Секретное досье - Лен Дейтон

Хороший агент хватается за любое преимущество в дискуссии, особенно когда предмет дискуссии — продление его жизни. Я сказал:

— Я думал, ради целей этого короткого допроса мы притворялись, что я невиновен.

Он кивнул.

— Сигнал представлял собой высокоскоростные электрические импульсы. Как можно послать Морзе на такой высокой скорости, что длинные сообщения будут переданы за секунды, записаны, а затем, позднее, прочитаны медленно, так может быть передано и сканированное телеизображение. Прошлой ночью камера-передатчик, достаточно маленькая, чтобы ее мог перенести один человек, была направлена на «гору», и не важно, сильно ли тряслась камера, скорость импульсов передала четкое изображение.

— Точно так, как снятый на высокой скорости фильм меньше реагирует на тряску камеры, — вставил я, чтобы показаться умным.

— Совершенно верно. — Бригадный генерал ничуть не сомневался, что минувшей ночью я пользовался этим оборудованием и просто посмеиваюсь над ним.

— Но прошлой ночью было очень темно. Можно ли получить изображения при таком освещении?

— Мне не следовало бы говорить вам, но раз уж мы затеяли эту комедию… — Он закурил сигару, достав ее из ящичка слоновой кости. Прикурил генерал от спички, как поступает знаток с хорошей сигарой, покатал ее губами, затем, вынув, выдохнул и стал рассматривать ярко-красный пепел. — Наши ребята не вполне уверены: возможно, высокоскоростной импульс обеспечивает беспрецедентную апертуру, достаточную для фотографирования в темноте. Если нет, возможно, субмарина направила инфракрасный прожектор на нижнюю границу облаков, чтобы поймать отраженный свет. Человеческий глаз его, разумеется, не увидел бы.

— Тогда…

— Тогда зачем вспышка? Да, это противоречие, эта вспышка, но если иметь трансфокатор с максимальным увеличением фокусного расстояния — такого рода вещи используются при трансляции бейсбольных матчей, — передаваемого света будет очень мало. Но при вспышке и высокоскоростной передаче можно получить очень близкие снимки «горы». Вероятно, вспышку автоматически давала принимающая аппаратура, как только «картинка», так сказать, становилась слишком темной. Камера направлялась на «гору» с помощью электрогироскопа, контролируемого компасом, настроенным на правильный пеленг.

— Они все предусмотрели, не правда ли? — заметил я. Он бросил на меня кислый взгляд. Я продолжал: — Удивительно, что они не могли сделать этого без вспышки, тогда никто ничего не узнал бы.

— Ничего подобного, мы следили за всем этим мероприятием, как я вам повторяю. Я продемонстрирую вам, если хотите. Вы глупостей не наделаете, а? — спросил старик. — Потому что…

— Не думайте, что я недооцениваю вас, сэр.

— Отлично, — улыбнулся он. — Как и я вас. — И продолжил: — Вечеринка вчера была устроена в связи с тем, очевидно, что мы делали на «горе». Мне нет необходимости говорить вам это.

Я пытался выглядеть как человек, который знал, но в действительности клял себя за то, что так легко попался на удочку. Вечеринка: мне следовало заподозрить, что здесь она не была светским событием. Интересно, подумал я, знал ли Долби, что на вечер приема в саду были запланированы секретные эксперименты? Возможно, бригадный генерал находился там, желая убедиться, что мы присутствуем. Теперь все встало на свои места. Я предположил, что взорвать они собирались нейтронную бомбу[26]. Сообщенная нам информация о том, что это бомба с ураном-238 и детонатором МВСН, была правдивой, но в ночь вечеринки группу людей срочно переправили в район взрыва, чтобы модифицировать бомбу. Гладко, без паузы, я вставил вопрос:

— Вы имеете в виду установку нейтронного устройства?

Он кивнул.

— Чем вы воспользовались? Послали челноком «вертушку» с плоской вершины?

— Что-то вроде этого, — ответил бригадный генерал с режущей, как коса, улыбкой.

Он выкатил на середину своего кабинета металлическую тележку. Заговорил, заряжая пленку в стоявший на ней 16-миллиметровый проектор:

— На вышках вдоль дороги установлены инфракрасные камеры и канал связи. На некоторых вышках есть персонал, большинство управляются на расстоянии. Все камеры ведут передачу на одной и той же частоте, и принимающая аппаратура выдает…

Он заправил последний виток пленки в большое серое устройство, на котором потрескалась краска, и закрыл металлический щиток. Лампа на письменном столе погасла, и серый, в царапинах прямоугольник света упал на стену напротив, когда экран под мягкое урчание встал на место. 15. 14. 13. Большие начальные цифры сменились наскоро смонтированным фильмом.

Бригадир продолжил:

— …выдает изображение в виде искаженной карты этой стороны острова.

Экран был темным, только белый червяк вполз в кадр снизу по центру, продвигаясь вверх.

— Это ваш автомобиль, — пояснил бригадир.

Я подумал, что это сочетание машины Долби и моего автомобиля, но промолчал. Когда короткий белый червяк добрался до верха экрана, поперек появилась горизонтальная помеха.

Бригадир сказал:

— Это случилось, когда управляемая человеком вышка была подсоединена к электрическому кабелю. Эта камера тогда вышла из строя, разумеется, но, по счастью, поля камер перекрывают друг друга. Теперь вы видите? — Белый червяк сократился до точки, когда моя машина остановилась, и внезапно экран превратился в мешанину очень насыщенных горизонтальных полос разной ширины и интенсивности. — Это высокоскоростная телепередача, такая быстрая, что мы получаем сотни телеизображений на кадр. — Теперь полосы потемнели. — Где-то здесь сигнал отключился.

За исключением маленькой белой точки, оставленной моим «линкольном», экран был черным.

— «Миксеры».

Два вертолета появились в кадре сбоку — колышущиеся кляксочки. Я наблюдал, как они возвращаются к моей машине и кружат над ней. Пока что я не увидел в фильме ничего для себя нового. Но кинолаборатория проделала тщательную работу, они подмонтировали в конце фильма эпизод моего ареста: два автомобиля едут по дороге с верхней части экрана, один входит в кадр снизу. Теперь я кое-что узнал. Это оборудование ясно показывает разницу между одной машиной и двумя. Я знал, что Долби ехал по шоссе, опережая меня на несколько ярдов. Это означало, что Долби нашел способ сделать свой автомобиль совершенно невидимым для радарной защиты острова.

Теперь клочок бумаги, обнаруженный мной в коробке из-под клюквы, легко расшифровывался. Радиоволны ОНЧ были стандартным способом переговоров с субмаринами, находящимися под водой. Компасный пеленг должен был настроить электрогироскоп на камеру. Во всей этой истории единственной моей удачей было то, что я не положил эту бумажку к себе в карман.

Далее, телепередача требовалась потому, что нейтронная бомба — это не один большой взрыв, как у атомной бомбы, нет, она создана для того, чтобы висеть над городом, бомбардируя его нейтронами. Только изображение ее в действии было бы полезно. Неподвижное изображение показало бы мало или ничего.

На следующий день мне продемонстрировали черные металлические искореженные части высокоскоростного телеприемника. Большие тяжелые рукоятки были не так исковерканы, как тонкая оболочка. Мне показали фотографии и сами предметы. Похоже, они сняли вполне четкий комплект отпечатков пальцев с прибора. Самой собой, принадлежали они мне. Я никогда не прикасался к этой проклятой штуковине, но не сомневался, что все было подлинное.

25

Водолей (20 января — 19 февраля). Обращайтесь с окружающими вас людьми тактично. Новые знакомства могут способствовать путешествию и эмоциональному подъему.

Последующие дни слились в неразрывный ком. Постоянно было 4.22 — один длинный флуоресцентный день, перемежавшийся допросами, как фильм, идущий в прайм-тайм, — телерекламой.

Ежедневно один час посвящался медицинскому обследованию. Меня подвергали тестам на ай-кью, задавали вопросы и просили написать мою биографию. Я подбирал треугольники к кругам и вставлял деревянные стержни в решетки. Проверяли мою реакцию, скорость, координацию и мышечную продуктивность. Брали на анализ кровь и идентифицировали ее, измеряли кровяное давление и записывали. Родимые пятна, о существовании которых я не подозревал, фотографировали и замеряли. Холодный душ и жаркий свет слились в один месяц, как сливаются в поле травинки. Я забыл о существовании Джин и Долби, а иногда сомневался и в собственном существовании.

Случалось, охранники сообщали мне время, но в основном говорили, что сейчас 4.20. Однажды днем, а возможно, ночью, во всяком случае, это была первая смена охраны после кукурузных хлопьев, в Комнату ожидания № 3 вошел капитан американской армии. Я не встал с койки, начав ощущать себя здесь как дома. Ему было года сорок два, и двигался он, как европеец, то есть как человек, который носит подтяжки для поддержки брюк. Руки у него были морщинистые, и казалось, никакого мыла не хватит, чтобы удалить землю, густо забившую его поры. На одном ухе отсутствовала мочка, и я легко представил себе деревенскую повитуху, усталую и неловкую в ранние часы балканского утра.