Последний год - Михаил Зуев-Ордынец

«Теперь мне хочется рассказать Вам о моих друзьях зверовщиках и зверобоях, о всей нашей друговщине. Так называют здесь охотничьи артели, и мне очень нравится это слово. Друг за друга, один за всех и все за одного! Меня в это лихое братство приняли не совсем охотно и недоверчиво Я к ним явился с другого берега, из другого ненавистного им мира, гнет которого они чувствуют на себе Но потом мы поладили. Люди эти красивы внутренней красотой, это люди душевно щедрые, стойкие и широкие, как широка здесь и природа. Их бодрая шутка, улыбающееся лицо, дружеский взгляд нужны мне, как воздух, в нелегкой моей теперешней жизни.

А сколько в здешних русских людях ушкуйничьей отваги и нелоседливости, древнего славянского упорства, русской сметки и энергии. Их предки со щепоткой соли в кармане, но с богатым запасом пороха и свинца, на «шитиках», утлых ладьях, сшитых ремнями, отправились за океан искать новые земли. Они открывали новые острова, съезжали на них, варили кашу и плыли дальше. Без броней и кольчуг, в армяках, зипунах, самое лучшее — в овчинных тулупах шли они навстречу стрелам и копьям дикарей и «покоряли народы». И только ли нажива, только ли бобры, соболя и песцы влекли их за туманные и студеные моря? Нет, они шли, движимые мечтой о вольных землях, о вольной судьбе и вольном труде. Они правду искали, которой не было на их неласковой отчизне. Этим ватагам не помнящих родства беспокойных и вольнолюбивых бродяг тесно и душно было в царской вотчине. Но не так ли создаются великие города и целые государства? И первые поселенцы Рима были, по легенде, пастухи и бродяги. А когда во главе этих ватаг встали такие талантливые люди, как Шелихов и Баранов, и внесли в их ряды стройность и организованность, тогда Россия раздвинула свои пределы на третью часть света.

Так живу я в обществе простолюдинов и дикарей. Первые — великие патриоты, ревнующие к пользе отечества неизмеримо более, чем окружающие Вас бездельники и пустословы, а дикари, незнакомые с нашей христианской цивилизацией, по нравам и обычаям вызвали во мне высокое уважение. Купер и Шатобриан, которыми нельзя не восхищаться, все же рисовали индейцев в духе буколическом и романтическом. В этих заманчивых повествованиях индейцы показаны только со стороны парадной, в живописных одеяниях, среди воинских подвигов или идиллических картин лесной охоты. Они закрасили романтическими красками истину и погнушались говорить о жизни повседневной, о трудах и нуждах индейцев. Полнее и точнее их многотомных романов сказал всего в нескольких строчках наш великий Пушкин:

«Это длинная повесть о застреленных зверях, о метелях, о голодных дальних шествиях, об охотниках, замерзающих на пути, о скотских оргиях, о ссорах, о вражде, о жизни бедной и трудной, о нуждах, непонятных для чад образованности».

И я утверждаю, что каждая из этих строк правдива. Я стрелял вместе с индейцами зверей, рядом с ними лежал под метелями, шел в дальних шествиях по их следу, поднимал замерзающих на пути, видел их веселую оргию обжорства, когда за одну ночь был съеден курган настрелянных зверей и птиц, видел их жизнь и нужды их, «непонятные для чад образованности». Но видел я и людей трудолюбивых и благородных, у которых под обликом дикости скрывается многое, достойное уважения и даже примера и подражания для образованного человечества. Какое чудесное у них управление! Без жандармов и полиции, без податей и рекрутских наборов, без судей, тюрем, дворянства, губернаторов и царей. У этих дикарей все работают одинаково и все получают поровну за свой труд. Они в достоинствах и пороках людей разбираются столь же хорошо, как и в шкурах бобров, и жить среди них нетрудно. Правда, мытья посуды они не признают, и после вашего обеда посуду вылижут собаки.

С конца прошлой зимы и до половины этой осени я прожил у индейцев-ттынехов. Завел меня в их земли зуд открытий, неутолимая жажда видеть края, никем еще не виданные. Этот зуд мучает меня с детства. Еще мальчишкой я географические карты разглядывал с большим удовольствием, чем картинки в детских книгах. И особенно влекли и волновали меня на картах «белые пятна». Они словно шептали мне: «Приди и разгадай!» И я клал на них сжатый кулак и отвечал: «Вырасту, приду и разгадаю вашу тайну!»

И к диким, немирным ттынехам меня завлекла страсть стирать «белые пятна». А каково было мое удивление и моя радость, когда за плоскими болотистыми равнинами и унылыми каменистыми пустынями я открыл мир цветущий и веселый. Я открыл совсем новую Русскую Америку, целые государства с могучими лесами, горными хребтами, с обильными реками и озерами, с лугами, покрытыми мощной, пышной растительностью, — настоящий рай! И все это под широтами Архангельска и Вологды.

Я первый из белых людей открыл эту страну, и было у меня намерение, с расчетом на славу первооткрывателя, дать названия всем этим горам, долинам, озерам. Но оказалось, что нет во мне червя честолюбия, и я махнул рукой на славу. Бог с ней!.. Но все же одному прекрасному озерку, чудесно-голубому, как Ваши глаза, я дал имя, Я назвал его Лизино озеро.

Индейское племя ттынехов живет там почти в таком же первобытном состоянии, в каком жило оно века два назад. Я случайно спас сына их сахема, правителя племени, и был его гостем. Сахем Красное Облако владеет Краем, равным по территории двум Франциям. В Европе Он был бы облачен в пурпур и носил бы на голове золотую корону, но здесь его голову венчает только орлиное перо. Я не переставал восхищаться этим человеком. В движениях его ничего лишнего и фальшивого, они полны поистине королевского достоинства. Слово его крепко, как закон, он деятелен, храбр, отзывчив и мудр. Он, как стрела, пущенная из лука, не свернет в своем полете и неотвратимо вонзится в свою цель. О цели этой рано еще говорить. И он было откровенен со мной и доверчив, как с братом или сыном. Вот Вам пример. Красное Облако показал мне свои сокровища, горы золота. Поверите ли Вы, что я попирал ногой золотые кучи, и нога моя уходила в золотой песок чуть не до колена. Индейцы знают жадность белых людей к золоту, поэтому место золотого клада держится в глубокой тайне. А мне Красное Облако дал карту золотого месторождения, и я могу приходить и брать золота столько, сколько мне угодно. Я чувствую, что Вы с трудом верите моему рассказу. Но это правда. И Вы, наверное, удивлены: «Мы с Гагариным в ссоре, а он открывает мне свои золотые тайны!» Но ведь я же знаю, что никогда Вы не ступите на эту обледенелую землю. А потом… потом я верю, что у Вас честное сердце! Без этой веры я не смог бы жить!..

Мне хочется описать Вам еще одного краснокожего, вернее краснокожую. Это сестра одного из вождей, значит, в некотором роде принцесса. У нее поэтическое имя — Летящая Зорянка. Она тоже обладает неоценимыми сокровищами. Она красива, как принцесса в сказках, но важно не это. У краснокожей принцессы нетронутая, чистая душа, чуждая лжи и ханжеских условностей. Она не будет скрывать свои чувства и не изменит им. Разве это не сокровище? А наши женщины изменяют и обманывают холодно и жестоко… »