Троя. Падение царей - Уилбур Смит

Андромаха кивнула, из глаз ее потекли слезы.

Пенелопа подалась к ней и обхватила рукой молодую женщину за плечи. Тут нечего было больше сказать.

Внизу, на берегу, команда Геликаона грузила на борт припасы.

— Ты идешь к Семи Холмам? — спросил Одиссей.

Геликаон взглянул на него, но ничего не ответил. Одиссей понял, почему друг не желает говорить о своих планах. Несмотря на спасение Пенелопы, они все еще были в разных лагерях.

— Я не предам тебя, парень, — сказал Одиссей. — Уж конечно, ты это знаешь?

Геликаон кивнул.

— Знаю. Безумие войны коснулось нас всех. Да, я иду туда. Что я там найду? Живы ли еще мои люди, Одиссей?

— Конечно, живы. Меня обижает такой вопрос. Когда началась эта война, я собрал всех людей и сказал им, что не потерплю ни неприязни, ни вражды. На земле есть разбойники и отряды кочевников. На море есть те, кто отправляются в набеги. Врагов хватит и без междоусобных ссор. Там все хорошо, Геликаон, все радушно тебя примут как друга. Я так понимаю, тебе нужно олово?

— Да. Нам понадобится столько олова, сколько мы сумеем найти.

— У нас здесь есть запасы. Возьми столько, сколько сможешь унести.

Пока они беседовали, к ним подошел Биас. Геликаон поднял на него глаза, вспомнив ненависть в голосе этого человека, когда они виделись в последний раз.

«Я надеюсь, ты сгоришь, и твой корабль вместе с тобой».

Биас не взглянул на Геликаона, он заговорил с Одиссеем:

— Мы погрузили большую часть припасов, какие ты приказал погрузить, — доложил он, — но из-за пиратов у нас мало что осталось.

— Завтра ты сможешь отплыть на Пилос, — ответил Одиссей, — и выменять новые припасы у людей Нестора.

Биас кивнул, но не ушел. Молчание все тянулось, потом он глубоко вздохнул и обратился к Геликаону:

— Я не беру назад свои слова, Геликаон. Но я благодарю тебя за то, что ты пришел нам на помощь.

Не ожидая ответа, он повернулся и пошел прочь.

— Хороший человек, но не умеет прощать, — сказал Одиссей.

Геликаон пожал плечами.

— Прощение никогда не следует даровать легко. Как Пенелопа?

— Она сильная — куда сильнее меня. Но я не хочу говорить о том, что она должна была выстрадать до того, как мы появились. Одна мысль об этом наполняет меня яростью, которую я едва могу сдержать. Ты говорил о безумии войны; нападение на Итаку — пример этого безумия. Сын Ослиной Морды хотел мести; но в любом случае пираты и разбойники набирают силу. Когда мы соберемся, чтобы уничтожить Трою, наши царства останутся без присмотра. Когда мы победим — а мы победим, Геликаон, — что мы найдем по возвращении? Я боюсь, что эта война поглотит нас всех. Тогда не будет победителей, и даже в сокровищах Трои не найдется достаточно золота, чтобы отстроить заново то, что мы потеряем.

Геликаон посмотрел на старого друга: в его волосах и бороде было больше серебра, чем рыжины, а лицо было тревожным, иссеченным морщинами.

— Все, что ты говоришь, Одиссей, правда. Кроме сокровищ Трои. Я не видел золотых запасов Приама, но они должны быть гигантскими, чтобы выдержать затраты на эту войну. Золото поступает из города каждый день, чтобы подрядить наемников, чтобы подкупить союзников. И немного золота приходит в город, потому что теперь торговцы покидают его. Если драка продлится еще какое-то время и вы в самом деле возьмете Трою, вы можете не найти там ничего особо ценного.

— Мне тоже приходило это в голову, — кивнул Одиссей. — Разве это не доказывает, что все мы обречены на бедность и разорение?

Он снова вздохнул и посмотрел в голубые глаза Геликаона.

— Я надеюсь, что не найду тебя в Трое, когда мы возьмем город.

— А где же еще мне быть, Одиссей? Там будет женщина, которую я люблю, и я буду защищать ее до последней капли крови.

— Я боюсь за тебя, парень, — у Одиссея внезапно стал очень усталый вид. — Ты и Гектор — два величайших бойца Трои, — негромко проговорил он. — Что случится, как ты думаешь, когда он обнаружит, что его жена — твоя любовница?

Геликаон сердито отодвинулся. Потом плечи его опустились.

— Это так заметно?

— Увы, заметно, раз ты никогда не стоишь рядом с ней и не глядишь на нее, когда рядом есть еще кто-нибудь; раз ты таращишься в пол всякий раз, когда она говорит, но вы покидаете комнату сразу один за другим. Пройдет немного времени, и среди команды не останется никого, кто бы этого не заподозрил — если они уже не подозревают.

Одиссей положил руку Геликаону на плечо.

— Отвези ее обратно в Трою, а потом покинь этот город. Защищай север, держи открытыми торговые пути, сражайся на море. Но оставайся подальше от нее, парень, не то мне страшно представить, что в будущем ждет вас обоих.

Книга вторая

Битва за Трою

Глава 13

Крестьянин и царевич

Жители Трои не могли припомнить другой столь же суровой зимы. Штормовые ветра с севера принесли ледяные дожди со снегом, а потом, что удивительно, снегопад. На окнах и стенах повисли сосульки, а на пастбищах к северу от города попавшие в заносы овцы замерзали до смерти. Снежные бури бушевали двадцать дней, и, даже когда они прекратились, дороги оставались перекрытыми.

В нижнем городе умирали обитатели бедных кварталов. Цена на съестное опасно росла, в то время как плохая погода и слухи о войне сокращали число торговых караванов с востока.

Приам приказал, чтобы все запасы зерна были строго распределены, и город бурлил недовольством. Даже в эту самую худшую из всех зим беженцы все-таки покидали город, потому что с юга неизменно приходили плохие новости. Гектор выиграл три битвы, но превосходящие числом враги вынудили его отступить к Фивам Гипоплакейским, и теперь этот город был осажден.

На севере микенцы, напавшие на Дарданию, были разбиты полководцем Баноклом и его фракийцами при содействии отряда наемников под предводительством Тудхалияса, изгнанного сына хеттского императора. Битва чуть не была проиграна. Она бы и была проиграна, если бы вражеский флот не попал в шторм. Только треть кораблей перебралась через проливы, и вражеское войско сократилось до четырех тысяч человек — вместо двенадцати тысяч, которые могли бы высадиться на берег.

В один из зимних дней сын царя Антифон покинул свой дом в нижнем городе и потащился по обледеневшей, почти пустынной улице к верхнему городу. Дул ледяной ветер, и даже плащ из овечьей шкуры не помешал Антифону промерзнуть до костей.

Пройдя через Скейские ворота, он поднялся по каменной лестнице к южным укреплениям. По дороге он вспоминал долгие дни болезни после осады дворца четыре года тому назад. Удар ножом был почти смертельным, но он боролся за жизнь и, чтобы избавиться от своего непомерного веса, снова и снова взбирался по ступеням укреплений. Сперва он принялся за восточные укрепления, где огромные стены были ниже всего. Он думал, что потеряет сознание от боли и усталости. Но месяцы шли, его сила росла, и теперь — хотя он все еще весил столько же, сколько двое мужчин вместе взятых — он был сильнее любого другого воина в Трое.

Он понятия не имел, почему его брат Полит попросил его встретиться с ним на Великой Башне Илиона. Антифон не поднимался на нее с тех пор, как был ребенком. Приам ему запретил.

— Под тобой может рухнуть крыша, мальчик, — сказал он, — а отстраивать ее заново будет сущим кошмаром для строителей.

На южной стене, над Скейскими воротами, Антифон мгновение помедлил, потом открыл дубовую дверь Великой Башни и окунулся в ее темноту. Он ждал до тех пор, пока глаза не привыкли к полумраку. Слева от него по внутренней стене башни поднимались ступеньки.

Когда Антифон в конце концов вышел на деревянную крышу, ветер ударил в него, как топор. Четыре стражника стояли по углам башни, терпеливо выдерживая порывы ветра.

Тощий Полит, завернувшись в тяжелый плащ, прикрыв редеющие волосы шапкой из овчины, поспешил к Антифону; северный ветер подталкивал его в спину.

— Спасибо, что пришел, чтобы встретиться со мной, брат, — сказал Полит. Половину его слов уносил ветер. — Ты здоров?

— Давай оставим взаимные вопросы о нашем здоровье до более подходящего времени! — прокричал Антифон. — Что мы здесь делаем?

— Как обычно, я ищу твоего совета, брат.

Положив руку на плечо Антифона, Полит подвел его к той стороне башни, что выходила на нижний город и бухту. Широкая стена прикрывала их снизу, но все же на таком ветру Антифон едва мог вдохнуть. Он прикрыл рот сложенной ковшиком рукой, чтобы можно было дышать.

— Наш отец снова решил сделать из меня дурака, — сказал Полит, склонившись к уху Антифона. — Он призвал меня вчера и сказал, что назначает меня своим стратегом и что я должен продумать защиту Трои. Я провел бессонную ночь, брат.

Антифон кивнул.