Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП) - Тилли Коул

Я не был уверен, сколько прошло времени, но в конце концов слезы высохли. Я не отстранился от объятий Поппи. Она не переставала гладить меня по спине своими пальцами.

Мне удалось сглотнуть и смочить горло, чтобы спросить:

— Как все это произошло, Поппимин? Как ты узнала?

Поппи затихла на секунды, прежде чем вздохнула:

— Это не имеет значения, Рун.

Я сел и посмотрел в ее глаза.

— Я хочу знать.

Поппи провела рукой по моей щеке и кивнула:

— Я знаю, что хочешь. Но не сегодня. Вот это — мы, какие есть — все, что имеет значение сегодня. Ничего больше.

Я не отрывал своего взгляда от нее, как и она от меня. Своего рода умиротворение воцарилось между нами. Воздух был плотным, когда я наклонился, не желая ничего больше, чем прижаться своим ртом к ее. Почувствовать ее губы у своих.

Добавить еще один поцелуй в ее подбородок.

Когда мой рот был на волосок от рта Поппи, я поцеловал ее в щеку. Это было медленно и нежно.

Но недостаточно.

Подавшись вперед, я прижался в еще одном поцелуе, потом в еще одном, к каждому сантиметру ее щеки, ко лбу и носу. Поппи заерзала рядом со мной. Когда я отстранился, то по ее выражению догадался, что Поппи знает, что я не давлю на нее.

Потому что как бы сильно я ни хотел это признавать, мы были другими людьми сейчас. Мальчик и девочка, для которых поцеловать друг друга было то же самое, что дышать, изменились.

Настоящий поцелуй будет тогда, когда мы снова станем нами.

Я прижался в еще одном поцелуе к кончику носа Поппи, отчего она захихикала. Казалось, будто гнев утих достаточно, чтобы позволить мне почувствовать радость, укоренившуюся в моем сердце.

Когда прижал свой лоб ко лбу Поппи, я убедил ее:

— Мои губы — твои. Ничьи больше.

В ответ Поппи поцеловала мою щеку. Я почувствовал, что эффект от этого поцелуя прошелся по моему телу. Уткнулся носом в сгиб ее шеи и слегка улыбнулся, когда она прошептала мне на ухо:

— Мои губы тоже твои.

Я перекатил Поппи, чтобы она была в моих руках, и наши глаза сразу же закрылись. Я уснул быстрее, чем думал. Уставшие, эмоционально напуганные и с разбитым сердцем засыпают быстро. Но опять же, так было всегда, когда Поппи была рядом.

Это был третий момент, который определил мою жизнь. Ночь, когда я узнал, что потеряю девушку, которую любил. Зная, что наше время вместе было сочтено, я держал ее крепко, отказываясь отпускать.

Она засыпала, делая то же самое...

... мощное эхо того, кем мы были.

***

Звук шелеста разбудил меня.

Я потер свои сонные глаза. Силуэт Поппи тихо направлялся к окну.

— Поппимин?

Поппи остановилась, затем, наконец, посмотрела на меня. Я сглотнул, отгоняя лезвие бритвы в горле, когда Поппи встала передо мной. На ней был свитер, штаны и толстая парка сверху. Рюкзак лежал у ее ног.

Я нахмурился. Было еще темно.

— Что ты делаешь?

Поппи подошла к окну, оглядываясь назад и говоря игриво:

— Ты идешь?

Она усмехнулась, и мое сердце надломилось. Оно раскололось от того, как красива она была. Уголки моих губ дернулись вверх от ее заразительного счастья, и я снова спросил:

— Куда, черт побери, ты собралась?

Поппи отодвинула занавеску и указала на небо.

— Смотреть рассвет. — Она наклонила голову набок и посмотрела на меня. — Знаю, прошло много времени, но ты забыл, что я делаю это?

Волна тепла накрыла меня. Я не забыл.

Встав на ноги, я позволил себе небольшой смешок. Я немедленно остановился. Поппи заметила, и грустно вздохнув, подошла ко мне. Я посмотрел на нее, не желая ничего большего, чем обхватить ее за шею и прижать ее рот к своему.

Поппи изучала выражение моего лица, затем взяла меня за руку. Ошеломленный, я смотрел на ее пальцы вокруг моих. Они выглядели такими маленькими, когда нежно сжимали мою руку.

— В этом нет ничего такого, знаешь, — сказала она.

— Ты о чем? — сказал я, подвигаясь ближе.

Поппи так и держала мою руку, а другую подняла к лицу. Она встала на цыпочки и приложила пальцы к моим губам.

Мое сердце забилось немного быстрее.

— Смеяться — это нормально, — сказал она, ее голос был мягкий как перышко. — Улыбаться — нормально. Чувствовать себя счастливым — нормально. Или в чем тогда смысл жизни? — То, что она сказала, ударило меня прямо по голове. Потому что я не хотел делать это или чувствовать. Я чувствовал вину только от одной мысли о том, чтобы быть счастливым.

— Рун, — сказала Поппи. Она обхватила рукой мою шею сбоку. — Я понимаю, как, должно быть, ты себя чувствуешь. Я борюсь с этим уже некоторое время. Но я также знаю, что чувствую, когда вижу своих самых любимых людей во всем мире, тех, кого люблю всем сердцем, расстроенными и несчастными.

Глаза Поппи сверкали. Это делало ощущение еще хуже.

— Поппи... — я начал говорить, накрывая ее руку своей.

— Это хуже любой боли. Это хуже, чем смотреть в лицо смерти. Видеть, как моя болезнь высасывает радость из тех, кого я люблю, — это хуже всего. — Она сглотнула, сделала мягкий вдох и прошептала: — Мое время ограничено. Мы все понимаем это. Поэтому я хочу, чтобы это время было особенным…— Поппи улыбнулась. И это была одна из ее широких, ярких улыбок. Улыбка, из-за которой даже такой сердитый парень, как я, видел кусочек света. — Таким особенным, каким только может быть.

И так я улыбнулся.

Я позволил ей видеть счастье, которое она мне дарила. Я позволил ей увидеть, что эти слова, — слова из нашего детства — прорвались через тьму.

По крайней мере на мгновение.

— Замри, — внезапно сказала Поппи. Легкий смешок вырвался из ее горла.

— Что? — спросил я, все еще держа ее руку.

— Твоя улыбка, — она ответила и игриво изобразила, будто у нее отвисла челюсть от шока. — Она все еще существует! — прошептала она наигранно. — Я думала это какая-то мистическая легенда как Бигфут или Лох-несское чудовище. Но вот она! Я вижу ее собственными глазами!

Поппи обхватила лицо руками и наигранно захлопала ресницами.

Я покачал головой, на этот раз борясь с реальным смехом. Когда я перестал смеяться, Поппи все еще улыбалась мне.

— Только ты, — сказал я. Ее улыбка стала нежной. Наклонившись, я потянул воротник ее парки, чтобы прикрыть ее шею. — Только ты можешь вызвать у меня улыбку.

На мгновение Поппи закрыла глаза.

— Тогда я буду стараться делать это чаще. — Она посмотрела мне в глаза. — Я буду вызывать у тебя улыбку. — Она встала на цыпочках, пока наши лица почти не соприкасались. — И я буду решительной.

Птицы запели снаружи, и взгляд Поппи переместился к окну.

— Нам надо идти, если мы хотим успеть, — призвала она, затем отступила, нарушая наш момент.