Агония - Оксана Николаевна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Реня, отстань, — глухо выдавил, еле найдя в себе силы, произнести это мало-мальски спокойным тоном.
— Не отстану, — заупрямилась. — Теперь ни за что не отстану. Что он тебе такого сказал, что тебя аж выворачивает?
Действительно выворачивало. Но сказать он ей не сможет. Грязно. Как про шлюху. «Она громко стонет, когда сосет», — сказал ему как-то Рейман. Хоть и сам далеко не скромник, но повторить это язык не повернется.
— Реня, если ты сейчас не успокоишься, то нарвешься на грубость. А я не хочу быть грубым. Мне так нравится, что у нас все хорошо, без этих взаимных пинков.
— Ой, еще скажи, что он тебе про оральный секс насвистел, — легко выдала со смешком и вдруг поняла, что попала в точку. Поняла по его реакции. По той силе, с какой схватил ее за локоть и потащил обратно к костру. — Да? — переспросила и засмеялась.
Смех получился резким и громким. Где-то в деревьях всполошились сонные птицы. Что-то затрещало, ухнуло.
— А мне что-то не смешно! Тогда не смешно было это слышать! И сейчас совсем не смешно с тобой это обсуждать! — рыкнул на нее. — Ты в своем уме?
— Извини, я не хотела, это сл… само собой получилось, — чуть не сказала «случайно», но вовремя сдержалась, иначе это бы выглядело стебом. — Нет, стой! Подожди! Давай поговорим… — Шагнула наперерез и уперлась ему в грудь.
Пыталась с ним бороться, и, когда ему надоело это упорство, он подхватил ее, приподнял над землей и понес.
— Ой, как я люблю, когда мой Шамрай меня на руках носит! — смеясь, воскликнула Регина.
Он остановился, тяжело дыша, но не от тяжести в руках. К тяжести ее тела он привык, к его формам и изгибам.
— Тебе лучше помолчать… а то точно договоришься…
— Нет, — обвила его плечи руками и, прижавшись щекой к щеке, заговорила на ухо, — сейчас мне точно нельзя молчать. Я действительно в своем уме и не стала бы обсуждать с тобой такие вещи, если бы было что обсуждать. Он наврал тебе все. Ничего такого у нас с ним не было.
Вадим молчал, выравнивая сбившееся от злости дыхание.
— Неси меня обратно. Об этом лучше говорить наедине. А то твои родственники меня засмеют.
Они вернулись к дереву, Шамрай усадил ее на изогнутый ствол, как на скамейку.
— Может, вам пледик принести? — крикнула Света.
— Ага, и презервативы!
— Презервативов нет. На, а то ты не знаешь, что девочкам нельзя попу застужать, все болезни оттуда. — Подошедшая Светка сунула ему плед. Видимо, она решила, что брат сказал это серьезно.
— Знаю. А презервативами мы не пользуемся. — Шамрай взял у нее из рук мягкий плед и набросил на дерево.
— Правда? Может, у меня скоро будут племяшечки? — радостно воскликнула Света.
— Киря! — крикнул Вадим. — Следи за своей женщиной, в конце концов, а то она лезет, куда не просят. И не наливай ей больше!
— Понял, Вадь, понял! — засмеялся в ответ Кирилл. Светка, что-то напевая себе под нос, пошла обратно.
— Ты же знаешь его. До донышка. Зачем ты ему веришь? — спросила, устроившись на пледе. Так мягче и удобнее.
Вадим шумно выдохнул и снова достал сигареты.
— Регина, это не тот вопрос, в котором я должен верить ему или не верить.
Теперь Чарушина тяжело вздохнула, принимая правоту его высказывания.
— Дай, — вдруг сказала она и протянула руку, прося сигарету.
— Зачем?
— Хочу попробовать на вкус.
Он не отговаривал. Прикурил и поднес сигарету к ее губам. Реня неглубоко втянула дым, тут же его выпустив.
— Я никогда в жизни не курила. Это моя первая затяжка.
— Понравилось?
— Сладко.
Сам дым не особенно сладкий, но после того, как выдохнешь, во рту оставался сладко-мятный привкус, особенно на языке.
— Орального секса у меня тоже ни с кем не было. Можешь не верить, но это правда. И Рейману я об этом не говорила. Он не знает. Мы это не обсуждали, я просто не хотела.
Рубиновый кончик сигареты метнулся вверх — Шамрай затянулся и тут же выдохнул.
Регине показалось, что в этом выдохе было больше спокойствия, чем прежде. Он почти безмятежный, с облегчением, поэтому она позволила себе пошутить:
— Так что придется тебе смириться, что я у тебя девственница. А Светка мне про пуд соли…
— Да я уж как-нибудь… — коротко засмеялся он. — Чего Светка?
— Светка сказала, что пуд соли сожрать с мужиком — это как пару литров спермы выпить.
Шамрай сначала замер, немо осмысливая сказанное, потом расхохотался. Долго смеялся и, когда почти успокоился, выбросил сигарету и прижал Регину к себе. Поцеловал, все еще вздрагивая от беззвучных смешков.
— Сестра может, да… правду-матку рубит с плеча…
— Не так поцелуй. По-другому, — потребовала Чарушина.
— «Смерть как хочу»?
— Нет, «умер, но еще хочу».
Он переместил руки, устроив ее голову на сгибе правой, другой обнял за плечи и крепко-крепко прижал к себе. Поцеловал тоже крепко-крепко. В таком поцелуе не было нежности — только звериная потребность взять, смять, подавить. Чарушина довольно засмеялась, испытывая привычный взрыв восторга от животного порыва, с которым Вадька хватал ее в свои медвежьи объятия.
— Девственница она у меня, — усмехнулся он.
Руки его стали мягче, и Регина перехватила свои, уютно обняв его за плечи. Она не задумывалась, какое впечатление на него произвели ее слова. Потешили ли самолюбие… Обрадовали ли… Что он подумал… Рада была, что пришлось назвать вещи своими именами. Пусть знает, что есть интимные моменты близости, которые она раньше не позволяла. И пусть его мысли и чувства останутся при нем.
— Обещай, что не помчишься к нему на разборки.
Хоть в своем разговоре они уже совсем далеко отошли от первоначальной темы, Регина не забыла, что хотела от Шамрая, уводя его поговорить.
— Разборок не будет, я просто переломлю его пополам, и все. Он это заслужил.
— Обещай. Я знаю, тебе тяжело отступить. Ну, пожалуйста… — говорила и сама понимала, что это немыслимо. — Вадичка, кто ты и кто Рейман. Где ты и где Рейман…
— Все просьбы через постель, — усмехнулся Вадим. — Ты вообще если собираешься меня о чем-то просить, должна просить только в кровати.
— Хорошо, — тихо засмеялась, — правда, мы сейчас далеко от кровати.
— Кровать — это условно. Я тебя в кусты утащу, и ты мне все свои просьбы озвучишь. Девственница моя.
— Сторгуемся, да? — с улыбкой уткнулась ему в шею. От него пахло дымом, лесом, парфюмом, который потяжелел, смешавшись с остальными запахами. И еще почему-то — дождем.
