Папа на сезон (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Дарина тянет меня за собой, ложась на спину, я поддаюсь. Целую ее, гуляя руками по телу, сжимаю бедро, а потом совершенно не к месту вспоминаю Настю. Как мы на съемной квартире так же лежали на диване, и я обнимал ее, целовал. И вдруг приходит осознание: я хотел Настю по-другому.

Сейчас у меня просто желание обладать красивым телом, не более того, что-то вроде естественной реакции здорового организма на сексуальную девушку, готовую со мной переспать. А с Настей... С Настей это было почти безумие, казалось, если этого не случится, то просто сойдешь с ума. Коснуться ее голой спины, провести пальцами по позвоночнику, ловя моментальный ответ тела. Прижать к себе в бассейне и чувствовать, как она хочет того же, что и я. Как искрит между нами, будоражит мысли и кровь, как тянет к ней, посмотреть, поймать ответный взгляд...

И вот тут приходит новая мысль: парень, у тебя проблемы.

Отстраняюсь, хотя Дарина уже расстегнула ремень на моих брюках.

— Ты чего? – спрашивает с придыханием, взгляд не понимающий, но уверенный: мы закончим начатое.

Я вдруг думаю: сколько таких было у нее за эти годы? А до меня? Скольким мужикам она улыбалась, потом залезала в штаны на первой же встрече, чтобы получить желаемое? Да, я любил ее, но понимаю: она могла так поступать, и ничего внутри у нее не екнуло бы в тот момент. Как не екает, возможно, сейчас по отношению ко мне. Хватаюсь за свою собственную мысль: любил. Не люблю. И сейчас просто пытаюсь зацепиться за прошлое. Только вот очевидно: нечего там спасать.

Отстраняюсь ещё, начиная застегивать ремень, девушка садится, оправляя платье, смотрит недоуменно.

— Ничего у нас не выйдет, – говорю ей. – Если что-то еще хотела, говори.

Она моментально вспыхивает, глаза наполняются злостью, даже руки в кулаки сжимает.

— Считаешь, я с тобой хотела переспать, чтобы что-то получить?

— Такого я не говорил. А ты что-то хочешь получить?

Она молчит, тяжело дыша. Я беру чашку с чаем и делаю глоток. Некоторое время мы сидим в тишине. И я даже хочу, чтобы она сейчас встала и ушла, гордо подняв голову. Так я бы сохранил хоть какие-то остатки уважения по отношению к ней. Но она не уходит. Сидит, глядя перед собой, наконец, усмехнувшись, закидывает ногу на ногу и берет свою чашку в руки. Сделав глоток, отставляет ее обратно и произносит:

— Ты ведь знаком с Соломоновым?

Усмехаюсь. Что ж, я оказался прав, ей что-то от меня надо. Хотя всплывшая фамилия не радует.

— Зачем он тебе?

— Он претендует на один строительный объект за Севастополем. Забашлял кому-то, чтобы получить его, когда тот фактически был отдан другим.

— И что? – хмурюсь я. – Тебе с этого какая печаль?

Дарина молчит, так что в итоге я сам соображаю, что к чему.

— Так ты выступаешь от лица этого второго, оставшегося в пролете? – смеюсь, качая головой. – А он в курсе каким местом ты пытаешься решить его проблемы?

Знаю, что грубо, но у меня уже не осталось уважения, да и омерзение появилось. Если бы она пришла по-человечески попросить помощи, разве бы я отказал? Даже не взирая на прошлое? Ну хотя бы попытался помочь.

Дарина снова краснеет, но мне на ее злость уже плевать.

— Не смей унижать меня, – цедит сквозь зубы.

— А ты чем занимаешься, Дарина? – перевожу на нее взгляд, доставая бумажник. – Когда приезжаешь сюда и лезешь мне в штаны, играя во вновь вспыхнувшие чувства?

Бросаю на стол купюру, поднимаясь.

— Решай сама свои проблемы. Мне они до фонаря.

Она вскакивает следом, если бы я не знал ее, сказал бы – расплачется. Но нет, она не из тех, вот сейчас проявит ту самую гордость, или как это у нее называется.

— Ты пожалеешь, Демьян, что так со мной поступил, – выплевывает уже в спину, потому что я иду к двери.

Ничего не говорю, просто выхожу. Чувствую себя так, словно на меня ушат помоев вылили, причем я сам пришел и встал под этот ушат. Ни к чему были все эти пьяные размышления и увещевания Темыча, достаточно оказалось одной очной ставки, чтобы понять: той Дарины, что я любил, уже нет. По крайней мере, в моей жизни. Да даже если бы была – нас уже нет, и быть не может. А главное: я на самом деле этого и не хочу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пока иду к машине, звонит Света. Чертыхаюсь: нужно срочно ехать в Севастополь, потому что не хватает документа с моей подписью. Как обычно, собирали-собирали бумажки, да что-нибудь забыли.

Ладно, это даже неплохо, позволит отвлечься от произошедшего. Зато Касторин может быть спокоен, больше я его точно не буду подставлять. И правда, надо же было быть таким идиотом...

Где-то километров через тридцать я начинаю терзаться сомнениями: стоило ли так пылить с Дариной. Как ни крути, она поступила плохо, но я повел себя не лучше. Нужно было спокойно поговорить и отказать. Объяснить, что это меня не касается, что я не настолько близок с Соломоновым, чтобы лезть во все это. Но свое дело сыграла злость, потому и повел себя, как полный идиот.

Можно подумать, я испытал удовольствие, наблюдая ее унижение? Нет, не испытал. Положа руку на сердце, я бы предпочел не видеть ее такой вообще, чтобы у меня в голове она осталась той Дариной, что была несколько лет назад.

Звонить и извиняться я, конечно, не буду, ничего это не изменит. Нужно просто вычеркнуть этот эпизод, и все.

В Севастополе задерживаюсь допоздна, когда подъезжаю к дому, часы показывают почти полночь. Автоматически кидаю взгляд на окна: темные, в гостиной горит тусклый свет лампы, вполне возможно, ее просто забыли выключить. Дверь открываю тихо, планируя проскользнуть мышкой в свою комнату, чтобы не разбудить Настю ненароком. Разговора у нас сейчас все равно не выйдет, зато можно избежать неловкость.

В темной прихожей замираю, слыша тихие голоса. Телевизор что ли работает? Делаю несколько шагов и разбираю слова Артема:

— Ты очень красивая, Настя. И очень мне нравишься. Я понимаю, что сейчас все это не ко времени, но может, после того как вы с Демьяном закончите.... Мы могли бы...

Он замолкает, неуверенность в его голосе так и шпарит, только вот я не верю ей ни на грош. Злость поднимается в один момент. Я же его просил, предупреждал не трогать ее.

Готов сорваться с места, но стою, хочу услышать ответ. Настя молчит слишком долго для того, чтобы расценить ее последующий отказ как твердый и уверенный.

— Не думаю, что это возможно, – произносит робко, я аккуратно выглядываю.

Они сидят на диване близко друг к другу, по мне – так недопустимо близко. Темыч поднимает руку и убирает ей волосы за ухо, такой мягкий, интимный жест. Настя дергано отстраняется, не ожидая этого.

— И все-таки подумай, – говорит Артем, я решаю вмешаться.

Да еще как. Резко захожу в комнату, так что парочка вздрагивает, поворачиваясь в мою сторону.

— Демьян, – удивленно произносит Темыч, а я хватаю его за шкирку и тащу к двери.

Первые секунды он пребывает в шоке, потому не сопротивляется, а потом все же пытается вырваться из захвата.

— Какого черта ты творишь? – говорит громко, отталкивая меня.

— Это ты меня спрашиваешь? Я тебе что говорил? Не приближаться к ней! Что непонятно?!

— А ты не охренел, Демьян? – хмурится друг. – Заморочил девчонке голову, а сам спишь с другой.

— Заткнись! – шикаю на него.

— Не надо меня затыкать. И права качать на Настю тоже не надо. Она не твоя, понял! Думаешь, я не знаю, что ты был сегодня с Дариной в моем баре? А теперь пришел весь такой в белом пальто. Знаешь что, не надо учить меня морали!

Злость плохой советчик. Очень плохой, но другого под рукой не находится, и я открываю дверь и выпихиваю Темыча на лестничную клетку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты совсем поехал? – он смотрит на меня во все глаза. – Серьезно? Из-за бабы?

— Чтобы я тебя не видел здесь больше, – сую его обувь ему в руки. – Приблизишься к нам ближе, чем на километр, пеняй на себя.

— К нам? – вздергивает Артем брови в удивлении. – А ты не попутал, друг? Нет никаких вас. Есть девчонка с ребенком и ты. Не веришь, сам с ней поговори. Она мне доходчиво объяснила, что ее интересует лишь ваш договор и что она только и ждет, когда он закончится.