Чёрный полдень (СИ) - Тихая Юля

Меньше всего Дезире был похож на умирающего. Меньше всего было похоже, чтобы он растворялся где-то или чего-то боялся. И всё равно у меня отчаянно потели ладони, а в горле застрял огромный колючий ком.

Юта тем временем выбрала одну из палочек, которая оказалась голубоватым, чуть светящимся мелком, и принялась чертить на полу круги, нашёптывая что-то себе под нос. Линии у неё выходили такие ровные, словно их рисовала машина, а не человек, а вязь знаков получалась плотной-плотной.

Наконец, она установила треногу с головой в центре, отошла в сторону, оглядела критически своё творение. Лизнула палец, стёрла с пола лишний штрих. А потом развела руки — и запела.

Все волоски на моём теле встали дыбом. На коже заискрилось что-то, резко запахло озоном, в ушах — назойливый стеклянный звон. Очертания предметов поплыли, размылись, будто чудовищный поток силы исказил не пространство даже — самую суть вещей; зверь внутри зашипел и заставил меня попятиться; я вжалась в стену, вцепилась пальцами в гобелены, вгрызлась зубами в щёку, чтобы не заорать.

Бамм!

Чайный столик выцвел, как поднесённая к огню картинка, почернел и стал пустотой. Роспись с фарфоровых чашек стекла цветными пятнами на пол, собралась в сияющую радужную кляксу. Всё закружилось, будто вокруг кольца поднялся ураган, уносящий с собой блики и тени.

Только ветра не было. Духотой давило грудь.

Бамм!

Узоры будто всасывали в себя краски. Пронзительно зазвенел телефон, — потом его накрыла волна, и он выцвел тоже в безмолвный карандашный набросок. Линии на полу подпрыгнули, вздрогнули и засветились кипящим белым.

Бамм!

Звук застрял в ушах. Зверь скрутился в испуганный комок, вжался сам в себя, уполз в пятки и приготовился умереть. Сила коснулась меня, потянула за одежды — платье выцветало само собой, — но Юта вдруг сверкнула глазами, и хищный вихрь прошёл мимо.

Бамм!

Я сползла по стенке, закрыла глаза и заткнула уши. И сидела так мучительно долго, пытаясь заглушить стук сердца заученной наизусть молитвой, пока Юта не взяла меня за руку.

— Мы закончили, — ровно сказала она.

Ладонь у неё была тёплая, чуть шершавая, мягкая. Человеческая. Ногти опилены аккуратным овалом, на каждом тонкой кистью вырисован знак. На запястье тяжёлые механические часы с тремя циферблатами и фазами луны, на шее висят, покачиваясь, две пары очков.

Влево — вправо. Вперёд — назад. Они колебались маятниками, изредка сталкиваясь и сплетаясь шнурками. Одни затемнённые круглые, в которых Юта прятала свои глаза, другие — узкие прямоугольные, домашние, с очень толстыми выпуклыми линзами.

А глаза у неё оказались карие и почти не светились. И всё равно в них было что-то мучительно страшное, жуткое каким-то животным чутьём, — то ли оттого, что в лунных глазах не было белка, то ли оттого, что им не досталось зрачков.

— Всё… получилось? — хриплым шёпотом спросила я, загипнотизированная этими глазами.

Юта поморщилась. Зато Дезире за её спиной возмутился:

— Ничего у неё не получилось!

— Ничего?

Я моргнула. И почему-то улыбнулась.

— Абсолютно ничего.

Юта поджала губы:

— Всё-таки будет корректнее сказать…

— Вообще ничего, — обиженно продолжал Дезире. — Ни памяти, ни глаз, ни даже тела! Уж тело-то? Как вышло, что ты не знаешь, где моё тело?

Юта раздражённо дёрнула плечами.

Комната выглядела совершенно как прежде. Гобелены, цветы, бахрома. Сдвинутый в сторону столик, плюшевый диван. Мраморная голова на треноге. За окнами выл ветер, вдали что-то гремело, какие-то тревожные голоса.

— Филипп Усекновитель, — задумчиво повторил Дезире. — Ладно, если я не помню сам, расскажи ты. Юта! Что там дальше? Ты ведь знаешь мои имена!

Она молчала очень долго. Молчала — и стирала линии на полу мягкой тряпочкой.

— Это не ты больше, — наконец, сказала она всё теми же ровными интонациями. — Кривое зеркало, отражённый свет… ты изменился. И имя посмел взять другое. Как вы называете его, Олта? Дезирра?

— Дезире. Это из сказки.

— Из сказки… Ясно.

На улице снова что-то грохнуло, как будто бы по анфиладе тащили что-то тяжёлое, но я была так напряжена, что забыла сразу же, как услышала. Дезире с жаром убеждал Юту раскрыть ему тайну имён или сказать, где искать забытое тело, а Юта что-то ему выговаривала.

Потом за окнами мелькнул свет и какие-то силуэты. Шум шагов. И в дверь забарабанили:

— Комиссия по запретной магии, откройте.

xxxiv.

— Разуйтесь здесь, пожалуйста.

— …согласно международному декрету о продиводействии потенциально опасным заклинательным техникам, вы имеете право сохранять…

— Вито, Вито, не нужно. Мастер Юта, прошу извинить наше вторжение… Вы сами, конечно, должны понимать…

— Не понимаю, — холодно перебила Юта. — Что привело вас в мою друзу?

— Поступил сигнал, — торопливо залебезил тот же скрипучий голос, — вам должно быть известно, что артефакты в зданиях Университета заменили на более современные и чуткие, и на пульт… произошла ошибка, вероятно, но вы очень поможете нам, если…

— Ошибка? Ошибка?! Ратти, здесь фонит! Хуже, чем у Бишигов! Госпожа Юта, вам нужно будет проехать с нами.

— Я уверен, что должно быть исчерпывающее объяснение…

— Здесь линии, — это был новый голос, низкий и уставший. — Мастер Юта, вы позволите нам скатать ковёр?

— Селе, сходите за лампой, будьте любезны.

— Но…

— Сходите за лампой, Селе. Мастер Юта, я могу убрать ковёр? И не могли бы вы пояснить для нас природу ритуала?

— Кто ещё есть в башне? Нужно всех допросить.

— Так вот, о ритуале… вас ведь не затруднит?

— Здесь всё ясно по знакам и запахам, Кадер! Это некромантия. Она воскрешала мёртвых! Мы обязаны…

Здесь все загомонили разом, и я почти услышала, как Юта закатила глаза.

Мы с Дезире прятались в платяном шкафу. Юта запихнула меня в него, толком ничего не объяснив. В шкафу висели платья, пропахшие пылью и нафталином, старомодные и странные: с нижними штанами, подушками под юбкой, металлическими кольцами на талии и прочей ерундой; шкаф был массивный и широкий, но стоять в нём было решительно невозможно, — мешали ряды вешалок и перекладина. Я сидела внизу, отталкивая от себя ладонями скользкую атласную юбку. Мраморная голова облокачивалась на мой валенок, нос статуи утыкался мне куда-то под колено.

— Госпожа Леменкьяри отсутствует, — наконец, холодно сказала Юта. — Скатайте ковёр, но имейте в виду, если вы повредите шитьё…

Несколько минут было слышно только невнятные рваные шорохи, а затем — бормотание: кажется, неожиданные гости разбирали знаки. Затем всё тот же противный голос, который утверждал, что «всё и так ясно», хлопнул в ладоши и торжественно объявил:

— Это некромантия, уважаемая комиссия.

— Вито, у нас пока нет экспертного заключения… мастер Юта, быть может, вы сможете пояснить?

Юта вздохнула. «Придурки», звучало в этом вздохе. Она ощущалась где-то чуть сбоку, как будто сидела в глубоком кресле у дальнего окна.

— Понимаю ваше замешательство, — подчёркнуто вежливо сказала она. — Это неклассическая практика… ритуал для восстановления тока сил, не более. Вам следует откалибровать ваши артефакты.

— Такой фон!.. Это попросту безответственно!

— Вам следует откалибровать артефакты, — с нажимом повторила Юта. — Или вы полагаете, что я, мастер ритуалистики с трёхсотлетней практикой, могу не видеть границ безопасного?

— Она работала ещё с Амрисом Нгье, — шепнул кто-то. — Его-то казнили, а она ведь лунная, и жрецы…

— Тсс.

Юта не могла не услышать этой реплики, но она, очевидно, предпочла на неё не ответить.

— На этом всё, господа? — всё так же ровно спросила она. — В следующий раз пригласите с собой мастера Динта, он прекрасно владеет лунной символикой, а какая может быть без этого экспертиза? И не топчите, прошу вас. Возможно, в следующий раз вам следует также взять с собой тапочки. Также допустимы бахилы или свежие носки, господа.