Краткий конспект истории английской литературы и литературы США - Сергей Щепотьев

Неточность эта была бы не так уж и важна, если бы не другие, допущенные автором статьи и, увы, не исправленные научными руководителями коллективного труда, учеными с мировыми именами — профессором Т. Мотылевой и профессором Р. Самариным.

Олдос Хаксли был внуком (а не сыном, как уверяла Домбровская) крупного биолога Томаса Хаксли, соратника Ч. Дарвина, и сыном известного литератора Леонарда Хаксли. Его мать, умершая, когда Олдосу было четырнадцать лет, была племянницей поэта и критика Мэтью Арнолда, отец которого профессорствовал в университете. М. Арнолд отстаивал в своих критических работах необходимость развития образования и культуры и состоял в переписке с Л. Н. Толстым.

Как видим, судьбе было угодно, чтобы Олдос Хаксли вырос человеком образованным. Несмотря на почти полную, прогрессирующую слепоту, он блестяще учился в Оксфорде и Итоне. Его обширные знания поражали друзей: те шутили, будто он знает наизусть «Британскую энциклопедию».

Начиная с 1916 г. выходят несколько сборников его стихотворений.

В 1919-м Хаксли женился на бельгийке Марии Нис и в том же году стал сотрудником журнала «Атенеум», редактируемого мужем известной писательницы Кэтрин Мэнсфилд Мидлтоном Марри, которого под именем Берлепа впоследствии вывел в романе «Контрапункт» (1928).

В 1920-м вышел сборник его рассказов, а через год — первый роман «Желтый Кром», за которыми последовали «Шутовской хоровод» (1923) и «Опавшие листья» (1925).

Для романов Хаксли характерны блещущие остроумием диалоги и бросающийся в глаза цинизм в обрисовке интеллектуалов, которые ведут свои длинные изысканные разговоры в экзотической обстановке загородных домов или выходящих на Средиземноморское побережье террас: в 20-е гг. Хаксли жил в Италии, а к концу десятилетия переехал в Санари, близ Тулона.

Обрисованные с поразительной наблюдательностью поэты и светские дамы, лицемеры и влюбленные населяют эти интерьеры.

В текст романов Хаксли часто включает стихи, например такие:

Нет прошлого, и будущее — прочь.Нет ни бутонов, ни плодов: цветенье.Лежи вот так, и длиться будет ночь,Темна, беззвучна, как само забвенье.Прошу, навеки дай мне всё забыть,Кроме того, как пахнет твоя кожа.Ни плача, ни стыда и ни обид.Лежи вот так на этом тихом ложе.И пусть он длится, этот дивный сон,Пока не будет ничего на свете,Лишь мы, сплетенные в бездонной тишине.Но точно так, как тот, кто осужден,Простится с этим миром на рассвете,Так — знаю — ночь растает в наступившем дне...[26]

Писатель называл свои произведения романами идей, рупорами которых являются их персонажи. Эти идеи автор сталкивает весьма парадоксально, отдавая предпочтение тем, которым он придает серьезное значение, и подвергая уничижительному сарказму мнения недостойные. Один из близко знавших Хаксли людей вспоминал, что писатель, «будучи в ударе, мог разбрасывать идеи с изяществом, элегантностью и радостью играющего в мяч дрессированного дельфина».

Романы Хаксли очень скоро завоевали признание читающей публики. Леонард Вулф назвал их «выдающимися и смелыми, восхитительно написанными, забавными, остроумными, мудрыми и интеллигентными».

Далеко не забавной, однако, оказалась антиутопия «Бесстрашный новый мир» (1932).

Еще в «Желтом Кроме» Хаксли вывел похожего на птицеящера Скоугена, в уста которого вложил некоторые свои опасения относительно путей исторического развития человеческого общества. Скоуген говорил о литературе и социологии, любви и обычаях. Касался он и футурологии: в обществе будущего этот провидец видел три класса — руководящую интеллигенцию, людей веры и стадо; в этом обществе манипулировали человеческим сознанием, царила автоматизация и механизация — и не было места для какой-либо духовности.

Идеи Скоугена, страх писателя перед бурным научно-техническим прогрессом и его недоверие к новому общественному строю, воцарившемуся в России, легли в основу «Бесстрашного нового мира».

Эпиграфом к роману Хаксли взял слова Н. Бердяева из книги «Новое средневековье» (1923): «Но утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос, как избежать окончательного их осуществления».

Эпиграф и имя, которое носит героиня романа — прелестная куколка Ленайна (оригинальное написание — Lenina) — ясно говорят о намеке Хаксли на коммунистический тоталитаризм.

В государстве, обрисованном Хаксли, существует жесткая социальная вертикаль и навязывание нижним социальным уровням удовлетворенности своим положением. Уже в детстве «особям» внушают во сне, что «теперь каждый счастлив». Каждая каста получает свою газету или радиопередачу. Христос у Хаксли заменен автомобильным магнатом Фордом — свидетельство технократического характера мироустройства и способ принудительного единения под флагом научно-технического прогресса.

Бердяев в 1923 г. не верил, что можно вымуштровать людей «настолько, чтобы они чувствовали себя хорошо в социальном муравейнике, полюбили казарменную жизнь, отказались от свободы духа».

Хаксли через девять лет показал, что это вероятно.

Советский строй доказал, что это реально, по крайней мере, на неполные три четверти столетия.

Потому в год смерти писателя Е. А. Домбровская доказывала, будто в своей антиутопии «Хаксли пугает читателей, что при народоправии погибнет все прекрасное, что материальная обеспеченность „губит душу“ народа»: ложь насквозь пропитала нас — настолько, что мы не замечали, как лжем сами себе...

В 1937-м Хаксли уехал в США и поселился в Калифорнии, надеясь, что климат Лос-Анджелеса поможет его зрению. Он продолжает работать, в том числе — и для Голливуда (в 1940 г. им написан сценарий фильма по роману Джейн Остин «Гордость и предубеждение»).

Вторая мировая война с ее концлагерями усугубила пессимизм писателя. Страшился Хаксли и атомной бомбы: «Признаюсь, — писал он в частном письме от 10 августа 1945 г., — что нахожу мир с болтающейся над головами атомной бомбой довольно тревожной перспективой. Национальные государства, вооруженные посредством науки сверхчеловеческой военной властью, всегда напоминают мне свифтовское описание Гулливера в руках гигантской обезьяны на крыше дворца короля Бробдингнага...» Человечество, перенесшее атомную войну, изобразил писатель в романе «Обезьяна и сущность» (1948).

В 1955-м умерла жена Хаксли Мария Нис. Год спустя он женился на Лауре Арчера, концертирующей скрипачке, впоследствии ставшей... практикующим психотерапевтом.

В 1962-м Хаксли опубликовал последний роман «Остров», в котором попытался примирить прогресс, патриархальный уклад, сексуальную революцию, наркотики и буддизм.

Сорок лет спустя нечто подобное переживаем в своей стране и мы...

Атомная бомба на многих произвела потрясающее впечатление. Она поставила под угрозу существование человечества, унизила достоинство человеческого духа. Хотелось бежать куда-то от кошмара, восставшего гигантским белым грибом над японскими городами и угрожавшего всему миру.

Англичанин Эрик Блэр бежал на Богом забытый северный остров, ел простую пищу, держал козу и огород и при свечах написал роман, потрясший мир не менее атомной бомбы: «1984».

ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ — псевдоним Эрика Блэра (1903—1950). Он родился в индийской Бенгалии в семье обедневшего шотландского чиновника-аристократа. Учился в Итоне, затем уехал в Бирму и там служил в английской полиции. Потом вел жизнь изгоя и неудачника в Париже и Лондоне, пока наконец не были напечатаны его книжки «Собачья жизнь в Париже и Лондоне» (1933) и «Дорога на Уайген» (1937). Первая была описанием его мытарств, вторая — романизированным документальным репортажем о командировке от известного левого издательства на охваченный безработицей север Англии. В годы гражданской войны в Испании Блэр уехал туда и вступил в антифашистское ополчение ПОУМ, лидеры которого, как оказалось, были враждебно настроены к испанской компартии и резко осуждали сталинский террор. Естественно, ПОУМ была объявлена «троцкистской бандой», а Оруэлл, в 30-е годы открыто заявлявший о своей антифашистской ориентировке и приверженности идеям социализма, и после смерти остался для нас «ренегатом», что в 1962 г. подтвердил в «Краткой литературной энциклопедии» корифей советского литературоведения профессор А. Аникст.

Тогда же, в годы своего трагического прозрения, спасенный друзьями и женой от ареста, пыток и гибели, он, отождествивший для себя гитлеризм и сталинизм, оказался едва ли не один против всех. В 1943 г., в год Сталинградской битвы, он стал писать «Звероферму» — антисталинскую сатиру, которую долго не решались печатать ни левые, ни правые (русский перевод этого романа опубликован в 1988-м рижским журналом «Родник»), но в 1954-м появилась даже ее мультипликационная экранизация, созданная эмигрантом из Венгрии Джоном Халасом.