Наследник Магнитной горы - Илона Волынская

Над их головами из чащи полетели колья, связанные по несколько штук. Прямо на лету связка распалась – и заряд ударил бегущему мэнкву в шею, в живот, два сразу разворотили мохнатую грудь! Утыканный кольями мэнкв медленно осел на землю, содрогнулся, молотя во все стороны лапами, и затих. Еще один кол просвистел у него над макушкой и с хрустом вонзился второму мэнкву в ножищу. Хромая, тварь сделала еще шаг…

Чаща молчала. Кольев больше не было.

Мэнкв яростно заорал и схватился за кол. С жутким чмоканьем заостренное дерево выходило из ножищи…

– Добивай его! Добивай! – заорал воевода неизвестному спасителю, что скрывался в чаще.

– Эрлик! Я не могу! У меня колья кончились! – откликнулся из чащи плачущий мальчишеский голос.

Словно поняв его слова, уцелевший мэнкв торжествующе взревел и выдернул вымазанный черной кровью кол. Ринулся к саням, на которых сидела малышня. Пища, как стайка испуганных мышат, дети порскнули прочь. Только девочка все так же неподвижно и безучастно сидела на тюках. Мэнкв взмахнул колом, как дубиной.

– Беги! – закричал девчонке воин. – Беги!

– Эрлик! – донесся бешеный вопль из-за деревьев. – Беги, чуда!

Девочка не шевелилась.

– Эрлик! – Гневный крик из чащи вдруг сменился воплем нечеловеческой боли. Будто того, кто там сидел, сжигали заживо! И словно в подтверждение этого за деревьями полыхнуло… алым!

– Чэк-най! – одними губами шепнул молодой воин.

Дубина мэнква неуклонно пошла вниз…

Из-за деревьев у обочины несся крик, а еще скрежет и звучное «дзонг» спущенной тетивы.

Оставляя за собой завихрения черного дыма, из деревьев вылетел… меч! Весь, будто его лентами обкрутили, обвитый языками Рыжего пламени. Обдавая жаром и удушливым дымом, пронесся над головами воинов и пронзил мэнква насквозь. Мэнкв издал вопль, который никто и никогда не слышал из пастей многоголовых великанов, – вопль беспредельного ужаса. Рыжее пламя, словно хищник, спрыгнуло с пылающего клинка, мгновенно охватило тварь, взвилось… и тут же погасло, оставляя лишь высокую кучу пепла и несколько гигантских обугленных костей. Из кучи торчала рукоять меча.

Тишина, обрушившаяся на дорогу после грохота схватки, сама была похожа на удар дубины. Никого. Ничего. Ни рева чудовищ, ни человеческих криков. И нарастающего рокота чэк-ная тоже не слышно. Деревья у обочины стояли темные и спокойные. Будто не оттуда только что летели смертоносные колья и не там бушевал Рыжий огонь. Только остро тянуло запахом гари.

Под санями тихо-тихо, жалобно заплакал ребенок.

Старый воевода вздрогнул, наклонился, сгреб с дороги горсть плотного снега и прижал к пылающему лицу.

– Ох, Торум! – прохрипел он. – Ничего себе!

Постепенно дыхание его восстановилось – он подозрительно уставился в неподвижные деревья у обочины и негромко позвал:

– Эй-эй! Там, за деревьями! Покажись!

Нет ответа. Даже ветки не шевелятся.

– Покажись, не обидим! – уже громче позвал воевода. – Поблагодарить хотим, в ноги поклониться, однако. – С заманчивыми обещаниями как-то плохо вязался его занесенный на отлете, готовый в любой миг ударить меч.

Нет ответа. Воевода покачал головой, сунул меч в ножны и поковылял к куче мэнквова пепла. На ходу сдернул с саней оленью шкуру. Шкура оказалась большой, но менять воевода не стал – замотав ею обе руки, он бережно потянул торчащий из кучи меч за рукоять. Выдернул… Клинок больше не пылал. Лунный блик скользнул вдоль лезвия…

– Надо же, клинок какой, – прицокнул языком воевода. – Самому Советнику впору… Чего выпучились, как мэнквьи жабы! – накинулся он на своих подчиненных. – Детей собрать, оленей перепрячь, тюки подтянуть – и этих вот… – кончиком чудо-меча он указал на туши людоедов, – прочь с дороги! А ты – за мной! – скомандовал он племяннику. По-прежнему неся необыкновенный клинок на вытянутых руках, старик полез в чащу.

Проваливаясь глубоко в снег, старый и молодой воины миновали первый ряд деревьев… и оба замерли.

За деревьями открывалась выжженная проплешина. Казалось, Огонь тут бушевал только что – обугленные черные ветви еще тлели, воняя недавним пожаром, истаявший снег хлюпал под ногами. Прямо посреди проплешины лицом вниз лежал человек. Его рука была судорожно вытянута вперед, будто он последним усилием пытался до чего-то дотянуться. А он и тянулся!

Среди ветвей было закреплено что-то вроде грубо сработанного громадного лука. Только торчал он не как обычно держат его охотники, а вроде как лежал плашмя, закрепленный на толстом поворотном чурбаке. Широченное – сразу для нескольких заточенных кольев, а не для стрелы – ложе лука было сильно обуглено. На ладонь лежащего человека был намотан обрывок обгорелой тетивы, сплетенной из нескольких веревок сразу.

– Большой лук, однако, – разглядывая диковинное сооружение, пробормотал молодой воин. – Только на мэнквов с ним и охотиться.

– А он и охотился, – воевода ухватился за лук – раздался уже знакомый скрежет, и диковинное оружие повернулось туда-сюда, ведя прицелом вдоль просматривающегося сквозь ветви обоза. – А мы навроде приманки получились, – старик принялся разглядывать неподвижно лежащее маленькое – слишком маленькое для нормального человека! – худенькое тело. – Переверни его!

Племяннику очень хотелось попросить у дяди оленью шкуру – прикасаться к неожиданному спасителю было боязно, словно тот какой лесной дух. Но он не осмелился. Нагнувшись, он ухватил его за край странной кожаной куртки и рывком перевернул. Тело безвольно перекатилось на спину.

– Мальчишка! – отпрянув, будто увидев нечто ужасное, выкрикнул молодой воин.

– Да. Мальчишка. Дней тринадцать, не больше, – медленно произнес воевода.

Оба воина не шевелились, разглядывая неподвижное, измученное лицо – не плоское, а какое-то… выпуклое, что ли. Горькая, совсем не детская складка в углу рта, высокие скулы, бронзовая кожа, нос – непривычно длинный. И странная, незнакомая одежда из тонко выработанной кожи.

– Южанин, – словно удар мэнквова кулака, припечатал воевода. – Мальчишка. И еще этот меч, – он снова поглядел на клинок.

С губ распростертого в талом снегу парня сорвался едва слышный стон. Воевода вздрогнул и, ткнув загадочный меч в руки ошеломленному племяннику, начал лихорадочно отвязывать ремень с собственных ножен. Быстрым движением снова перевернул бесчувственного мальчишку на живот и, заведя тому руки за спину, принялся сноровисто связывать запястья.

– Дядя! Что ты делаешь, дядя! – вскричал племянник. – Ты что, хочешь… хочешь отдать его жрицам? – глядя на старого дядю с таким ужасом, будто перед ним снова был мэнкв, выдохнул молодой воин. – Он же нас всех спас!

Старик поднял голову, поглядел насмешливо:

– Ты, племянничек, у меня полный чурбан! Да еще неотесанный. Вроде тех, что у шаманского чума лежат.

Расстелив на снегу шкуру, он сноровисто закатал в нее бесчувственного и связанного мальчишку, превратив того в аккуратный тючок. С натужным хаканьем подхватил с земли и взвалил племяннику на плечо.

– Я пойду первым, погляжу, чтоб наши парни не отвлекались, пока туши мэнквов с дороги убирают. Детишек к делу пристрою, – отрывисто бросил старик. – Подождешь, пока на тебя никто смотреть не будет, и отнесешь его в последние сани. Спрячешь среди тюков – и парня, и его меч. И чтоб все время был при нем! Хоть ты мне и племянник… – старик мрачно уставился на пригнувшегося под ношей воина из-под кустистых седых бровей, – головой отвечаешь – чтоб мальчишка был жив. И чтоб его никто не приметил!

Свиток 24

В котором Хакмар оказывается пленником в крепости

Жар… Жар… Боль… Воздух вокруг сухой и горячий, он жжется, безжалостно дерет кожу, та лопается, покрываясь волдырями ожогов. Кровь кипит в жилах – кажется, действительно кипит, мелкими пузырьками, медленная, густая, тягучая… Горячий липкий пот сочится по вискам. Плохо. Как плохо. Облегчения нет.

Перед глазами Хакмара дрожало красно-оранжевое марево, в котором время от времени проглядывали то неторопливо плывущие мимо верхушки деревьев, то кусок темного Ночного неба. Перемигивающиеся в вышине звезды Семи кузнецов остро и больно кололи глаза. Потом снова все заволакивалось красным туманом. В ушах стоял мучительный звон, сквозь который едва слышно и невразумительно пробивались далекие голоса.

– А вдруг… дядя, ну вдруг? Если правы голубоволосые? Если и правда мальчишка этот – не мальчишка вовсе, а тварь какая подземная, похуже мэнква? – неуверенно спрашивал молодой голос. – Где ж это видано, чтоб один недоросток – целый отряд воинов спас? И Эрлика он все время призывает – Куль-отыра по-ихнему, по-южному…

– Чурбан ты и есть, племянник, – насмешливо рокотал другой голос – глубокий, сильный, но уже с отчетливой старческой хрипотцой. – Он Эрлика не призывал – он ругался!