Школьные годы Тома Брауна - Томас Хьюз

— Давай попробуем.

Они внимательно осмотрели стены, купили больших гвоздей и одолжили у Стампса большой молоток, и после одной — двух неудачных попыток залезли на крышу школы, где нашли огромное количество мячиков. На крыше им так понравилось, что они провели там всё своё свободное время, выцарапывая и вырезая свои имена на крыше каждой башни; и, наконец, в качестве последнего штриха, написали «Г. Ист, Т. Браун» на минутной стрелке больших часов. Делая это, они придерживали стрелку, что нарушило работу механизма. На следующее утро, когда учителя и ученики вошли во внутренний двор по дороге на молитву, они обнаружили, что на часах без трёх минут. Решив, что спешить некуда, они задержались во дворе. Когда часы начали бить, двери были уже закрыты, и полшколы опоздало. Томаса, служителя из Школьного корпуса, послали разобраться в этом деле, он обнаружил на минутной стрелке имена наших героев и сообщил об этом Доктору. За ними послали, и они отправились к Доктору, в то время как толпа их приятелей делала различные насмешливые пантомимические предположения об их дальнейшей судьбе.

Но Доктор, выслушав их историю, не придал этому особого значения и только задал им выучить на память по тридцать строк из Гомера, да ещё прочитал лекцию о том, что подобные подвиги часто заканчиваются сломанными костями.

Увы! Чуть ли не на следующий день в городе была ярмарка, и, поскольку в последнее время такие события сопровождались скандалами с местными жителями и другими неприятными происшествиями, после утренней молитвы Доктор распорядился, чтобы ни один ученик в город не ходил. Поэтому Ист и Том отправились туда после второго урока с единственной целью — сделать то, что было запрещено. Сначала они пошли в поля, а потом повернули и вышли на дорожку, которая вела в город, пошли по ней и нос к носу столкнулись с одним из учителей в тот самый момент, когда выходили на Хай-Стрит. Учитель этот, хотя и был очень умным человеком, но справедливостью не отличался: он уже поймал несколько своих собственных учеников и в наказание задал им учить на память строчки; а Тома и Иста, которые его учениками не были, он отправил прямо к Доктору; тот спросил, были ли они на утренней молитве, и как следует высек.

Порка эта на пользу им не пошла, поскольку свою поимку они считали несправедливой. Но это произошло в самом конце полугодия, и на следующий вечер Томас постучал в дверь их кабинета и сказал, что Доктор хочет их видеть. Они в испуге переглянулись. Что это может быть? О какой из их бесчисленных проделок ему стало известно? Однако мешкать было нельзя, и они отправились к нему в кабинет. Там их ждал Доктор, он не был сердит, но очень серьёзен. «Он послал за ними, потому что хочет серьёзно поговорить с ними перед отъездом домой. За это полугодие каждый из них был высечен несколько раз за грубое и преднамеренное нарушение правил. Так продолжаться не может. Они не приносят пользы ни себе, ни другим, особенно теперь, когда перешли в старшие классы и имеют влияние на других учеников. Кажется, они думают, что правила — это просто чей-то каприз, и что создаются они ради удовольствия учителей. Но это не так, правила создаются ради блага всей школы. Они должны и будут выполняться. Тем, кто нарушает их преднамеренно или же по легкомыслию, придётся покинуть школу. Ему будет жаль, если он окажется вынужденным отослать их, потому что школа могла бы принести ещё много пользы им обоим, и он хочет, чтобы они серьёзно подумали на каникулах о том, что он сейчас им сказал. Доброй ночи».

Они поспешили к себе, ужасно напуганные: мысль о том, что их могут исключить, никогда раньше не приходила им в голову и была совершенно невыносимой.

Выходя, они столкнулись в дверях с Холмсом, крепким жизнерадостным старостой из другого корпуса, который направлялся к Доктору, и слышали, как тепло и сердечно Доктор поздоровался с ним, — совсем не так, как с ними. Потом дверь закрылась, и они возвратились к себе в кабинет с тяжёлым сердцем и твёрдым решением не нарушать больше правила.

Пять минут спустя учитель их класса — образцовый молодой учитель, который только недавно прибыл в школу — постучал в дверь кабинета Доктора. Доктор сказал:

— Войдите! — и продолжал, обращаясь к Холмсу, — понимаете, официально мне ничего не известно об этом случае, и если я обращу на него внимание вообще, то должен буду публично исключить мальчика. Я не хочу делать этого, мне кажется, что что-то хорошее в нём всё же есть. У нас нет другого выхода, кроме телесного наказания.

Он сделал паузу, чтобы пожать руку учителю, то же сделал и Холмс, а потом приготовился уйти.

— Я понял. Доброй ночи, сэр.

— Доброй ночи, Холмс. И помните — основательная порка в присутствии всего корпуса.

Когда за Холмсом закрылась дверь, Доктор в ответ на озадаченный взгляд своего помощника коротко пояснил:

— Вопиющий случай наезда. Вартон, глава корпуса, очень хороший парень, но хрупкого сложения и большой силой не обладает, а сильная физическая боль — единственный способ с этим бороться. Поэтому я попросил заняться этим Холмса. Он очень надёжный и старательный, и силы у него достаточно. Я бы хотел, чтобы столько же было у всех шестиклассников. Без этого здесь нельзя, если мы намерены поддерживать порядок вообще.

Я пишу эту книгу не для учёных педантов, которые, конечно, тут же навострят свои длинные уши и завоют, а вернее, закричат по-ослиному, в осуждение этой истории. Ладно, не возражаю. Но вот что я хотел бы добавить для вас, мальчики: в тот же вечер Холмс созвал общее собрание своего корпуса и произнёс речь по поводу того случая, а потом задал виновнику «основательную порку»; и много лет спустя тот нашёл Холмса, чтобы поблагодарить его и сказать, что это было самое доброе дело, которое кто-либо когда-либо сделал для него в жизни, и что это стало поворотной точкой в формировании его характера. Он вырос очень хорошим парнем, и школа могла им гордиться.

Потом они заговорили о другом, и Доктор сказал:

— Я хочу поговорить с вами о двух учениках из вашего класса, Исте и Брауне. Я только что беседовал с ними. Что вы о них думаете?

— Ну, прилежными учениками их не назовёшь, они очень легкомысленные, а энергия у них бьёт через край. Но всё-таки они мне нравятся. Думаю, что, в сущности, они хорошие ребята.

— Я рад, что вы так думаете. Я и сам того же мнения. Но они меня сильно беспокоят. Они активные, смелые ребята, среди фагов в моём корпусе они заводилы. Мне было бы жаль их терять, но я не смогу оставить их в школе, если они не остепенятся. Уже через год они могут стать очень вредным примером для младших.

— Надеюсь, вы их всё же не отошлёте, — сказал учитель.

— Я тоже надеюсь, что до этого не дойдёт. Но сейчас после каждого полувыходного я так и жду, что на следующее утро мне придётся пороть кого-нибудь из этих двоих за какую-нибудь глупую легкомысленную выходку. Я буквально вздрагиваю при виде их обоих.

С минуту они молчали. Потом Доктор заговорил снова:

— Они не чувствуют, что в школе у них есть серьёзные обязанности. Как дать им это почувствовать?

— Мне кажется, что, если поручить одному из них заботиться о каком-нибудь маленьком мальчике, они бы остепенились. Браун самый отчаянный из двоих, думаю, Ист без него не попадал бы в такое количество историй.

— Хорошо, — сказал Доктор с чем-то, похожим на вздох, — я подумаю об этом.

И они заговорили о другом.

ЧАСТЬ 2

Я вместе с теми, кто уверен,Что вверх, к высотам бытия,Подняться можно по ступенямИз оболочек мёртвых «Я».

Глава I Ветер перемен

В жизни всех людей и наций час приходит выбиратьМежду истиной и ложью, чью же сторону принять.

Храбрый делает свой выбор, трус в сторонке робко ждёт,До распятия Христова он ответа не даёт.

Вот и пришёл поворотный момент в школьной карьере нашего героя, и случилось это так. Вечером первого дня следующего полугодия Том, Ист и ещё один мальчик из Школьного корпуса высадились из старого Регулятора возле гостиницы «Парящий Орёл» и тут же помчались прямо в комнату заведующей хозяйством. Они были в отличном настроении, как все настоящие мальчишки в первый день полугодия, независимо от того, насколько они привязаны к дому.

— А вот и мы, миссис Викси, — закричал один из них, бросаясь к деловитой маленькой темноглазой женщине, которая была занята раскладыванием белья уже прибывших мальчиков по отдельным ячейкам, — тут как тут, и веселы как обычно! Давайте мы поможем убрать эти вещи!

— Мэри, — закричал другой (к ней обращались и так, и этак), — кто из наших уже приехал? А Доктор позволил Джонсу вернуться? А сколько у нас новеньких?