Позолота - Марисса Мейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серильда прикусила губу. Вот бы сказать этой старой летучей мыши, что осторожничать уже поздно. Бросив последний взгляд на обложку книги, которую ей подарили в Адальхейде, она поставила ее на полку рядом с другими книгами по истории.
– Надеюсь, вы слышали, что через несколько дней я уезжаю в Мондбрюк, – сказала она, борясь с искушением признаться, что уезжает она навсегда и больше не вернется. – Мы с отцом едем на весеннюю ярмарку.
Фрау Зауэр приподняла бровь.
– Уезжаешь во время Вороньей Луны?
– Да, – Серильда постаралась унять дрожь в голосе. – А вас это чем-то не устраивает?
Учительница долго и внимательно смотрела на нее, а потом отвернулась, перед этим сказав:
– Нет, если ты до отъезда поможешь детям подготовиться ко Дню Эострига. У меня на эти глупости нет ни времени, ни терпения.
Глава 19
Как же у Серильды ныло сердце при мысли о расставании с детьми – она уже начала по ним скучать. У нее были все основания опасаться, что в большом городе она станет изгоем – чужая, да еще с такими глазами, – и неизбежное одиночество страшило ее. Да, у нее был отец, и она надеялась рано или поздно найти работу и даже, может быть, завести когда-нибудь друзей. И она обязательно попытается произвести хорошее впечатление в Верене или там, где они будут жить. Возможно, если она сумеет правильно рассказать о том, как бог благословил ее, то люди поверят, что она приносит удачу. Она может стать популярной…
Но эти мысли мало утешали Серильду. Ей будет отчаянно не хватать этих пятерых ребятишек, искренних, смешливых, любящих друг друга. Она не сможет больше рассказывать им свои истории – этого ей тоже будет недоставать.
А вдруг жители Верены не любят истории?.. Это было бы ужасно.
– Серильда!
Она вздрогнула, возвращаясь из лабиринта мыслей, в котором она так часто бродила в последние дни.
– А?
– Ты перестала читать, – сказал Ханс, держа в руке кисточку, которой рисовал.
– Ой. Ой, верно. Простите. Я… отвлеклась.
Она посмотрела на книгу, которую ей дала фрау Зауэр. Та настаивала, что дети непременно должны прослушать первые пять глав, прежде чем идти домой. Книга называлась «Философские истины в мире природы», и пока что они одолели всего двадцать страниц. Двадцать сухих, невероятно скучных страниц.
– Ханс, ну зачем ты вылез? – упрекнул его Фриш. – Я уж лучше в тишине посижу, чем услышу еще хоть строчку этой скукотищи.
– Раз уж Фриш говорит, что лучше тишина, – засмеялась Анна, – это что-то да значит. Передайте мне солому, пожалуйста!
Солома. Серильда рассеянно наблюдала, как Никель протянул Анне несколько пучков, и девочка начала набивать большую куклу из мешковины. Закрыв книгу, Серильда наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, чем заняты дети. К Дню Эострига ученики школы по традиции делали чучела, которые на празднике будут символизировать семерых богов. Два дня спустя у них были почти готовы трое: Эостриг, бог весны и плодородия; Тирр, бог войны и охоты; и Сольвильда, богиня неба и моря. Теперь они работали над Велосом, богом смерти и мудрости.
Впрочем, на этом этапе он еще не был похож на бога – лишь несколько мешков из-под зерна, набитых листьями и соломой и связанных вместе, чтобы напоминать тело. Но постепенно он начал обретать форму, вместо ног и рук у него были ветки, вместо глаз – пуговицы.
В день праздника семь фигур провозили через весь город, украсив одуванчиками, побегами гусиного лука и первоцветами. Затем их расставляли вокруг липы на городской площади, и оттуда боги наблюдали за пиршеством и танцами, а к их ногам возлагали сладости и душистые травы – все, чтобы урожай был хорошим. Однако Серильда видела немало неурожайных лет и знала, что боги не так уж отзывчивы.
С равноденствием связывали много примет и суеверий, но она не очень в них верила. Она сомневалась, что если коснуться Велоса левой рукой, то накличешь в наступающем году чуму на свой дом, а если подарить Эостригу примулу с лепестками в форме сердечек и солнечно-желтыми серединками, то в семье будет много детей.
В такие дни Серильда старалась не обращать внимания на шепотки, которые слышались со всех сторон, куда бы она ни пошла. Люди говорили: лучше бы не пускать на праздник дочку мельника. Если она появится, обязательно принесет несчастье. Кое-кому даже хватало храбрости – или грубости – говорить ей это в лицо, впрочем, прикидываясь, что это для ее же блага. «А хорошо бы тебе провести вечерок дома, а, Серильдочка? И для тебя лучше, и для нас…»
Но чаще люди судачили у нее за спиной, вспоминая, как три года назад она явилась на праздник, а потом все лето стояла засуха. А помните тот ужасный год? Девчонке было-то всего семь лет! И месяца не прошло, как хворь унесла, почитай, половину домашней скотины.
И неважно было, что в другие годы посещение Серильдой праздника оставалось без каких бы то ни было ужасных последствий.
Она старалась не слушать – так велел ей в детстве отец, так поступала она всегда. Но делать это теперь становилось все труднее. Что если она действительно приносит несчастье?
– Ты отлично потрудился, – сказала Серильда Никелю, глядя на пуговицы, которые он крепко пришил к голове Велоса: один глаз черный, другой коричневый. – А тут что случилось?
Она указала на щеку тряпичного бога – ткань была разрезана и кое-как зашита черной ниткой.
– Это шрам, – пояснил Фриш, откидывая светлые волосы. – Я решил, что бог смерти наверняка участвовал во всяких драках и побоищах. Он должен выглядеть крутым воином.
– Есть еще лента? – спросил Никель. Он пытался сшить плащ из обрезков старых полотенец.
– У меня осталось немного корсажной ленты, – Анна протянула ему моток, – но это последняя.
– Мне хватит.
– Герди, ты что! – воскликнул Ханс, выхватывая кисть из рук девочки. Она подняла на него удивленные глаза.
На лице бога красовалось темное красное размазанное пятно – рот.
– Теперь он похож на девочку, – возмутился Ханс.
Гердрут покраснела от смущения и повернулась к Серильде.
– А Велос – мальчик?
– Может им быть, если захочет, – сказала Серильда. – Но иногда он бывает девушкой. Этот бог может быть и мальчиком, и девочкой… А иногда он не то и не другое.
Гердрут непонимающе нахмурилась, и Серильда поняла, что только всех запутала. Она усмехнулась.
– Взгляните на это так. Мы, смертные, сами себя ограничиваем. Думаем – вот Ханс, мальчик, значит, должен работать в поле. Анна – девочка, и должна прясть пряжу.
Анна испустила стон отвращения.
– Но, если бы вы были богами, – продолжала Серильда, – стали бы вы себя ограничивать? Конечно, нет. Вы могли бы быть кем угодно.
Лицо Гердрут прояснилось.
– Я хочу научиться прясть, – объявила она. – Мне кажется, это весело.
– Это ты сейчас так
