Тени войны - Алекс Орлов

— Делай как знаешь, мудрый Ахха! — раздались одобряющие крики.

— Пусть муюм и Лело встанут рядом! — распорядился нарвад.

Лело удивленно посмотрел на Ахху.

— Становись, Лело, тебе ведь нечего бояться… Ты же больше всех любил наследника — это все знают, — произнес Ахха с плохо скрываемой угрозой в голосе.

Лело по-прежнему не трогался с места, поэтому к нему подошел раб и, взяв за одежду, потащил на середину круга. Он поставил Лело рядом с Морисом, зачем-то похлопал его по плечу и по животу и наконец отошел.

Видя, что приготовления закончены, нарвад махнул рукой, и двое рабов повели буйвола по кругу.

Солдаты с неподдельным интересом разглядывали животное, как будто видели его впервые. Тут же они обсуждали решение Аххи и заключали пари: узнает ли буйвол злодея и если узнает, то кто им окажется?

Все войско гудело, как пчелиный рой. Но вот наконец белый красавец, направляемый рабами, двинулся к двоим испытуемым, стоявшим в центре большого круга. Разговоры стихли. Ахха и его свита, смешавшись с солдатами, наблюдали за происходящим из общего строя.

Первым по ходу стоял пленник. Животное остановилось и уставилось ему в глаза. Морису показалось, что в этой коровьей голове зреет какое-то страшное решение, и он весь напрягся. В наступившей тишине слышен был стрекот кузнечиков и далекие крики птиц.

Буйвол покачал рогами: «Что, брат, дрейфишь?» — и, повинуясь понуканию погонщиков, направился к Лело. До него оставалась пара шагов, когда белый гигант шумно потянул носом и, оттолкнувшись задними ногами, ударил рогами в источник этого невыносимого запаха.

Лело, отлетев от чудовищного удара на несколько метров, пытался подняться. Он кричал что-то нечленораздельное, но вопли толпы заглушили его оправдания. Еще через минуту все было кончено. Солдаты разошлись, а на траве остался лежать труп Лело.

35

До Тротиума оставалось уже всего ничего. Войско шло по густонаселенной местности, и навстречу солдатам все чаще попадались богатые повозки и пешие путники. Простые люди обходили императорское войско стороной, глядя на него с безопасного расстояния. Народ боялся грабежей, которыми часто грешили императорские солдаты.

При подходе к столице воины надели начищенные доспехи и сели на своих буйволов. Обычай требовал, чтобы войско являлось народу и императору во всей красе.

А перед главными воротами города уже вовсю готовились встречать победителей. На арбах были привезены огромные глиняные сосуды с бесплатным зе из погребов самого императора. Тут же выстраивались очереди жаждущих, нетерпеливо ожидавших начала раздачи. Продолжали подъезжать разрисованные фургоны горожан, которые везли к месту торжества сочные фрукты, сладкий тростник, жирных полосатых крыс и свежие лепешки. Все это раскладывалось прямо на траве и вскоре пестрым ковром покрыло пространство возле дороги.

Росла и толпа зевак. Те, кому не на что было купить угощение, пришли поглазеть на своего императора, потому что Тро нечасто показывался на людях. Пользуясь праздничной суматохой, среди толпы шныряли воры и вытаскивали кошельки у захмелевших горожан.

Дармовое питье из императорских запасов уже ударило в головы наиболее патриотично настроенной части собравшихся. Какой-то толстый горожанин, взобравшись на повозку, не обращая внимания на протестующие вопли ее владелицы, начал выкрикивать лозунги, прославляющие императорский дом. Толпа мгновенно завелась и превратилась в прыгающую и орущую массу людей с выпученными глазами. На повозку-трибуну влез еще один патриот и полез брататься с первым. Заключив друг друга в объятия, единомышленники залились счастливыми слезами.

Неожиданное продолжение спектакля предложила владелица повозки. С яростью, достойной дикой свиньи, немолодая грузная женщина подпрыгнула, как резиновый мяч, и вцепилась в одежду обоих единомышленников. Те качнулись раз, другой и, сметая все на своем пути, повалились на расставленные торговцами товары.

Толпа резко активизировалась, несколько добровольцев принялись самозабвенно лупцевать виновницу. В свою очередь, ее коллеги-торговцы, обиженные порчей товара, принялись дубасить пьяных патриотов. Народ моментально разделился на два враждебных лагеря, началась массовая драка.

Граждане бились ожесточенно и, радуясь предоставившейся возможности выбить ближнему глаз, в средствах не стеснялись. Немногочисленные стражники тщетно пытались навести порядок. Очаг драки разрастался, как дизентерия, и спустя пару минут втянутыми в баталию оказались даже двое слепых нищих. Они уверенно работали своими длинными и увесистыми клюками, стараясь отомстить зрячим за свою неполноценность.

Бум-бум-бум, — загрохотало над побоищем. Железные барабаны извещали о приближении императора.

Безобразие сразу прекратилось само собой. Вывалянные в грязи подданные, будто застигнутые врасплох восходом Бонакуса, с восторгом взирали на приближавшуюся процессию с носилками императора.

По обе стороны от носилок неприступным частоколом следовала охрана. В короткорукавных кольчугах из железных бляшек, ходивших в империи монетой, охрана была похожа на стаю откормленных карасей. Шлемы на головах охранников, изготовленные из голов морских змей, выглядели устрашающе. Один их вид заставлял горожан держаться на почтительном расстоянии.

Телохранители шли размеренным шагом, и только бегавшие в щелях шлемов зрачки да напряженные руки, сжимавшие иглы, выдавали ежесекундную готовность к любой неожиданности со стороны толпы.

Народ расступился, освобождая дорогу процессии и дивясь ее великолепию. Первыми шли десять барабанщиков, за ними — дюжина гладких кастрированных рабов, разукрашенных перьями, цветами и ленточками.

Далее следовал сам император в закрытых носилках, обтянутых тонкой серебристой материей. Пришитые к ней жемчужные шарики создавали диковинный мерцающий орнамент.

Носилки несли рослые слуги из вольных. На их голых торсах бугрились напряженные мышцы, а по лицам стекали капли пота.

За носилками семенил на кривых ногах Худина. А уже за личным рабом императора тянулась кавалькада придворных на белых и желтых буйволах.

Не успело все это сверкающее великолепие остановиться, как раздался одинокий крик:

— Смотрите, Ахха идет! Ахха идет!

И действительно, взметая пыль и пестрея парадными флагами, из-за холма выходило войско, а точнее, то, что осталось от экспедиции нарвада Аххи.

На какое-то мгновение все забыли об императоре, и он, поддерживаемый Худиной, выбрался из глубины носилок и сошел на землю. Телохранители мгновенно окружили божественного, построившись вокруг него в каре.

Сам император, как и весь народ вокруг, со все возрастающим волнением смотрел на дорогу. Однако пыль и расстояние мешали ему увидеть своего доблестного Ирри — любимого сына, который вернул ему покой и радость жизни.

Колонна приближалась довольно быстро, и уже можно было разглядеть, что в первых рядах Ирри нет. Не было его и в последующих.

Глаза Тро застлали счастливые слезы, к горлу подкатил ком — старик едва сдерживался, чтобы не расплакаться от радости. Он ведь так переживал за сына — военный поход не шутка! Но все обошлось, и вот он видит, как его молодой и красивый Ирри вырвался на своем белоснежном буйволе вперед. Да-да, он, конечно же, спешит обнять своего отца. Но, проклятая старость, слезы жгут глаза и не дают рассмотреть дорогие черты.

— Худина! Ты видишь?! Это Ирри! Мой сын жив! Мой Ирри…

Худина смотрел широко раскрытыми глазами и, ничего не понимая, переводил взгляд с всадника на императора, потом снова на всадника.

— Сын мой… — слабым голосом продребезжал Тро и, протянув вперед руки, сделал шаг.

Худина наконец понял весь смысл происходящего и в ужасе закрыл лицо руками.

Ахха легко соскочил с буйвола, подбежал к императору и упал на колени у его ног.

— Ирри… — Император дотронулся до плеча Аххи. — Ты-ы?! А где Ирри? Где мой Ирри?! — закричал Тро тоскливо, словно почуявшее смерть животное. И этот крик заставил вздрогнуть всех вокруг. — Говори! Нет-нет! Молчи! Я доверил тебе самое дорогое, а ты… Ты предал меня! — В голосе императора послышалась угроза. — Я… я… А-а-а! — Тро схватился рукой за сердце, закачался, как старый шалаш под ветром, и повалился на землю.

Худина бросился к своему господину. Подбежал лекарь, подскочили несколько придворных с испуганными лицами, но через минуту все отступили от тела и застыли, низко опустив головы.

Худина не таясь плакал, и лицо его дергалось, перекашиваясь безобразными судорогами.

Ахха тем временем поднялся с колен и принялся невозмутимо отряхивать штаны. Затем преспокойно взобрался на спину своего скакуна и вяло махнул рукой, призывая войско следовать за ним.