Не скрыть (СИ) - "BornToRuin"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
IX. Проклятие
Январское морозное утро давало о себе знать, просачиваясь бледными солнечными лучами сквозь витражные окна старинного мрачного замка, озаряя его стены, пол и убранство. Хмурая, казалось, нескончаемая зима успела надоесть абсолютно всем; даже чудищам, что так любили тьму и чужую скорбь, несущую за собой это суровое время года. Потому проглядывающиеся золотой блик не мог не радовать всякого обывателя дворца. Однако, в маленькую безоконную кладовочку солнечному свету восходящего солнца проникнуть не получалось. Безрадостный и отрешённый молодой человек сидел на изножье кровати, погружённый в полный мрак неосвещённой тесной комнаты, грустно склонив голову и находясь в полной власти смятений и раздумий. Его ночь выдалась бессонной: каждый час, после тяжёлый попыток уснуть, глаза самопроизвольно открывались, пробуждая нуждающийся во сне организм, из-за чего жуткая мигрень и упадок сил не заставили себя долго ждать. Разум полностью поглотила тревога; мысли скачут с одной на другую, ясности нет, а в голове сплошная каша. С каждым приближением к желанной свободе опасения и сомнения мгновенно охватывали бедного парня, заставляя колебаться в правомерности поступков и рациональности мышления. Всё ли он делает правильно? Будет ли так лучше? Поймают ли его хозяйки и что за этим последует далее? Украденные маски, спрятанные под кроватью, попросту не давали покоя; Стефан борется с паранойей, что рано или поздно, стоит ему только помедлить, как пропажу и подмену ангельских ликов заметят, и все подозрения мигом обрушатся на него — тогда-то, при обыске комнаты, правда всплывёт наружу. Помимо страха быть пойманным — переживаний прибавляли дочки Госпожи: Стефан умудрился нырнуть с головой в этот грязный омут разврата, похоти и интриг, переспав с каждой из них. И, зная о соперничестве между сёстрами, ведьмам вряд ли понравится, расскажи Кассандра о их маленьких секретах, что повлечёт за собой неминуемые последствия, где главной причиной розни уже станет спор о том, кто какую часть серпом омерзительному мужлану оттяпает. Вдобавок ко всему, мысль, что ответственность за смерть Илины полностью лежала на нём, прочно засела в голове; и хоть молодой человек пытался убедить себя в том, что это должно было произойти — в конце концов, без потерь в таких замыслах не обходятся, — он так, так или иначе, чувствовал свою причастность. Но главная проблема-то заключалась в том, стояло ли это каких-либо жертв? Сейчас, будучи обессиленным, подавленным и поникшим, Стеф думал, что же будет делать с этими мраморными проклятыми масками дальше: вернёт каждую на место или продолжит предпринимать попытки выбраться из замка, пока всё не стало ещё хуже? С одной стороны, ему чрезвычайно сильно хотелось раз и навсегда покончить со всей этой чертовщиной, сбежав как можно дальше, к спокойной и свободной жизни, с другой же — кровожадные, безумные и жестокие девушки крепко накрепко привязали его к себе невидимыми узлами, заставив проникнуться и даже полюбить. Чувства, которые он испытывал к ним, определённо были нездоровые, казалось, что парень начинает сходить с ума. Как вообще можно оправдывать этих убийц? Как можно испытывать к ним что-то тёплое? И почему холод их тела манит сильнее, чем жар простой живой девушки? Так или иначе, Стефану необходимо было начинать с этим что-то делать: идти к Герцогу с целью сообщить, что третья маска у него и можно строить план о краже последней, либо расстроить торговца, заявив, что на этом их сотрудничество прекращается, ибо продолжать стало слишком рискованно. Но возникает новая проблема. Что, если такой расклад ему не понравится, и хитрый торгаш сдаст брюнета Госпоже со всеми потрохами и ангельскими ликами? «Во что я, чёрт возьми, ввязался?»
Продолжать молча сидеть, страдать и нагружать себя подобными дилеммами “если бы да кабы” — уже не было смысла, посему Стеф пересилив себя, встал с кровати и принялся надевать чистую одежду. Он и так очень запозднился с привычным утренним подъёмом; обычно, в это время молодой человек во всю занят делами. Но из-за бессонной ночи ни энергии, ни желания идти выполнять свои обязанности попросту не было, и оставаться в лакейской, пока ему за это не надают по шапке, посчиталось куда заманчивее. Однако, поставленная задача — встреча с Герцогом — вынудила покинуть тихую, маленькую, надёжную крепость, как бы того не хотелось. И, закончив с надеванием новых, не запачканных кровью, вещей, парень незамедлительно покинул её, бросив напоследок взгляд в сторону постели, под которой лежали главные причины его тревоги, словно всё ещё обдумывал своё решение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И стоило парню только выйти за порог комнаты и пройти пару шагов, как из-за угла выскочила разгневанная главная камеристка.
— О! Доброе утро, Ваша Светлость! — Камелия наигранно и очень низко поклонилась, едко произнеся каждое слово. — Как спалось? Надеюсь, крепко и сладко!
Стефан устало посмотрел на горничную сквозь покрасневшие глаза и опухшие веки, отвечая всем своим вялым видом на, пусть и риторический, вопрос.
— Ты время видел? — недовольно спросила она, уперев руки в бока. — Почему я одна тут бегаю, как дура, суетясь, пока вы отдыхаете и развлекаетесь?! Какое нахальство! Сначала не желают выполнять указы, а потом спят до скольких вздумается.
— Камелия, не кричи…
— Не тебе меня затыкать! С каждым днём ты наглеешь всё больше и больше. Если подобное ещё раз повторится — я буду вынуждена пожаловаться Госпоже.
Молодой человек пропускал возмущения девушки мимо ушей. Он потирал виски и глубоко дышал, не смев более произнести ни слова. Неимоверно сильно хотелось высказаться, сказать, что он о ней думает, но каков от конфликта резон? Разве подобное сможет заткнуть её? Этим брюнет лишь раздует раскалённые угли гнева камеристки.
— Ни тебя, ни Илины на рабочем месте нет. Как ушли вчера вместе, так и пропали. Что, прикажете, мне думать? Какой-то кошмар!
Но как только Стефан услышал знакомое имя в речи служанки — сразу пришёл в себя и присоединился к этой беседе одного человека.
— Как это Илинки на рабочем месте нет? — разумеется, он знал причину отсутствия молодой горничной, но каким образом Камелии об этом расскажешь? Как объяснить, что им понадобилась в оружейной Кассандры и откуда у них доступ к ней? Лучше изобразить удивление и свою непричастность, в любом случае, рано или поздно, главная камеристка узнает о смерти своей подопечной.
— Это у тебя нужно спросить. Ты последний её видел.
— Я проводил её до комнаты и ушёл, — солгал он, — Больше мне ничего неизвестно.
Камелия немного расслабилась, положив руки по швам.
— И где носит эту девчонку… — процедила та, закатив глаза. — Хорошо. Продолжу поиски. А ты, — первая служанка неприлично тыкнула Стефана указательным пальцем в грудь, — займись делом. Вперёд!
Камеристка слегка подтолкнула молодого человека в спину и быстрым шагом двинулась дальше. Стеф же, положив руку в карман и нащупав там металлическую связку, свистнул ей в след, тем самым заставив остановиться. Она нехотя повернулась в его сторону и недоумевающим взглядом окинула парня, словно у этого звука был двойной смысл, который вряд ли понравится благопристойной девушке.
— Чуть не забыл. — молодой человек достал из брюк ключи и кинул их Камелии, не потрудившись подойти ближе, дабы вручить их лично в руки.
Горничная испуганно дёрнулась, но двумя ладонями поймала летящую в неё тяжёлую связку.
— Где ты…
— Нашёл. — спокойно изрёк Стефан. — Валялись на кухне возле вёдер. Не теряй.
Но главная камеристка, вместо благодарности, недоверчиво прищурилась и изобразила задумчивую гримасу, будто стараясь вспомнить в какой момент могли выпасть ключи. Брюнет как-то обратил внимание на её копошение в углу кухни; как она нагибалась, чтобы что-то достать. Потому-то и не придумал ничего лучше, чем случайную потерю, в результате такого наклона.
Камелия продолжительное время сверлила брюнета подозрительным взглядом, от чего мелкие мурашки забегали по спине. Не став дожидаться, пока она соизволит хоть что-то произнести или уже, наконец, прекратит пялиться, Стеф развернулся и пошёл вперёд, в противоположную от неё сторону, однако пристальный взор провожал его до самого конца; до того, как он не скрылся за стеной, ведущей налево.