Тени войны - Алекс Орлов

Потом подошел слуга с косметикой. Поставив на небольшой столик свой поднос, он приступил к делу. Быстрыми, отработанными движениями намазал императору голову специальным жиром и тщательно пригладил редкие, окрашенные в фиолетовый цвет волосы. Закончив с прической, раб отступил на шаг, чтобы оценить свою работу. Затем он взялся за кисточки и начал накладывать на лицо императора белила, после чего, словно на чистом холсте, стал рисовать черные брови и молодой румянец. Краска еще сохла, когда подошел слуга с раскуренным рогом и выдул в раскрытый рот Тро бодрящее курение.

Лицо дряхлого больного императора преобразилось. Он задержал дыхание и сделал медленный выдох. Морщины на его лбу разгладились, наступила очередь массажиста.

Слуга лил императору на плечи разноцветные масла, пока они, играя всеми цветами радуги, не стекли до самого пупка. После этого руки массажиста замелькали, размазывая притирания по спине и шее, и пару минут было слышно только пощелкивание старых костей императора и ритмичное дыхание раба. Массаж закончился, когда на теле Тро не осталось ни капли масла.

Процедура сменяла процедуру, и Тро молодел прямо на глазах. И вот за дело взялся чесальщик пяток. Он был лучшим чесальщиком во всей империи. Чтобы заполучить его, Тро сфабриковал против него обвинение в измене своему двоюродному брату. И потом ни разу не пожалел о содеянном.

Если кто-то думает, что чесать пятки очень просто, то он ошибается, потому что это — настоящее искусство.

Первый раз чесальщик прошелся по бедрам императора щеткой из нежных речных водорослей, и Тро закрыл от удовольствия глаза. Потом прошелся по коленям рукавицей из меха выдры. И только после этого — по голеням костяшками пальцев.

Эта комбинация повторялась несколько раз, пока чесальщик не посчитал, что можно переходить к ступням. Его сильные пальцы, казалось, разобрали старческие ревматические ступни по косточкам, и император только охал, но терпел, зная, что главное еще впереди. И вот наконец, когда ноги были уже неощутимы, чесальщик деревянной щеткой принялся энергично скрести по ступням императора, а тот, выгибаясь дугой, трясся, как в припадке…

Еще минут пять после этой процедуры император сидел, уставившись в одну точку, приходя в себя от потрясения.

Когда глаза Тро ожили и задвигались, Худина щелкнул пальцами, и на смену рабам в синем вошли рабы в зеленых одеяниях, несшие туалеты императора. Худина сам навешивал на тощие плечи Тро слой за слоем дорогие разноцветные одежды, а рабы тщательно перевязывали каждый предмет туалета разноцветными шелковыми ленточками. Потом пошли брошки, цепочки и заколки. На голову Тро водрузили алую шелковую шапочку и — последний штрих — вставили в уши жемчужные серьги.

Массивные двери тронного зала распахнулись, и взору многочисленных придворных предстал почитаемый как божество император Тро.

Загремели железные барабаны, все упали ниц. Четыреста безруких рабов — символ несметного богатства, — стоявшие вдоль стен в ожидании знака Худины, выбежали на середину зала и попадали на спины перед божественным, образовав дорожку из человеческих тел от парадных дверей до тронных качелей.

Этот ежедневный ритуал ввел сам Тро. До него все императоры довольствовались обычным ковром, но с тонкой подачи Худины, заботившегося о ревматических ногах божественного, эта чудная мысль появилась в мудром мозгу великого из великих.

Его гениальность состояла и в том, что он придумал рубить некоторому количеству рабов руки по локоть. У самого императора их было четыреста — рабов без обеих рук, а придворные вельможи имели по полусотне, да и то некоторые могли себе позволить только одноруких, чтобы не было стыдно перед соседями.

Конечно, покалеченный раб не приносил никакого дохода — напротив, сплошные убытки, так как за ним требовался отдельный уход. К тому же безрукие «счастливчики» должны были иметь украшения из чистого железа, выглядеть опрятными и упитанными. По числу этих нахлебников судили о богатстве вельможи.

Барабанный грохот и восхваляющие выкрики сопровождали шествие босого императора по мягким теплым животам рабов. С одной стороны Тро поддерживал за руку Худина, а другой рукой божественный держался за плечо своего старшего сына — рослого, но совершенно лишенного разума юноши.

Принца звали Ое. Он был несчастьем и немым укором для императора, поскольку совсем не мог говорить. Вдобавок к этому он косил глазами, пускал слюни и совершенно естественно справлял нужду в залах дворца. Его мать за рождение неполноценного наследника была умерщвлена ядом, который принесли жрецы из храма Железного Отца. Таковы были законы империи.

Вторая жена, Анис, родила императору вполне здорового мальчика, и Тро был этому безумно рад, поскольку злые языки распространяли по столице слухи о наказании, посланном ему Железным Отцом за его неразумное правление.

Тро сошел с последнего теплого живота и подождал, пока двое подбежавших служителей наденут ему на ноги нарядные мягкие тапочки. В них он поднялся по ступенькам к трону и, сев в него поудобнее, дал знак рукой.

Специально поставленный раб начал вращать колесо, приводящее в действие потаенный механизм, и тронные качели вместе с императором поплыли по кругу. Вельможи поднялись с пола и нестройным хором пожелали божественному доброго здравия в это чудесное утро, хотя, в сущности, был уже полдень. Император плыл над головами, и все поворачивались, следя за ним, как за настоящим светилом.

— Какие вести от Аххи? — бросил Тро свысока, обращаясь к военному советнику, его слабый голос был усилен акустикой каменного купола.

— О божественный, от Аххи прибыл посланник, он принес хорошие вести! Войско возвращается с победой, пленниками и богатыми трофеями!

— Как Ирри? Он здоров?

— Здоров-здоров! — поспешно закивал советник. — Мало того, он мужественно сражался и снискал славу храбрейшего.

Улыбка тронула губы Тро, и он окончательно успокоился. А то ведь всю неделю его мучили нехорошие предчувствия.

34

Лагерь мирно спал. Возле горящих костров суетились кашевары, готовя на завтрак похлебку, у вырытых рвов перекликались дозорные.

Птицы уже подавали голоса, собираясь встретить восход. А в полуразбитой туряками кибитке вторую ночь подряд Морис и Анупа наслаждались любовью, пользуясь относительным уединением, пока их утехи не прервал посыльный.

Горнист еще не заиграл подъем, а Морис в сопровождении личного раба Аххи уже следовал в пурпурный шатер военачальника. Когда они подошли к входу, завешенному тяжелым пологом, раб жестом пригласил Мориса войти внутрь.

В центре шатра на походной вытертой подушке сидел Ахха с чашкой зе в руках. Не глядя на Мориса, он произнес:

— Здравствуй, муюм. Проходи и садись, выпей со мной зе, как с равным. Напиток взбодрит тебя и прояснит твою голову. — Морис шагнул вперед, но Ахха снова заговорил. — Любовные утехи туманят разум, — сказал он нравоучительным тоном и протянул Морису наполненную чашку.

Гость сел на подушку и, неловко подогнув под себя ноги, сделал маленький глоток. Он пробовал зе уже второй раз, и напиток ему нравился.

— Как тебя зовут, муюм? Если вообще муюмы имеют добрые имена? — спросил Ахха.

— Я не муюм, вельможа. Я из других мест, а зовут меня Морис.

Ахха недовольно поморщился.

— Муюм, не муюм — в этом нет большой разницы. Ты, Морри, — при этом Ахха ткнул в Мориса пальцем, — являешься моей добычей. Пленником… Вместе со своей подругой. И твоя дальнейшая судьба, я имею в виду жизнь в Тротиуме, полностью зависит от того, как я буду к тебе относиться.

Нарвад отхлебнул из чашки. Морис заметил, как на старческой шее дернулся острый кадык.

— Надеюсь, ты понимаешь, муюм, что я не буду просто так устраивать твои дела. Сейчас ты пленник, но можешь заслужить иную участь. Ты должен помочь мне в одном очень важном деле. — Ахха сделал паузу и, внимательно посмотрев на Мориса, уточнил: — До тебя доходят мои слова или думаешь о своей подружке?

— Я слушаю и понимаю вас, вельможа.

— Тогда слушай дальше. Я видел, как ты действовал в бою с туряками. Ты прекрасно обучен, Морри. — Ахха поставил зе и уставился на гостя, словно стараясь проникнуть взглядом в самые потроха. Морис тоже отставил чашу и смело посмотрел на нарвада. — Ты должен убить одного человека, Морри. Цена — твоя жизнь, а в пределах империи — жизнь свободного гражданина…

— Я согласен, — ответил Морис и поднялся.

Ахха поднялся следом.

— Ты так легко согласился, даже не спросил имя будущей жертвы.

— Мне все равно. Я не собираюсь жить рабом, — ответил Морис, вытянувшись по стойке «смирно» и подобострастно пожирая Ахху глазами.

— И тем не менее. — Старик опустил глаза. — Это мой племянник Ирри… Что скажешь? — Он взглянул исподлобья на пленника.