Выбор оружия - Андрей Левицкий

– Но мы все еще поднимаемся, точно! – заверил меня напарник. – Вот же я по приборам вижу…

Я возразил:

– Так, может, не надо дальше? А то будем так лететь и лететь сквозь эту мочу, пока топливо не кончится.

– Да не может туман этот вечно длиться! Как так? Не верю я в это, чепуха какая-то, не верю! Должен он скоро закончиться, что-нибудь увидим и тогда решим…

– Ты не Станиславский, чтоб верить или не верить, – перебил я. – Пусть не вечно, но ты ж видишь: со всех сторон одно и то же, и если это еще какое-то время будет продолжаться…

В это мгновение мир перевернулся вверх тормашками.

Мы рухнули в небо; мгновение я видел землю над головой, деревья, холмы и озеро, вода из которого не выливалась, но невероятным образом оставалась в подвешенном состоянии. А после все перевернулось на сто восемьдесят градусов.

Меня сначала подбросило, потом вжало в кресло. Двигатель надрывно загудел, застонал, дробно лязгая. Желтая муть плеснулась, заклубилась – и разошлась, показав, совсем близко, поверхность земли.

– Тормози!!! – заорал я, от неожиданности позабыв, что мы не в автомобиле. Вцепившись в подлокотники, рефлекторно зажмурил глаза и тут же открыл их. Никита пытался управлять, вертолет мотало из стороны в сторону, а потом хвост задрало кверху – но падать мы перестали.

Напарник откинулся в кресле. Холм, в который мы почти врезались, провалился вниз; машина пронеслась над вершиной, зацепив полозьями траву, накренилась, замедляя скорость, – перед нами открылось небольшое болото.

Вертолет пролетел еще немного и начал опускаться. Пригоршня грязным рукавом вытер пот со лба.

– Чуть не навернулись! Что это было, Химик?

– Если пространство тут такое… закругленное, то мы вроде как вдоль поверхности шара изнутри пролетели и обратно вниз возвратились. Ты что, садишься?

– Как это – вдоль поверхности шара? Да, сажусь, ты против? Передохнуть мне надо. Тут как раз…

– Тут как раз ржавые волосы вокруг.

Толчок – лыжи коснулись земли.

– А, ладно, – сказал я, выглядывая. – Все равно сели уже.

Над болотом висела мертвая тишина – в ней, казалось, вязли даже те звуки, которые могли бы долетать до наших ушей из окружающего мира. Раскрыв дверцу, напарник осторожно опустил ноги, придерживаясь за край проема, готовый в любой миг вскочить, чтобы поднять вертолет.

– Где это мы? – спросил он.

– По-моему, где-то в северной части Долины. – Я выглянул со своей стороны. – Недалеко от поселка. Я вроде это место сверху видел, когда мы на телеге еще ехали.

– И как ты его запомнил? – скептически осведомился он.

– Головой, Никита, головой. Вон, видишь, три осины? – Я показал влево, где на краю болота росли высокие прямые деревья. – Они мне в глаза и бросились. Только тогда я не разглядел, конечно, что еще на этом болотце любопытного есть…

Собственно, любопытными были два факта: поверхность покрывали ржавые водоросли, а ближе к осинам тускло искрила не слишком мощная карусель. В сухую погоду аномалию заметить очень сложно, поэтому-то многие и попадаются, но чем больше в атмосфере влаги, тем лучше она видна. А здесь влаги было столько, что над каруселью воздух будто пенился, завиваясь белесыми колесами, воронками смерчей, которые, посверкивая, с тихим гудением беспрерывно катились от ее центра к краям и, бледнея, растворялись.

У карусели нет четких границ, но мне показалось, что она висит примерно в метре над болотом, по которому стелились ржавые волосы.

– Как-то оно тут непривычно, – заметил напарник, оглядываясь на меня, и я кивнул. Ржавые волосы иногда напоминают лианы, а иногда – вьюнок или виноград. В любом случае это мутантное растение-паразит либо, как мохнатые веревки, свешивается с ветвей деревьев, либо облепляет камни или стены развалин клочковатой бородой… Но я еще никогда не видел, чтобы волосы стелились по земле или, как в данном случае, по болоту.

– Новая разновидность, что ли? – спросил Никита, упираясь ступнями в лыжи вертолета.

– Не знаю. Меня больше вон то интересует, – я показал в сторону карусели. Вокруг нее виднелись небольшие красные пятна – четыре артефакта, два с нашей стороны, два по бокам. Может, между аномалией и осинами были и другие, но сквозь струящийся воздух и смерчи я их не видел.

– Кровь камня?

– Ага. У тебя плечо болит еще?

– «Еще»! Оно так ломит, особенно вечером, что спасу нет. Я просто терплю, молчу об этом…

– Ну вот. А у меня со спиной до сих пор нелады. Да и Злого не помешало бы подлечить.

– Лучше не надо, – возразил напарник. – Я не про Злого, а про артефакты. Как ты туда через волосы доберешься?

– А ты приглядись. Они не по всей поверхности лежат, там вроде лабиринта. Видишь, со стороны карусели проход есть? Можно через него…

– Опасно, Химик. Мне один раз волосы кисть чуть не обмотали, еле сбросил их. Так потом неделю болело еще больше, чем вот плечо сейчас. Ну его, давай полетели…

Но я его не слушал, вылез из вертолета и встал рядом с колпаком. Спросил:

– Машина крепко села, не провалится?

– Вроде крепко, – неохотно откликнулся он. – Химик, да куда ты их положишь-то? В руках, что ли, понесешь?

– Ты забыл, партнер. – Я снял куртку, отстегнул ремни на груди и стащил со спины контейнер, который нашел в домике на склоне. Тот состоял из двенадцати квадратных ячеек, то есть металлических коробочек, посаженных на общую резиновую основу, стенка к стенке, так что они образовывали что-то вроде сот, и каждая была закрыта отодвигающейся вбок металлической крышкой с отдельным замочком-фиксатором.

– А, ну да… – протянул Никита разочарованно. – Таки забыл.

Обойдя вертолет, который стоял на островке твердой земли посреди болота, я прижал контейнер к груди и сказал:

– Застегни, неудобно самому.

Он затянул пряжки ремней в районе моих лопаток, и теперь верхний край контейнера оказался на высоте кадыка. Я сел на лыжу, снял ботинки, закатал штанины до колен и рукава до локтей. Ботинки положил в вертолет, выпрямился, помахал руками, разминаясь, и шагнул с края островка.

Болото было невелико, из центра, где опустился вертолет, мы видели его края со всех сторон, но оно оказалось глубже, чем я рассчитывал. Штаны закатал зря: тепловатая жижа сразу поднялась до колен, а потом и до середины бедер. Я остановился. Ржавые волосы были прямо передо мной, стелились, будто по твердой земле. Но слева, там, где тускло поблескивала грязная вода, виднелся проход, и я повернул к нему.

Дно под босыми ступнями было мягким и неприятно скользким, я шел будто по спинкам тысяч лягушек. То и дело оттуда поднимались пузырьки, проскальзывали между пальцами ног и лопались вокруг меня. Я миновал свободную от волос полосу, обогнул кочку, из которой торчал весь увешанный колючей бахромой куст, и увидел, что дальше между мной и каруселью волосы затянули всю поверхность, кроме небольшого участка, покрытого круглыми красноватыми листьями, плоскими и пушистыми, неподвижно лежащими на поверхности. Между ними торчали блекло-розовые цветки – какая-то разновидность водной мяты.

Занятая растениями область оставалась единственным путем к карусели, и я пошел туда, осторожно разгребая листья перед собой. Гудение смерчей над аномалией стало громче, я уже ощущал ток теплого воздуха, идущий от нее. Листья покачивались, шелестели. Я не срывал их с протянувшихся от дна стеблей, лишь отводил в стороны, оставляя позади широкий след, который затягивался, когда листья постепенно отползали на место.

Вокруг аномалии шла полоса воды, свободная и от ржавых волос, и от всех болотных растений. Карусель потрескивала, тихо шипела, распространяя волны теплого воздуха. До нее было метра три, и в метре от нее, то есть почти вплотную к той границе, приближаться к которой побоялся бы любой опытный сталкер, поблескивали три артефакта под названием «кровь камня»: два передо мной, третий левее.

Достигнув середины зарослей мяты, я оглянулся. Никита стоял возле вертолета, ухватившись за дверцу, с пистолетом в руке и напряженно глядел на меня. Я кивнул ему, отвернулся, сделал шаг и замер.

Передо мной на большом листе была жаба. Пупырчатая, бледно-зеленая и тоже очень большая. А еще на листе, точно в центре, будто котлета на тарелке, лежал крупный морской еж.

Глава 6

На самом деле он не морской и совсем не еж. Почему его прозвали «морским» – понятия не имею, а вот с «ежом» все ясно: темный бугристый шар с иглами. У недавно появившихся артефактов они длинные и тонкие, как у настоящего ежа, у старых, начавших засыхать, напоминают скорее черные резиновые шипы сантиметровой длины, с широкими основаниями. Морские ежи, как и кристальные колючки, обычно возникают неподалеку от ржавых волос; я поначалу, когда мы только сели здесь, удивился даже, почему это ни одного не видно.

И вот на тебе – увидел. Лучше бы не видел. Потому что это был взведенный еж.