Османы. История великой империи - Азиз Явуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно традиции, каждый новый султан выплачивал войску бакшиш – что-то вроде премии по поводу своего восшествия на трон. Эту традицию заложил еще Баязид I, и она свято соблюдалась, но Сулейману II пришлось ее нарушить, потому что казна была пуста. Более того, начались задержки с выплатой жалованья янычарам и сипахам… 23 февраля 1688 года янычары подняли очередной бунт, который охотно поддержала столичная беднота. Восставшие ворвались во дворец великого визиря Сиявуша-паши и убили его. Мустафа-паша остался в живых, но должность каймакама ему пришлось оставить. Ничего, как говорится, главное, чтобы голова осталась на плечах, а всё остальное можно поправить – уже в ноябре 1689 года Мустафа-паша стал великим визирем. Он начал с того, что уменьшил налоги, подтянул дисциплину в армии и существенно облегчил положение христиан в надежде, что это сделает их лояльными. Затем Мустафа-паша стал готовиться к походу на север. Во второй половине 1690 года ему удалось вернуть кое-что из утраченных османами земель, в частности – Ниш, Смедерево и Белград, а также укрепить контроль над Боснией. В планы амбициозного великого визиря входило и завоевание Вены, но этим великим планам не суждено было сбыться – 19 августа 1691 года он погиб во время сражения с австрийцами близ сербского города Сланкамена. Его гибель привела к паническому отступлению османского войска в Белград (если гибель предводителя вызывает резкое падение боевого духа, то тут есть о чем глубоко задуматься, разве не так?).
На троне в то время сидел Ахмед II, ставший султаном в июне 1691 года после смерти своего старшего брата Сулеймана. Подобно Сулейману, бо́льшую часть жизни Ахмед провел в кафесе, и правитель из него был, как из воловьего хвоста опахало. Поистине трудно сказать, что было хуже для династии – узаконенное братоубийство или же содержание султанских сыновей в строгой изоляции… Ковры в кафесе были пушистыми, подушки мягкими, а еда обильной, но заточение в полной оторванности от жизни пагубно сказывалось на интеллекте и расшатывало психику. Ахмед ничем не отличался от Сулеймана, ну разве что в каллиграфии был менее искусен. Правление его было недолгим и закончилось в феврале 1695 года, на пятьдесят втором году жизни султана. Согласно традиции, трон перешел к старшему в роду – тридцатилетнему старшему сыну Мехмеда IV Мустафе, который отличался от своих дядюшек тем, что жил не в кафесе, а в Эдирне, в более свободных условиях. В частности, Мустафа мог выезжать на охоту, которую он любил не меньше своего отца. Что же касается государственных дел, то ими султан Мустафа II традиционно не интересовался. Да – традиционно, поскольку отстраненность от правления уже стала традицией в доме Османов. Печально, но что поделать, ведь прошлого не изменить.
Напрашивается закономерный вопрос – так уж ли не хотел править Мустафа, который, в отличие от Сулеймана II и Ахмеда II, был, как сказали бы в наше время, социализированной личностью? Не старались ли великие визири из семейства Кёпрюлю отстранять султанов от власти? Недаром же Мехмед-паша Кёпрюлю вытребовал себе неограниченные полномочия…
На самом деле османского правителя, который мог и желал править, не получилось бы отстранить от власти, точно так же как не получилось бы систематически саботировать распоряжения султана. Воля правителя, если таковая имелась, стояла превыше всего. Что же касается неограниченных полномочий Мехмеда-паши, то суть их заключалась в гарантированном одобрении Мехмедом IV всех решений великого визиря и в обещании султана игнорировать любые выпады против своей «правой руки». Без приложения тугры, решения Мехмеда-паши, входившие в султанскую компетенцию, не имели силы, это первое. Второе – султан был вправе в любой момент отменить свои обещания или назначить великим визирем другого человека. Иначе говоря, при желании Мехмед IV мог контролировать деятельность своего великого визиря и мог в любой момент избавиться от него, если бы захотел. Кара Мустафа-паша на протяжении семи лет пользовался теми же неограниченными полномочиями, что и его усыновитель Мехмед-паша. Однако стоило только прогневить султана крупной оплошностью, допущенной под Веной, как в империи появился новый великий визирь, а лишившийся султанского расположения был задушен (к слову, казнь оказалась весьма милостивой – каждый конец удавки, овившейся вокруг шеи Кара Мустафы-паши, тянуло несколько человек, отчего паша умер очень быстро).
Подведем итог сказанному – если бы Мустафа II хотел лично управлять государством, то никто бы не смог этому воспрепятствовать. Но, чисто с человеческой точки зрения, султана Мустафу можно понять, ведь охотиться гораздо приятнее, нежели заниматься делами правления.
Следующим великим визирем из семейства Кёпрюлю стал Хусейн-паша, приходившийся племянником Мехмеду-паше и потому получивший прозвище «Амджазаде».[161] При осаде Вены 1683 года Хусейн-паша состоял в ставке великого визиря Кара Мустафы-паши и потому на него после поражения тоже распространилась султанская немилость – около года он провел в заключении, которое, к счастью, оказалось недолгим и не сокрушило его карьеру. После освобождения Хусейн-паша занимал наместнические должности среднего масштаба, в 1694 году стал капудан-пашой,[162] а в сентябре 1697 года был назначен великим визирем.
Надо понимать, что подобно тому, как дерево пускает в землю корни, любой высокопоставленный сановник обзаводится верными людьми, которые, будучи обязанными ему, становятся его «корнями» в правительственном аппарате. Влияние семейства Кёпрюлю обеспечивалось корнями, которые сохранялись, пока должность великого визиря занимали представители других семейств.
Перед Хусейном-пашой стояла нелегкая задача – нужно было убедить султана Мустафу в том, что ради сохранения бо́льшего стоит пожертвовать малым. Собственно, в этом нужно было убедить не только султана, но и придворное общество, патриотизм которого нарастал всё сильнее по мере ослабления империи. Войну, начатую в 1684 году, в которой Османская империя противостояла Священной Римской империи, Речи Посполитой, Российской империи и Венецианской республике, нужно было прекращать любой ценой, пока она не привела к необратимым последствиям (а она запросто могла к ним привести). Сделав ряд территориальных уступок,
