По земле ходить не просто - Вениамин Лебедев

— Но я не могу так больше, Сережа. Напиши заявление об уходе…

— Нет. Пойми, Аня, ведь я же ни в чем не виноват.

— Проживешь лишних десять лет. Нервничать не будешь. Посмотри на себя, на кого ты стал похож. Издергался весь…

Что ей ответить? Разве она поверит в его способность сделать что-то? Рано же разочаровалась…

— Запомни, Сережа, не могу я больше так. Уеду я от тебя. Ведь с тех пор, как ты стал директором, жизни просто не стало… Ведь одно несчастье за другим… Понимаешь ты это? Нет, не могу я. Соберусь и уеду.

— Прости меня, если я тебя сделал несчастной, — глухо произнес Сергей. — Но силой удерживать не собираюсь. Видно, не крепка наша семья, если может распасться из-за этого.

— Ты только этого и ждал! — истерически выкрикнула Аня и выбежала из спальни.

Как хотелось Сергею забыть обо всем. Но разве возможно это? От себя все равно не уйдешь. До дна, видимо, придется испить горечь падения. А ведь это не только потеря работы, но и самое страшное — потеря веры в собственные силы. Столько лет готовился к педагогической деятельности, и теперь признаться в своей неспособности? И Аня, очевидно, оставит его… Было обидно до слез.

В соседней комнате всхлипывала Аня.

Поздно ночью она пришла в спальню и застала мужа сидящим на постели. Облокотившись на колени, он мрачно уставился в пол.

— Вот и конец? — сказал он, увидев ее. — Значит, уходишь? Это решено?

— Куда же я уйду от тебя?

Она бросилась к мужу, обняла его и спрятала голову на его груди.

— Не отпущу я тебя никуда, — прошептал Сергей. — Никуда не отпущу.

— У нас сын будет, Сережа…

Прослушав последние известия, Сергей положил конспекты уроков на следующую неделю в ящик стола и, закурив папиросу, прошелся по кабинету. Шел десятый час вечера. В школе уже никого не было, и его угнетала тишина. Уйти домой пока невозможно: надо набросать план работы на месяц.

«Скоро все это кончится, — подумал он. — Похоже, что последний раз пишу планы. Будет приказ облоно, приедет другой директор, придется сдавать дела».

Аня по-прежнему уговаривает написать заявление об уходе. Но что это даст? В лучшем случае, напишут в трудовой книжке: «Уволен по собственному желанию». Может быть, это приятнее, чем «Уволен, как не обеспечивший руководства». Но разве он для репутации работал? Разве для служебной характеристики бился все эти месяцы? Хотелось школу сделать хорошей. А вот заслужил плохую славу, и все.

Вошла Аня. Она работала теперь в школе последние дни перед декретным отпуском,

— Все занимаешься?

— Надо набросать планы… Тебе скучно одной? Сейчас допишу и пойдем домой. Завтра никуда не пойду. Хватит, — сказал он решительно. — А то действительно сидишь все время одна.

— Из-за меня работу не бросишь.

— Теперь уже все равно. Скажут еще: старается, чтобы не уволили…

— Да за что снимать тебя, Сережа?

— А ты спроси себя по-другому: за какие заслуги оставлять меня директором? Карпов слетел после того собрания, и из партии его исключили, но Ивлянская сидит крепко на своем месте, В облоно ко мне тоже по прежнему относятся…

— Я знаю, Сережа, что много крови тебе испортила своим характером, — начала Аня после небольшой паузы. — Но я все понимаю, все вижу! Ты много сделал хорошего для школы и ничего плохого. Где же тогда справедливость?

— Справедливость… — горько улыбнулся Сергей. — На дороге она не лежит. Пока она у каждого своя… Ивлянская тоже за свою справедливость подкапывается под меня. Плохо у нас получается, Аня! Как будем жить? Денег мы с тобой не накопили, продавать нечего, а с ребенком отсюда зимой не выехать.

— Меня не снимут. Одна буду работать. Проживем как-нибудь.

— А мне быть единственным безработным в СССР в такое время? — Голова Сергея клонилась все ниже. Он пытался сделать вид, что разглядывает написанное. — А стыд-то какой. Федька Токмарев первый обрадуется: «Не справился»… Годами будет тянуться за мной это. Дурная слава скоро не исчезнет…

Кто-то постучал в дверь.

— Пожалуйста. Войдите, — ответил Сергей.

В кабинет вошел человек в тулупе. Он закрыл за собой дверь, неторопливо снял шапку, поправил седые волосы и, потрогав рукой обледеневшие усы, спросил:

— Не вы будете директор школы? Заякин, кажись, фамилия…

— Да, я — Заякин.

— Сын мой, Колька, писал, что вы вместе учились, и просил заехать, рассказать о нем. — Вы — Василий Ефимович?

— Да.

Аня и Сергей переглянулись.

— Когда вы от Коли получили письмо? Где он?

— Писал недавно. В госпитале пролежал долго. Сейчас вернулся в полк. Опять служит.

— Жив! Какую вы добрую весть нам принесли!

Сергей и Аня с радостью пожали руку старику.

— Пойдемте к нам, — пригласил Сергей.

— Нет, я уж поеду.

— Никуда мы вас не отпустим! — решительно заявила Аня.

— Да ведь ночь уже. Дома беспокоиться будут. Лошадь стоит у ворот.

— Домой я сейчас позвоню.

Не дожидаясь согласия Василия Ефимовича, Сергей вызвал Покровское.

За ужином разговорились. Сергей рассказал о своей неудаче на новом месте.

— Так что, Василий Ефимович, недолго мне осталось быть директором, — сказал он, наполняя рюмки. — Придется скоро убираться отсюда. Напишите об этом Коле. Хотя, я сам напишу ему.

Василий Ефимович ответил не сразу. Он осторожно отодвинул от себя тарелку, взял папиросу и, помяв ее между пальцами, закурил.

— Ославили, выходит очернили? Да, трудно иногда честно прожить. Есть вокруг немало пакости. Притронешься к ней, чтобы убрать с дороги, самого замарает. Прилипнет так, что потом не только людям, даже и самому трудно разобрать: то ли от тебя пахнет, то ли от другого. В жизни — хочешь не хочешь — столкнешься с плохими людьми. По одной земле ходим.

— Вот читаешь книги, и там все просто: человек, нашедший правильную дорогу, выше всех. А тут стараешься делать хорошо и убеждаешься — трудно, — удивлялась Аня. — Трудно честно прожить.

— Оно, может, и так, но вашему мужу сейчас не легко. Коля тоже пошел и рану получил. Разве им легко? Не все гладко даже на печи. А земля большая.

Василий Ефимович помолчал и обратился к Сергею:

— Не пишите заявления об уходе. Они наверняка этого только и ждут. Пусть сами снимают. А для этого надо еще вину найти. Вины на вас нет.

Электрическая лампочка мигнула два раза — станция предупреждала, что через пятнадцать минут свет будет выключен.

Аня вышла в другую комнату приготовить гостю постель.

— Умный старик, — шептала она мужу, когда они остались вдвоем.

— Много перевидел и передумал, — согласился Сергей.

— А ты знаешь, Сережа, он ведь прав — не надо заявление писать. Пусть снимут, тогда и обжаловать можно. А сам уйдешь — ничего не сможешь сделать, а худая слава все равно будет.

— Я и не думаю писать…

Глава десятая

Ругая в душе «старую выжившую из ума гимназистку» Ивлянскую, по вине которой в школы района своевременно не были доставлены учебно-наглядные пособия, Сергей с помощью носильщика погрузил в дачный поезд ящики, коробки, свертки и сел на первое попавшееся свободное место. Поезд тронулся. Позади остались огни Свердловска.

Сергей снял шарф, подарок Ани в день рождения, и закурил. Он так намотался и намаялся в городе, что ноги дрожали от усталости. Конечно, он и сам был виноват в этом. Проще было нанять машину и перевезти на вокзал все сразу, но он вместо этого несколько раз ездил на трамвае от магазина до станции и перетаскал весь багаж. Ему казалось, что взять такси — это лишняя роскошь, безумная трата школьных денег. Единственное, о чем он заботился в этот день, — как бы не разбить что-нибудь. В городе удалось получить дорогие и редкие приборы.

Сергей незаметно задремал.

— Сережа, проснись! — сказал кто-то над самым его ухом.

Сергей вздрогнул. Он не верил своим глазам: ведь этот высокий человек в длинной шинели, который стоял перед ним, — Снопов, Коля Снопов.

— Коля! — разволновался он. — Коля! Дружище дорогой! Откуда ты? Куда? Как ты здесь оказался? Вот радость-то!

Николай потряс его за плечи и засмеялся.

— Я сел на станции Дружинино. Не понимаю только, чему ты так удивляешься? Это я должен удивляться. Ты, солидный человек, директор средней школы, а едешь так несолидно! Тебе по должности надо бы в международном вагоне, а ты в дачном прикорнул.

Сергей не ответил на шутку. Он крепко стиснул плечи Николая.

— Изменился как… Аня очень плакала, когда узнала о твоем ранении. Потом к нам приехал Василий Ефимович, и она успокоилась. А ты вон какой стал. Лицо совсем изменилось.

— А ты, я гляжу, совсем стал педагогом, Сережа. Сразу характеристику составляешь!

— А как же? — иронически засмеялся Сергей. — Чай, я теперь директор. По должности положено. Здоровье у тебя как? Садись.