Нет жизни никакой - Антон Твердов

— Поехали! — завопил полуцутик. — Вперед к…

Куда именно пожелал ехать Г-гы-ы, так и осталось неизвестным, потому что, выкрикнув начало фразы, полуцутик замер на плече Никиты, полуоткрыв рот и выпучив глаза.

— Что такое? — уже обо всем догадываясь, спросил Никита.

— Посмотри… — прохрипел Г-гы-ы.

Никита глянул туда, куда указывал ему Г-гы-ы, и сам обомлел. Из туманного облака медленно и торжественно выступила громадная — размером, наверное, с девятиэтажный дом — туша. Впрочем, истинные размеры туши определить было трудно. Хоть желтый огненный выхлоп генератора и разогнал порядочно туман вокруг Никиты и Г-гы-ы, чудовище было настолько большим, что виден был только массивный торс, украшенный полусотней длинных волосатых щупальцев, три вооруженные колоссальными когтями ноги и волочащийся по земле хвост — головы или чего-то там еще, заменяющего чудовищу голову, видно не было — быстро сгущающийся туман падал сверху на землю, скрывая уже от глаз человека-покойника и полуцутика невероятный торс монстра.

— Кто это? — спросил Никита, вцепившись пальцами в борт кабинки.

— Конь в пальто, — зашипел полуцутик. — Ну давай, поехали скорее! Видишь, какой огромный? У меня, наверное, энергии не хватит, чтобы его трансформировать. А вон за ним еще хмыри какие-то маячат. Ой, зря я Марию попросил нас в этот мир перебросить. Только сейчас понимаю, какого дурака свалял. Ой, больше никогда так поступать не буду. Думать буду и с другими советоваться. Никита, газуй! Давай, говорю! Газуй!

Чудовище склонилось к земле — из-за туманной завесы Показалась огромная башка, покрытая, словно дрянной позолотой, желтоватыми чешуйками. Глаз среди чешуек заметно не было, но то, что чудовище увидело пытающийся сбежать от него ужин, определить можно было по восторженному воплю.

— Газуй! — завопил полуцутик.

Никита ударил ногой педаль — и кабинка рванулась г места, врезалась в туман и пропала.

— А куда мы летим-то? — спросил Никита Г-гы-ы, когда вопли разочарованных монстров не стали слышны. — Впереди туман один. И сбоку туман. И сзади. Куда мы летим?

Полуцутик, все еще сидящий на его плече, ответил:

— А хрен его знает. Главное, подальше от этих уродов.

— Надеюсь, туман когда-нибудь рассеется, — сказал Никита, пытаясь разглядеть хоть что-то на пути ровно летящей над поверхностью земли кабинки генератора. — А то так и врезаться можно неровен час…

— Ничего туман не рассеется, — вздохнул полуцутик. — Я тут вспомнил — мне знакомые полуцутики рассказывали, что в Пятьдесят Восьмом Загробном всегда туман. И солнца никакого нет. Такой уж мир. Неказистый. А чего ему казистым быть, если тут только такие сволочи обитают, как те, которые нас только что чуть не сожрали?

На это Никита не нашелся, что ответить.

Однако полуцутик Г-гы-ы оказался не прав. В том плане, что туман через некоторое время полета все-таки рассеялся. И даже выглянуло солнышко — правда, не ярко-желтое, как то, которое привык видеть Никита, а какое-то диковатое по цвету — красно-зеленоватое. Но и такое солнце было все же лучше, чем никакое.

— А ты говорил! — воскликнул повеселевший Никита. — Туман никогда не рассеется, солнышка не будет… Посмотри вверх! Какое-никакое, а солнце все-таки!

— Ну и что? — беспечно проговорил полуцутик. — Я в этом мире не был. Только по рассказам знакомых знаю, что это за место. А знакомые могли и приврать. Какая разница? Главное, что мы свалили от чудовищ. Ой, смотри, что-то там впереди виднеется.

— Дом, — присмотревшись, определил Никита.

Некоторое время они молчали. А как только кабинка генератора поравнялась с домом, Никита остановил агрегат.

— Пошли посмотрим, что там? — предложил полуцутик. — Чего ты сидишь-то?

— Странно, — пробормотал Никита.

— Чего странного?

— А того… Картина больно знакомая. Как будто я на Земле оказался вдруг. Уж не нас ли Мария на Землю отправила по ошибке? А не попугая Степу.

Полуцутик встревожился.

— Ты чего такое говоришь-то? Как это на Землю? Это значит — в мир живых, что ли? Не городи ерунды. Не может такого быть.

— Ты же сам говорил, что возможно. Что Мария, находясь… м-м-м… во власти чувств, могла перепутать кое-что в своих вычислениях… К тому же уровень ее энергии максимально был повышен в связи с… как бы тебе это объяснить,

— Как умеешь.

— Да объяснить-то я умею, — усмехнулся Никита. — Только вряд ли ты поймешь.

— Почему?

— Потому что ты бесполый.

— Ну знаешь, — обиделся полуцутик. — Бесполый-то я бесполый, но с людьми дело имею давно. С планетами вот Нечасто приходилось сталкиваться. Но, как я понял, во многом человек и планета схожи. Как мне говорил один мертвец… Гете, кажется, его звали… он говорил: каждый человек— это целый мир. То есть планета. Так вот. Если ты Имеешь в виду тот факт, что оргазм повышает энергетический уровень особи, то я это знаю.

— Ну, что-то подобное я и хотел сказать.

— Я и понял, — фыркнул полуцутик. — Но когда я говорил, что Мария могла перекинуть кого-то из нас на Землю по ошибке, то я имел в виду Степу, и только Степу. А нас никак не могло на Землю кинуть.

— Почему это? — поинтересовался Никита.

— Да потому что я — полуцутик! — воскликнул Г-гы-ы. —Ты когда-нибудь на Земле полуцутика видел?

Никита задумался.

— Ну… когда я в Питер с братвой ездил… на курсы повышения квалификации, я в кунсткамеру заходил… Там много чего видел — и не таких, как ты… А если серьезно ты хочешь мне сказать, что…

— Полуцутик никак не может оказаться в мире живых, — твердо выговорил Г-гы-ы. — Просто никак не может. Одно дело — изотерическая проекция.

— Чего? — наморщился Никита.

— Ну, я с этим Дрыгайло общался в виде изотерической проекции, — объяснил полуцутик.

— Понятно…

— Одно дело — изотерическая проекция, а совсем другое дело — полуцутик в натуральном виде. Полуцутик или там цутик в мире живых — это невозможно. Это как кусок льда в пламени. Против всяких законов. Я могу себе представить, что Степу перекинуло в мир живых, но что никто никогда себе не представит — это коренное население Загробных Миров в мире живых.

— Ясно, — вздохнул Никита. — Другими словами — мы все еще в пределах Цепочки. А я-то думал…

— Мы в Пятьдесят Восьмом Загробном, — отрезал полуцутик. — И точка.

— Ладно, — сказал Никита. — Проехали… То есть — поехали. Прямо к этому дому. Просто поразительно — дом. такой, какие бывают у нас, в Саратове. Пятиэтажка.

— А?

— Дом, состоящий из пяти этажей, называется пятиэтажкой-

— Надо же, — усмехнулся Г-гы-ы, — язык сломаешь-

— И лавочка. А на лавочке кто-то сидит. Бог мой! — воскликнул Никита. — Две бабульки! Прямо как у меня дома — в Саратове!

Пятиэтажный дом, тихий, как будто безлюдный — две бабки на сломанной скамейке, вместо одной из ножек которой сложены друг на друга несколько обломанных кирпичей, дряхлый садик и символическая изгородь вокруг него. Тихо было очень.

Кабинка генератора затарахтела, останавливаясь. Клубы черного дыма снова пыхнули изо всех щелей генератора. Полуцутик легко выпрыгнул наружу. Никита последовал его примеру.

— Однако ровно полдень, — сказал Никита, посмотрев на красно-зеленое солнце, и направился к подъезду, возле которого громоздилась сломанная скамейка.

Бабки встретили его настороженно.

— Это что за дом? — осведомился Никита.

— Дом номер пять, — ответила одна из бабок, оглядывая полуголого Никиту с пяток до набедренной повязки таким взглядом, что даже бесполый полуцутик присвистнул, а Никита смутился и стал смотреть в сторону.

— Мы тут кое-кого ищем, — сказал полуцутик.

— Кого? — спросила бабка.

— Кое-кого. Ну… кое-кого, — проговорил Г-гы-ы и подмигнул.

Никита удивленно посмотрел на него.

— Не знаем, — ответила вторая бабка. — И нечего здесь машиной своей гудеть. И так весь воздух загрязнили в центре мира — даже здесь дышать нельзя.

Никита оглянулся на безмолвно стоящую кабинку генератора.

— Я не буду гудеть, — терпеливо сказал полуцутик, — и воздух загрязнять не буду. Только найдем кого надо и уйдем. И все.

— Машины здесь ставить нельзя, — неприязненно проговорила бабка и почесала свалявшиеся пакли волос под нечистой шалью.

— Так ведь знаков нет нигде запрещающих…

— Вот знак… — И бабка поднесла к носу Г-гы-ы сморщенный кулачок, из пальцев которого была сложена вполне неприличная фигура.

Г-гы-ы поморщился. Никита тоже.

— Ну, чего встали-то? — осведомилась одна из бабок. — Проходи давай…

Никита вздохнул, усадил на плечо полуцутика и вошел в единственный подъезд пятиэтажки.

Конечно, никакого освещения в подъезде не наблюдалось, но и безо всякого освещения видно было, что стены обшарпаны практически до кирпичей, с потолка свисают обрывки проводов вперемешку с паутиной, а под ногами громоздится всякая мусорная дрянь.