Мама, я люблю дракона (сборник) - Юлий Буркин

Потому что, выскользнув из-под стола, передо мной во всей своей красе встал в боевую стойку настоящий рамадский тандемный червь. Да такой здоровенный, каких я еще не видывал. Я сразу расслабился и упал обратно головой на подушку. Потому что, значит, я все-таки не проснулся. Сон продолжается. Так бывает: кажется, что ты проснулся, а на самом деле это просто очередной виток сновидения. Кстати, «тандемным» его называют потому, что у него два параллельных тела с тремя перемычками, и чем-то он напоминает старинную электропроводку. А «червем» называют, уж не знаю, почему. Правильнее было бы назвать его удавом или даже лучше анакондой. Но дело не в названии. Главное то, что более злобной, более беспощадной и коварной твари вселенная, наверное, еще не порождала.

Червь поднялся метра на полтора над полом, и, согнувшись надо мной под прямым углом, вытянулся немного еще. Его двойное безглазое рыло нависло прямо над моим лицом, и при слабом пробивающимся сквозь штору окна свете я явственно видел, как непрерывно шевелятся короткие зелено-коричневые бородавчатые отросточки, плотно покрывающие все его тело. Два клоачных отверстия приоткрылись одновременно, и червь сказал:

– Э-э… Ведра съем?

Как я бежал… Конечно же это сон, но умирать не охота даже во сне. Дверь я буквально вышиб всем телом в прыжке, падая со ступенек крыльца, сделал кульбит и помчался по дороге к пруду. «Но раз это осознанный сон, – думал я заторможенно, – я ведь господин этого сна. Я ведь могу просто взлететь, и парить над землей, как птица!» И я даже подпрыгнул пару раз, но почему-то не взлеталось, и я вдруг все отчетливее начал понимать, что никакой это не сон, а самая, что ни на есть, явь. Что же касается тандемного червя, то – или я сошел с ума, или опять же сошел с ума, потому что второго решения эта задача не имеет. Но эта мысль не успокоила, и я побежал еще быстрее, потому что если это не сон, то надо бежать, хотя убежать, конечно, удастся вряд ли.

Не успев и глазом моргнуть, я уже оказался на лужайке, где пацаны играли в футбол, и я явственно представил себе, как погнавшийся за мной червь переключает свое внимание на них, и через пять минут тут уже нет ни одного живого человека, только красные куски мяса и оторванные конечности на сочной зеленой траве… Я проклял себя и кинулся дальше, к берегу, надеясь, что он все-таки будет преследовать только меня, не отвлекаясь… Я нырнул, глубоко уйдя в мутную илистую воду, замер и продержался там сколько мог, потом, чувствуя, как болезненно начинает токать в ушах, направился к мерцающему свету, вынырнул, вдохнул полные легкие и огляделся.

Футболисты прекратили игру и вместе с болельщицами стояли на берегу, с недоумением глядя на меня. Я поискал глазами, но ничего опасного вокруг не обнаружил. А что они, собственно, так на меня уставились? Они-то ведь не знают, что мне привиделось черть-е что. А тогда, чего особенного? Ну, решил человек искупаться… Я поплыл к берегу, и тут только до меня дошло, что прибежал-то я сюда в чем мать родила. Да-а… Хорош космонавт. Бедный Генка теперь не отбрешется. А вот и он. Стянув с себя и скомкав потную майку, он с размаху запустил ее в меня:

– Держи!

Спасибо, брат. Кое-как соорудив себе крайне вызывающую набедренную повязку, я с независимым видом вышел на берег и, все еще тяжело дыша, помахал всем любопытствующим рукой. Мол, «физкульт-привет». Продолжайте развлекаться. И двинулся обратно к дому.

Генка догнал меня сразу:

– Ты че это, совсем офигел в своем космосе? – спросил он.

– Иди, играй! – огрызнулся я. Похоже, я и впрямь офигел. Не рассказать о случившемся на комиссии мне не позволит совесть. А значит, скорее всего, спишут. Или тестами замучают.

– Что случилось-то?

– Ничего не случилось, – бросил я. И вдруг понял, что возвращаться в дом мне сильно не хочется. – Так, – продолжил я, замедляя шаг. – Показалось кое-что.

– Может, ты там что-то увидел? – каким-то наигранно-легкомысленным голосом спросил Генка.

– Что? – окончательно остановился я.

– Ну, не знаю, – отозвался он, пряча хитрые глазки.

– Что я там мог увидеть?

– Ну, что-нибудь… Или кого-нибудь…

– Кого?!!

– Ну-у… Мелкого…

Я положил ему руку на плечо:

– Выкладывай, Гена. Выкладывай все, как есть.

Шаткий стол вытащили на улицу, и прислонили к столбу, а на вбитом в этот столб крюке болтался патрон с двухсотваттной лампочкой, и получилось очень уютно. Я смотрел на маму и радовался, какая она счастливая рядом с дядей Валерой. И еще радовался, что я живой, несмотря на то, что в этом дворе, в заброшенном колодце живет натуральный рамадский тандемный червь. И еще я подумал, что это все сильно усложняет, потому что, если бы не это, я бы завтра съездил в город проведать папу, ему это, наверное, даже нужнее, потому что он не такой счастливый, и как-то у него все не так сложилось. Но теперь это не скоро получится, потому что теперь главное – эта зверюга, которую надо отснять на кристалл и, используя все мыслимые рычаги, как можно быстрее пробиться с этим материалом на самый-самый верх…

– Не знаю, – возбужденно и громогласно говорил Валерий Иванович, – всем, вроде бы, понравилось, все, вроде, даже в восторге. Но мне самому было как-то неловко. Не комфортно. В каждой сцене, каждый миг мне не хватало тебя, дружок, – это он обращался к маме. – Варвара, конечно, молодец, и, в принципе, она неплохо сыграла, но с тобой, я-то знаю, это был бы настоящий шедевр… – Приятно было ощущать, что он ни капельки не льстит, а говорит действительно то, что думает. – А так… – продолжал он. – Сдал, и слава богу. Даже, наверное, критика хвалить будет. Но как только ты сможешь, я обратно введу в спектакль тебя, и вот тогда посмотрим…

– Напрасно ты так настроен, Валера, – улыбалась мама, накладывая всем свой замечательный сметанный салат из желтых помидоров с жареными кальмарами. – И ты не справедлив. Варя очень талантлива, и не надо ее обижать. А для меня роли еще найдутся…

– Да, кстати! – вскричал Валерий Иванович, – что это я все о себе, да о спектакле! Сережа, дорогой, открывай шампанское!

– Дайте мне! Дайте я! – запрыгал вокруг стола Генка и потянул лапы к бутылке. – Чтобы стрельнуло!

– Пусть откроет? – предложил я.

– Да пусть, конечно! – согласился Валерий Иванович. – С прилетом, Сережа! С возвращением! Ну, и как там?… – и тут же разочарованно махнул рукой. – А-а! Вам же ничего нельзя рассказывать!

Да, о Рамаде гражданским пока ничего конкретного рассказывать нельзя. По идее, ему и маме нельзя рассказывать даже о том, что живет тут, у них под носом. Теперь-то я знаю, откуда оно взялось.

«Да ты мне в прошлый раз, помнишь, штуковину красивую подарил, блестящую, сказал, что это плод какого-то инопланетного растения? – кололся по дороге домой Генка. – Там я его личинку и нашел, выкормил и воспитал…»