Так громче музыка играй победу! - Вячеслав Коротин

Носовая шестидюймовка и ближайшая к баку стодвадцатимиллиметровая пушка выпалили почти одновременно. Офицеры крейсера напряжённо наблюдали в бинокли результаты стрельбы. Всплески от падения снарядов выросли достаточно далеко от борта русского эсминца. А он стал отвечать.

Плеснуло двумя вспышками на носу и на корме, и, через пару десятков секунд, снаряды с 'Зацаренного' вспороли волны Чёрного моря всего в полукабельтове от борта крейсера.

А потом обе стороны перешли на беглый огонь.

Казалось бы: эсминец вшестеро уступает крейсеру по водоизмещению, где-то вчетверо в вооружении… Какие шансы?..

Очень неплохие. Особенно, если учесть, что эсминец совсем не собирается топить крейсер, а совсем наоборот — старается максимально быстро разорвать с ним контакт, и обрушить всю свою ярость артиллерийского и торпедного огня на транспорты.

При этом учтём, что миноносец цель (для комендоров 'Меджидие') цель малая и скоростная, а для тех матросов, что сейчас стоят у пушек 'Лейтенанта Зацаренного', крейсер — цель достаточно большая и, при этом, относительно малоподвижная.

Так что количество стволов не всегда является решающим фактором.

При данном боевом столкновении попадания добился как раз русский кораблик. Попадания не фатального: стодвадцатимиллиметровый снаряд ударил в первую трубу, прилично её раздраконил, осколки и обломки посыпались в первое машинное… Тяга упала… И ход 'Меджидие' упал. Уже до пятнадцати узлов.

«Лейтенантом Зацаренным» командовал капитан второго ранга Подъямпольский. И, как ни странно при такой фамилии — Иван Иванович. Честный и добросовестный службист тридцати восьми лет от роду. Не трус и не герой. В общем — идеальный исполнитель приказов. Но война людей меняет. И в этом конкретном бою кавторанг позволил себе не выполнять приказ командира дивизиона буквально.

— Ну, что, атакуем минами концевого? — глаза старшего офицера эсминца Виноградского так и горели азартом.

— Отставить, Николай Георгиевич, — спокойно осадил лейтенанта командир. — Аппаратам «Дробь!», оставаться на прежнем курсе. Приготовиться к развороту на обратный.

— Как же так, Иван Иванович? Приказ атаковать…

— Важнее уничтожить конвой. Не «откусить» концевого, а отправить на дно всех. Вы же шахматист, и должны знать, что угроза, зачастую, эффективнее, чем атака. Атакуя транспорт, мы очень здорово рискуем получить попадание с крейсера. И одному Господу известно, куда оно придётся. Весьма вероятно, что придём в небоеспособное состояние. И тогда нас либо добьют, либо поспешат на помощь той мелюзге в голове каравана, которую, я очень надеюсь, уже начали громить остальные наши эсминцы. А вот пока мы висим на хвосте, турок не посмеет оставить свои транспорты без защиты.

Так что мы тихо и спокойно пойдём за конвоем, и, как говорят в Одессе, будем делать нервы этому «Меджидие». А вот когда подойдёт Трубецкой со своими «нефтяниками», вместе с ними начнём терзать этот караван. А может, даже и крейсеров дождёмся. До Шиле туркам спрятаться негде. Так что не будем торопиться…

— Эрнст, мы действительно ничего не можем сделать, — старший офицер «Меджидие» пытался хоть как-то успокоить своего командира. — Только оставаться при концевых транспортах и молиться, чтобы русские не перетопили наши миноносцы в голове каравана.

— Понимаю. Прекрасно понимаю, что сделать мы ничего не можем, — Бюхсель ещё раз с ненавистью глянул в сторону дымящего на кормовых румбах «Зацаренного». — Но до жути противно ощущать, что ты ничего не можешь сделать, чтобы выполнить полученный приказ. Каким бы идиотом не был тот, кто этот приказ отдал.

— Увы. Наше начальство, кажется, так и не научилось уважать русских, хотя те уже не раз показали нам, что умеют воевать. Во всяком случае, здесь, на Чёрном море. А теперь…

— А теперь, у нас очень призрачный шанс дотянуть до ближайшего порта, спрятаться там, и, как можно скорее, разгружать суда. Ибо я не столь наивен, чтобы считать противника дураком — следующим же утром возле Шиле будут русские броненосцы, и уж они-то размолотят всё, что находится в акватории порта. Транспорты уже не спасти — хотя бы грузы…

Русский миноносец, тем временем, уже достаточно далеко удалился за корму последнего из транспортов, и принял к берегу. То есть спрятался от огня кормового орудия крейсера за силуэтами концевых судов конвоя, но, при этом не прекратил угрожать им немедленной атакой, если «Меджидие» вдруг посмеет оставить хвост колонны без прикрытия своими пушками.

А от головы конвоя уже донеслись звуки первых выстрелов.

— Иван Семёнович! — взлетел на мостик «Шестакова» минный офицер. — Радио с «Зацаренного».

— Читайте.

— «Имел перестрелку с крейсером, повреждений не имею, наблюдал разрыв на его первой трубе. Крейсер сбавил ход. Занимаю позицию в кильватере конвоя. Крейсер меня сторожит. Вперёд не идёт.»

— Всё?

— Всё!

— Молодец Подъямпольский! Умница! Связал эту лоханку, что могла нам помешать! — Кузнецов даже не скрывал своего, может и слишком преждевременного, ликования. — Ну что, теперь и нам не грех попытать счастья… — Где Трубецкой?

— В ста пятидесяти милях к норду. Идут к Шиле на двадцати узлах. Крейсера Покровсеого отстают на тридцать миль. Курс тот же.

— До Шиле от нас?

— Чуть больше сорока миль.

— Могут не успеть. Радируйте князю, что я рекомендую ему увеличить скорость хотя бы до двадцати пяти узлов, иначе есть риск упустить конвой.

— Ну а мы, — каперанг повернулся к Клыкову, — попытаемся тормознуть эту компанию. Поднять сигнал дивизиону «Приготовиться к атаке!».

— На транспорты? — удивился командир миноносца.

— Именно на эскорт. Даст Бог, мы сумеем здорово побить эти корабли. И тогда «новикам» уже почти ничто не сможет помешать разнести эту свору в щепки. Я помню приказ командующего, но был бы он сейчас на моём месте — сам бы свой приказ и нарушил…

«Пейки — Шевкет», «Ядигар» и «Нумуне» шли на правом крамболе конвоя ожидая атаки русских на грузовые суда с носовых румбов, и будучи готовыми эти атаки отразить. «Отразить», конечно, сильно сказано: шести стодвадцатимиллиметровым орудиям Третьего дивизиона турки могли противопоставить две стопятки на «Пейке» и четыре трёхдюймовки на эсминцах… То есть бой вырисовывался три на три, но вес бортового залпа русских превышал таковой у турок более чем в два раза.

Но, во — первых, никто не отменил приказа защищать транспорты любой ценой. Даже ценой своей жизни и жизни корабля, на котором ты отправился выполнять боевую задачу. Вряд ли турецкие и немецкие моряки знали о приказе, который отдал своим полкам в далёком восемьсот двенадцатом году русский генерал Остерман — Толстой, когда ему доложили, что войска несут огромные потери от вражеской картечи, «Что делать?» — спросили графа. «Ничего не делать. Стоять и умирать!»…

Неважно. Они были военными моряками. Они были военными. И никто не посмеет утверждать, что турецким или немецким солдатам и матросам в ту войну недоставало мужества…

А во — вторых, никто не отменял «золотого снаряда», попадания, которое могло в корне изменить ход почти любого боя. Иначе и воевать смысла не было: просто посчитать количество пушек и штыков перед началом любого сражения и признать того, у кого этого добра побольше победителем.

И никому не нужно было бы тонуть, сгорать в казематах, истекать кровью…

Но в бой шли. Шли меньшими силами на большие. Творили чудеса и, в конце концов, побеждали!

Так что экипажи турецких миноносцев смертниками себя отнюдь не ощущали. Тем более, что знали, что им на помощь готовы придти три малых миноносца. Хоть пушечки на тех стояли и совсем «игрушечные», но торпедные аппараты имелись А от Босфора на всех парах спешили «Ярхиссар» и «Басра» — тоже не особо сильные корабли, но в данной ситуации и они очень пригодятся… Если успеют…

Третий дивизион (без «Зацаренного») мог себе позволить потратить время на перестроение, и, организованный из трёх эсминцев кильватер обозначил курс на сближение с силами эскорта. Головным шёл, разумеется, «Лейтенант Шестаков», за ним «Капитан Сакен», и замыкающим «Капитан — лейтенант Баранов».

На этот раз чуда не произошло. Русские комендоры имели лучшую выучку, их пушки были большего калибра, (а значит и точнее). Так что первое попадание пришлось в «Пейк». Рвануло как раз у кормового орудия, которое и вышло из строя. Навсегда…

Прилетело и «Ядигару» во вторую трубу, у «Нумуне» полыхнуло пожаром на баке. Турки, для начала, отметились попаданием трёхдюймового снаряда в кормовой мостик «Сакена», а потом… А никакого «потом» и не было.

Для кораблей эскорта. Их просто стали исколачивать снарядами. Организовалась некая «миницусима»: чем сильнее тебя бьют сейчас, тем сильнее будут бить с каждой новой минутой. И с каждой новой минутой ты будешь отвечать из всё меньшего количества стволов. И число боеспособных пушек не перестанет неумолимо уменьшаться…