Выбор оружия - Андрей Левицкий

И вот на тебе – увидел. Лучше бы не видел. Потому что это был взведенный еж.

В обычных условиях еж – штука малоопасная. Ну, уколоться можно, если голыми руками взять, да только кто ж за артефакты голыми руками хватается? То есть, может, кто-то и хватается, да только такие, как правило, долго не живут. Так вот, ежа можно взять рукой в толстой перчатке – и ничего тебе не будет. Но потом его можно сильно сжать. И тогда он начнет набухать, бугристая поверхность между иглами зашевелится, вздуваясь и опадая, на ней возникнут пузыри… а потом он КАК ПРЫГНЕТ! Отскочит от твердой поверхности, ударится, будто каучуковый мячик, и прыгнет опять. И еще, и еще… Я как-то видел подвал под берлогой Курильщика, он нам с Пригоршней спьяну его показал, похвастался. У него там, видите ли, сейф с честно нажитыми непосильным трудом – то есть непосильной скупкой и перепродажей артефактов, а также непосильной спекуляцией оружием и краденым оборудованием – кровными сбережениями. И этот сейф двое придурковатых сталкеров-новичков, не успевших понять, что у нас к чему, захотели как-то ночью очистить от содержимого. Они смогли вырубить Заику, охранявшего подвал, смогли отключить какую-то хитрую сигнализацию, которую скупщику соорудил Борода, но они не знали, что в небольшой комнате с бетонными стенами, где располагался сейф, хитромудрый Курильщик поставил ловушку для дураков: два взведенных морских ежа. И когда новички забрались туда и на всякий случай прикрыли дверь за собой, чтобы никто не услышал, как они разбираются с сейфом, ежи разобрались с ними. Ну а потом сияющий от гордости за свою предусмотрительность пьяный Курильщик привел туда нас с Пригоршней и продемонстрировал, что из этого вышло. Молодые сталкеры напоминали потекший от жары темно-красный сыр. Они стали дырчатыми, так что обоих теперь можно было приспособить в хозяйстве вместо дуршлагов.

Если ежа швырнуть во что-то – он срабатывает. Если сильно сжать, то сработает, когда отпустишь. Если на него наступить – он сработает; если рядом раздастся громкий резкий звук – он сработает, все равно как чувствительная сигнализация на автомобиле. Если его просто взять в руку – надев специальную перчатку или рукавицу, – положить в контейнер и аккуратно закрыть крышку, он не сработает. Если только он не «взведен», потому что тогда он сработает, даже после того как на него сильно дунуть или звонко хлопнуть рядом с ним в ладоши.

Этот еж был взведен: кожистый шар с тонкими, еще гибкими иглами (значит, молодой, а такие скачут особенно резво) слегка надувался и опадал, на боках его то распухали, то съеживались уродливые лилово-синие пузырьки, иглы шевелились… Ежи не такие уж простые штуки. Конечно, они не разумны, но это не предмет и не растение, это, как мне кажется, именно организмы, пусть и с очень необычной физиологией. Как и кристалл – ведь он не просто протыкает воздух лучами, он целится в органику. И ежей она будто притягивает, то есть даже если дело происходит не в замкнутом небольшом помещении, как тогда, у Курильщика, а на открытом месте – все равно разыгравшийся еж во время первых двух-трех прыжков, скорее всего, вмажется в стоящего рядом человека или зверя.

Жаба сидела неподвижно, пялясь на меня тупыми глазами. Сзади раздалось призывное шипение Пригоршни: должно быть, я замер перед ежом слишком надолго, и напарник забеспокоился. Я повернул голову, поднял руку и показал большой палец – мол, все путем, просто я, Никита, залюбовался красотой ваших украинских болот, расчувствовался и забыл, для чего залез сюда.

Отвернувшись от него, я осторожно пошел в обход – так осторожно, как не ходил, наверное, еще ни разу в жизни. Жаба не шевелилась и не моргала. Интересно, она вообще заметила мое появление, осознала его или нет? В какое-то мгновение мне даже показалось, что она дохлая, но нет: пухлое горло едва заметно напрягалось.

Лист с ежом был теперь сбоку. Очень-очень медленно я сделал еще один шаг. Вот они, два небольших красно-алых конгломерата, прямо передо мной. А чуть дальше – карусель. Эта вряд ли перебросит из Долины еще куда-нибудь, дважды подряд такие чудеса не случаются, скорее вздернет, прокрутит пару раз да разорвет на части.

Из вертолета я захватил тряпку, испачканную машинным маслом, которую нашел позади кресел, и теперь достал ее из-за пазухи. Намотал на ладонь, вытянул руку перед собой, взял артефакт, лежащий, как кусок пенопласта, прямо на поверхности болота, одновременно левой отодвигая заслонки четырех ячеек на груди. Вложил кровь камня в одну, закрыл, тут же взял второй, тоже закрыл и пошел влево. Волосы на голове стали потрескивать, шевелиться от электричества. Карусель гудела, смерчи на ней непрерывно шипели. Всего полметра в сторону – и хана сталкеру по прозвищу Химик.

Я взял третий артефакт, спрятал. Постоял несколько секунд на одном месте, размышляя. Нет, не пойду за четвертым, ну его, опасно слишком. И так похудел уже, должно быть, на пару кило за эти минуты.

Повернувшись, направился обратно, сразу найдя взглядом лист с жабой, сидевшей теперь ко мне задом. Миновал полосу свободной от растений жижи вокруг аномалии и вновь вступил на участок, занятый мятой. Никита стоял в той же позе, наверное, и не шелохнулся с тех пор. Одними губами я произнес:

– Заводи.

Он вопросительно поднял голову, и я повторил, тщательно артикулируя:

– За-во-ди…

Он понял, кивнув, полез в вертолет. Я прошел лист с ежом. Винты начали вращаться, а жаба за спиной пронзительно квакнула.

Это был мощный «квак» здорового, хорошо поевшего, уверенного в своих возможностях существа.

– Взлетаем! – заорал я, ринувшись вперед, с корнями выдирая мяту и скользя пятками в иле.

Сзади донеслось громкое бульканье, а потом во все стороны полетели мягкие зеленые ошметки: квакнув, жаба подписала себе смертный приговор. Раздался протяжный свист, причем он удалялся от земли, становился все тише и тут же стал нарастать: еж падал. Чуть не зацепив кистью колючую ветку ржавых волос, я выскочил на берег, поскользнулся, упал у самых лыж, оглянулся: посередине участка, где росла мята, небольшой округлый предмет стремительно ударил в воду, выбив вертикальную струю грязи, прямую, как стрела, метра полтора высотой.

Винт ревел, вращался над головой. Высунувшись из открытой дверцы, Никита схватил меня и затащил внутрь. Перевалившись через его колени, я вновь оглянулся. Болото взбурлило, еж наискось вылетел из него, будто торпеда, подняв небольшой вал воды, метнулся к нам.

Пригоршня захлопнул дверцу; вертолет оторвался от земли. Раздался глухой удар, и машина качнулась, а дверца глухо скрипнула. Схватив наушники, я нахлобучил их на голову. Еще один удар – в днище, прямо под нашими ступнями. Рефлекторно мы оба поджали ноги.

– Выше, выше давай! – крикнул я, увидев кроны осин прямо перед колпаком.

Чиркнув лыжами по верхним веткам, мы пролетели над ними, и болото осталось позади.

– Не мог он к днищу прицепиться? – озабоченно спросил Никита, надев наушники.

Я покачал головой.

– Погнуть мог, но не пробить, это слишком все же.

– Хоть что-то хорошо… – Он еще тяжело дышал. – Блин, дались тебе эти артефакты! Еле ноги унесли!

– Ничего, зато плечо теперь тебе подлечим, а мне спину.

– Да хрен бы с ним, с тем плечом…

– Не ной, все нормально, что нормально кончается. Живы – и ладно.

– Я не ною, а… – Он замолчал, вглядываясь в ландшафт впереди. Там были холмы, ничего интересного.

– Что? – спросил я.

– Колхоз за этими холмами, кажется?

– Там он, да. А что?

– Мне показалось… вроде вспышки какие-то. Ты не заметил?

Холмы были совсем близко. Никита вел вертолет между двумя склонами, и я уже видел край засеянного поля.

– Нет, не заметил.

– Может, показалось, – неуверенно сказал он. – Хотя нет, вон же…

Через мгновение перед нами открылась низина, в которой стояли коровники, сараи и покосившиеся домишки. Мелькнула площадь, двухэтажный трактир, машины военных, мчащиеся по улице…

– Это что такое?!

Крыши домов приближались стремительно, хотя Никита уменьшил скорость. Под нами проскочил край поля, где за большим трактором с прицепом пряталось несколько фигур. Потом – изгиб дороги, окруженной покосившимся штакетником, двор с колодцем, где незнакомый селянин распрягал Безумного, перед тем как мы реквизировали телегу с конем. А затем прямо перед нами оказался небольшой грузовик-броневичок вроде тех, что мы уже видели, но с более крупной кабиной, без стыков и соединений переходящей в крытый кузов. Из прорези в броне на боку кузова стреляли, а по обочине бежал Звонарь, волочащий за собой пожилую тетку, и пули проламывали изгородь с кустами прямо позади них, нагоняя.

Вертолет повис в двух метрах над дорогой. Грузовик круто повернул, уходя от столкновения, перед собой я увидел листы железа, скрывающие лобовое стекло, и узкую щель между ними. Должно быть, водитель глядел через нее, и тогда он был настоящим асом, раз сумел вовремя заметить нас, неожиданно опустившихся с неба у него на пути. Но все же его умений оказалось недостаточно: избежав столкновения, грузовик налетел на гору обломков, по которой мы с Никитой вчера забрались на крышу мазанки.