеме: людей арестовывали на работе, на улице, в гостях, дома – чаще по ночам.

В начале сентября 1945 года был арестован Иннокентий Пасынков, а вскоре дошла очередь и до его друга – Алексея Светлова. Невозможно описать все ужасы допросов, которым подвергались арестованные «враги народа». Палачи требовали от них признаний в измене Родине, а не получив желаемого, или убивали, или отправляли в лагеря. На глазах Иннокентия Пасынкова в Гродековской тюрьме (Приморский край) умер известный русский писатель и поэт Арсений Несмелов. Вот как описывает в своих воспоминаниях события тех дней Пасынков:

«Было это в те зловещие дни сентября 1945 года в Гродекове, где мы были в одной с ним камере. Внешний вид у всех нас был трагикомический… Как это случилось, точно сейчас не помню, но он вдруг потерял сознание (вернее всего, случилось это ночью – это теперь я могу предположить как медик), то есть у него произошло кровоизлияние в мозг (опять-таки могу судить ретроспективно, как медик) – вероятно, на почве гипертонии или глубокого склероза, а вероятнее всего, и того и другого. Глаза у него были закрыты, раздавался стон и что-то вроде мычания; он делал непроизвольные движения рукой (не помню – правой или левой), рука двигалась от живота к голове… В таком состоянии он пребывал долго, и все отчаянные попытки обратить на это внимание караула, вызвать врача ни к чему не привели, кроме пустых обещаний. Много мы стучали в дверь, кричали из камеры, но все напрасно. Я сейчас не помню, как долго он мучился, но постепенно затих – скончался. Все это было на полу (нар не было). И только когда случилось это, караул забил тревогу и чуть не обвинил нас же – что же вы молчали...»

После смерти Несмелова Пасынков, получив свой приговор, был отправлен этапом в Свердловскую область. Как потом оказалось, тем же этапом ехал и Алексей Светлов. Заключенных везли в вагонах для скота, огромных и холодных, и всю дорогу почти не кормили.

«В нашем вагоне умерло трое: Иноземцев, Отланов и Дандуров, – писал Пасынков. – Их трупы долго не убирали, и в темноте мы спотыкались о них. На 29-е сутки нас выгрузили на станции Азанка и препроводили в огромный, пустой и запущенный лагерь со ржавой водой в колодцах. После так называемой бани медики-чекисты бегло осмотрели и распределили на работу».

Пасынков вместе со Светловым попал на один из шпалозаводов, где его заставили заниматься тяжелейшим физическим трудом. Известно, что официальный лозунг тех лет гласил: «Только тяжелым физическим трудом можно искупить вину перед Родиной!». Плакаты с этими словами висели в ГУЛАГе буквально на каждом шагу, и, стоит заметить, большинство заключенных (в том числе Пасынков и Светлов) верили этим словам. Хотя если вдуматься, то какую вину должны были искупить тяжелым физическим трудом несчастные узники? Ту вину, которая никем не доказана и которой на самом деле вообще не было.? Ведь в отношении харбинцев, например, даже не было закончено следствие. Суда, разумеется, тоже не было. А что же было? Арест, отправка в лагерь и полная неопределенность дальнейших судеб, физические муки изнуряющего подневольного труда и ни с чем не сравнимые моральные страдания отвергнутых обществом ни в чем не повинных людей…

Итак, Алексей Светлов, кроткий и высоконравственный человек (так характеризует его Пасынков) не смог выдержать такой жизни... Как уже было сказано, в один из августовских дней 1946 года он, рискуя своей жизнью, бежал из ГУЛАГа.

Уже позже, в Австралии, Алексей Светлов написал воспоминания о событиях того времени и опубликовал их в сиднейской русскоязычной газете «Единение». Один из его очерков назывался «Побег». В нем Алексей Светлов подробно описал все то, что произошло с ним и его другом Афанасием Постниковым после их побега из лагеря.

Итак, вместе с Постниковым, который отлично знал тайгу, Светлов целый год строил планы побега. Друзья прекрасно понимали, что еще немного времени – и они погибнут в ГУЛАГе от голода, холода, непосильного труда и бесконечных издевательств охранников. Выжить можно было только одним способом – попытаться убежать. План побега был уже давно готов, и теперь друзья ждали только удобного случая, чтобы навсегда (как они думали) покинуть ненавистную территорию ГУЛАГа.

Как-то ночью погрузочную бригаду, в которую входили Светлов и Постников, в три часа ночи разбудил нарядчик и приказал отправляться на вахту (разгружать вагоны), где заключенных уже ждал конвой с собаками. Бригадир Валеев разбил всю бригаду по парам и указал каждой паре объект (вагон, который надо было разгрузить). Светлову и Постникову было приказано разгружать крайний вагон. Узники отправились работать. Вот как пишет о той ночи Светлов: «Погода была дождливая, ветреная, черные мрачные тучи заволокли все небо, на двигалась гроза. Внезапно ветер резко усилился, и разразилась буря с громом и молниями, а дождь полил такой, что трудно было различить даже ближайшие предметы. Мы ждали именно такого момента. Постников схватил меня за руку: „Бежим!“ И мы рванули! Шквалы дождя то усиливались, то обрывались. К счастью, никто из конвоя не обнаружил нашего движения к лесу. Собаки, как ни странно, тоже не отреагировали. Мы бежали, и каждый ждал автоматной очереди в спину… Расстояние до деревьев – 50 м – показалось бесконечным, но с Божьей помощью мы преодолели его незамеченными».

Миновав освещенную зону, беглецы остановились отдышаться. Они смотрели друг на друга, не веря себе: им удалось скрыться никем не замеченными. Отдышавшись, они побежали вдоль железной дороги. Надо было спешить: с минуты на минуту их отсутствие могли обнаружить охранники, и тогда начнется погоня. Пробежав некоторое расстояние вдоль железнодорожной насыпи, друзья свернули в тайгу. «Несмотря на гнетущую тяжесть ожидания погони, ее неизбежность, ощущение свободы буквально переродило нас, – писал Светлов. – Наши лица сияли, дышалось легко, даже привычный землистый цвет кожи будто бы исчез. Я смотрел на Афанасия и не узнавал его. Он помолодел, и не было в облике его суровости, свойственной старообрядцам. Это был верный друг и замечательный товарищ».