Наваждение - Хоружик

Его руки на моей спине, блуждают по моей коже, — Я заставлю тебя кончить снова, — говорит он, — На этот раз будет безумие.

— Она такая тугая, — шепчет он, — Ты подходишь мне как пазл.

— Господи, ты снова заставишь меня кончить, — предупреждаю я.

— Ты этого не сделаешь, пока я не скажу, ты меня слышишь? — он хватает меня за прядь волос у основания головы и тянет мою голову назад.

Я киваю, но оргазм вот вот опять меня достигнет, — Я больше не могу терпеть.

Он рычит, врезаясь в меня одним глубоким толчком, — Можешь кончать, принцесса.

Оргазм накрывает все мое тело, как приливная волна, интенсивность настолько мощная, что меня может унести прочь. Не знаю, сколько времени прошло после этого, когда я, наконец, начинаю спускаться и отрываю лицо от подушки, чтобы посмотреть на него.

Громов проводит руками по моей спине и бедрам, — Я сказал, что тебе понадобится подушка.

— У меня нет слов. Думаешь, кто-нибудь заметил, что мы ушли?

— Я думаю, у нас, вероятно, есть аудитория за дверью, — говорит он, выскальзывая из меня и шлепая меня по заднице.

— Что? — визжу я.

— Успокойся, — говорит он, — Это была шутка. Твое лицо было в подушке.

Он целует меня в губы, его поцелуй сразу же меняет оттенок момента с веселого на чувственный, — Одевайся и иди в ванную, чтобы привести себя в порядок,— говорит он, — Я встречу тебя внизу. Если ты хоть слово скажешь этому парню, я дам ему в морду посреди вечеринки, а потом согну тебя и выпорю.

Мои глаза уставились на него, — Печально то, что я думаю, что ты сможешь это сделать.

Он усмехается, — Хорошо. Я думаю, ты все-таки начинаешь узнавать меня, принцесса.

Глава 19

— Черт, ты меня напугал, — она стоит у открытой балконной двери в хлопчатобумажной футболке, едва прикрывающей ее задницу. И трусики, наверное, хотя я их не вижу. Это должны быть стринги, так как я сжег ее бабушкины трусики, что вызывает у меня улыбку, — Чему ты улыбаешься?

— Ничего, — говорю я, — Ты собираешься впустить меня сюда или что?

— У меня есть выбор, или ты все равно собираешься влезть? — спрашивает она.

Я ухмыляюсь, обхватываю ее рукой и притягиваю к себе. Я медленно целую ее, позволяя ей раствориться во мне, но останавливаюсь, когда вижу блокнот на кровати, — Опять рисуешь? — я поднимаю его.

Катя тянется к нему, но я держу его высоко над ее головой, — Ты просто не можешь выбросить меня из головы, не так ли?

— Отдай мне его, придурок, — говорит она, стиснув зубы, —Или я закричу.

Эта мысль заставляет меня смеяться, — Я уверен, что наши родители хотели бы войти в комнату, чтобы увидеть, что ты одета только в эту футболку и держишь блокнот, полный рисунков моего члена.

Она смотрит на меня, скрещивает руки на груди и тяжело падает на кровать, — Хорошо. Как бы то ни было. Ты все равно уже посмотрел на них, так что мне все равно.

— Это очень разумно с твоей стороны, — я иду в другой конец комнаты, наконец, взглянув на рисунок, который она рисовала. Я ожидаю увидеть меня, но это не так, — Это твоя мама?

Она кивает, и ее взгляд заставляет меня стыдиться того, что я вырвал у нее блокнот, — Я рисую ее такой, какой я ее помню, а не такой, какой она была ближе к концу.

— Хорошо, — такое глупое слово, думаю я, как только оно вылетает из моих уст. Её рисунки прекрасны — это было моей первой мыслью, когда я взял ее блокнот, прежде чем я понял, что это все я.

— Я не рисовала тебя раньше, — говорит она.

Я протягиваю ей блокнот, и она закрывает его, и по тому, как она смотрит на меня, я могу сказать, что ей неловко.

— Нет? — спрашиваю я, подняв брови, — Я разочарован. Я всегда хотел преследователя.

Она молчит минуту, и я думаю, что выбрал неправильный способ поднять настроение, но затем она поднимает взгляд и пожимает плечами, —Я взяла прядь твоих волос и сделаю храм в честь тебя, — она ехидно ухмыляется.

Я сажусь на кровать. Катя опирается на подушки у изголовья, подтянув колени к груди. Она выглядит такой уязвимой, что мне хочется протянуть руку и обнять ее, но это кажется слишком банальным, поэтому я просто сажаю ее себе на колени и прикрываю их руками. Есть что-то в том, чтобы быть с ней прямо сейчас, — Это хорошо, — говорю я, — С волосами все в порядке. Если бы ты сделала слепок моего члена, это было бы странно.

— Хорошая идея. Вот мой план на вечер, — говорит она.

Она смеется, но звук быстро стихает, и мы сидим в тишине, а я потираю ей ноги, — Ты много думаешь о ней?

— О ком?

— О своей маме, — говорю я, кивая на блокнот.

Она пожимает плечами, — Ее уже давно нет, ты ведь знаешь?

— Не так уж и долго, — говорю я, — Несколько лет, да?

— Да, — говорит она, — Я была в восьмом классе когда она заболела. Рак груди. Было слишком поздно, когда мы узнали.

— Мне жаль. Я действительно не знаю, что сказать.

— Тут и не надо ничего говорить. Это уже прошло.

— Давай тогда сменим тему? — говорю я, — Ты всё таки решила где будешь работать? Надеюсь не в экономике?

— Ты думаешь эта работа, не сделает меня счастливой? — спрашивает она, — Может быть, это моя мечта.

— Это не твоя мечта, —я уверенно произношу эти слова, хотя и не должен. Я не должен знать, чего она хочет или не хочет, но я знаю. Я точно знаю, что она не хочет работать в экономике.

— Могу я тебе кое-что показать?