Götterdämmerung: cтихи и баллады - Всеволод Емелин

Гуд бай, Америка

К инаугурации 44-го президента США, Б. Х. Обамы

Мой Фантом теряет высоту…

Ты помнишь, давным-давно…Студия “ХХ век. Фокс”…Давай, разливай вино,И выпьем с тобой, не чокаясь.

Нам уже чудовищно много лет,Мы усталые, старые люди,Так помянем страну, которой больше нет,И которой скоро не будет.

В детстве гоняли на великах,Мучились тайной пола,И так любили Америку,Ковбоев и рок-н-рола.

Старательно прячась от завучей школ,Отращивали длинный волос,Ловили в динамиках радиолЕе глуховатый голос.

Подростками песни орали,Сумев портвейна нажраться,Да все про ковбоя ГарриИ про Фантом 016.

Там стреляли из “Смита Вессона”,Там пили тройное виски,Туда убегали чеховскиеГимназисты и гимназистки.

А ну-ка, плесни мне еще вина,Пока не настала истерика,Нас наебала родная страна,Кинула нас и Америка.

Где вы, ковбои Гарри?Где же вы, юнги Билли?Все они там просрали,Все они профинтили.

Забыли к ебеней матери,Просвистели галимоЗаветы своих основателей,Суровых отцов-пилигримов,

Приплывших сюда на “Мэйфлауере”Для добычи шкурок бобра.И где теперь их Вай пауэр?Да нет его ни хера.

За что пионеры гибли?За политкорректный мир?Когда с винтовкой и БиблиейОтодвигали фронтир?

Где же теперь героиФронтирьеры отважные?Биржевики да лоерыВ переводе на наш — сутяжники.

Шоссе в никуда в пустыне,Никчемные бензоколонки,Здесь не наберет Юл БриннерВеликолепной семерки.

Майский цветок отцвел,Память о прошлой славе,Этот плавильный котелВсе в дерьмо переплавил.

Негры там вороватые,Там из хохлов братва.Глаза подслеповатыеНам открыл фильм “Брат-2”.

Изнасилованные отцами дочери,В защиту микробов митинги,Невротики стоят в очередиК психоаналитикам.

И новый лидер их нации,Президент-мулат,На своей инаугурацииПриветствует гей-парад.

Грустно стоит, как башня-близнец,Америка одинокоИ ожидает скорый пиздецС юга или востока.

Смесь Зимбабве и ЖмеринкиДо свиданья, гуд бай,Не задался в АмерикеОжидаемый рай.

Из цикла “Смерти героев”

Светлой памяти российского верблюда от хохлов на границе умученного

Никакой ты мне больше не брат.Пропусти ты в Софию верблюдов,Ведь верблюд ни в чем не виноват.

Ты в глаза загляни им, подонок,В них немой удивленный вопрос,Он беспомощен, словно ребенок,Выгнанный из тепла на мороз.

Он же зябнет, горбатый, лохматый.Ты ответь мне, таможенник-дурак,Ты когда-нибудь за руку с папойВ раннем детстве ходил в зоопарк?

Ты почувствуй, как кровь его стынет,Коченеют горбы и живот.Он же сын аравийской пустыни,А не ваших канав снегоход.

Почему вы молчите, арабы?Разве так завещал Магомед?Гибнет друг ваш, ваш верный корабль,Его мучит кафир-свиноед.

Где зеленые разных конфессий?Они тоже на это плюют.И никто на себя не повесилВ знак протеста значок “Я верблюд!”

Он качает своей шеей длинной,Он от холода мелко дрожит,Он не курсе, что мы с УкраинойНе смогли поделить барыши.

Вы поймите — верблюды живые,Не бесцветный невидимый газ.Знайте, граждане гордой России,Им хохлы отомстили за нас.

Ничего не поняв и отчаясь,Всеми предан, ветрами продут,Во двугорбый сугроб превращаясь,Замерзает несчастный верблюд.

Его белой метелью завьюжитСеребром на мохнатых боках,И отправится в рай он верблюжий,Там где вдоволь колючки в песках.

Ну, а нам как жить дальше, иудам,На пустынях немых площадей?Этот текст — он ведь не про верблюдов,Этот текст — он про нас, про людей.

Никогда не простим, не забудем,Крепко спросим с хохла-подлеца.Вечно память о каждом верблюдеБудет в наши стучаться сердца.

Баллада о сержанте Глухове

Андрей Иванович

не возвращается домой…

Сержант Глухов совершает поворот в судьбе,Он грозит кулаком вертикали власти,Как пушкинский Евгений “Медному всаднику”,                                    и с криком “Ужо тебе!”Покидает расположение части.

Сержант оголил свой участок фронта.В трудные дни, когда грянул кризис,Он отказался защищать остаткиСтабилизационного фонда,Потому что с ним так и не поделились.

Видно, зря ему оружие доверили.Из-за отсутствия бани и теплого сортираОн не захотел служить либеральной империиИ одному из полюсов многополярного мира.

На открытом пространстве сержант слеп,                                           словно червяк,У него нет ни карты, ни компаса, ни GPSа.Но он упрямо стремится на юг, как матрос                                                   Железняк,Который вышел к Херсону, хотя шел на Одессу.

Его путь тернист от горы к горе.Только звезда, как вешка, горит на горизонте.Он оказался пешкой в Большой игре,Так говорит публицист Михаил Леонтьев.

Он идет мимо горных прозрачных рек,Его ловит в прицел снайперша-эстонка.Здесь через месяц растает снег,А еще через месяц пойдет зеленка.

Он перешагивает растяжки нитьИ движется дальше, не заметив ее.Его не научили Россию любитьГлеб Павловский, Веллер и Соловьев.

Вьется его тропа вдоль отвесных стен,Он спотыкается, разбивает колено,По дороге он попадает в кавказский плен,А потом бежит из кавказского плена.

И дальше идет совершенно одинМимо длинной и узкой лощины,Где грузины убивали русских и осетин,А русские и осетины убивали грузинов.

Где-то там вдали Эрзурум и Карс,А вокруг небеса, ледники и камень.На него бросается снежный барс,Но сержант душит его собственными руками.

Перелезая через очередной сугроб,Где, как в болоте, тонут промокшие кеды,Он встречает уазик, транспортирующий                                              цинковый гроб,Спрашивает: — Кого везете? Ему говорят: —                                                    Грибоеда.

Временами сержанта одолевают кошмары,Возникают цветные трехмерные глюки,Например, дворец царицы Тамары,Из которого раздаются дикие страстные звуки.

Но сержант гонит от себя эти иллюзии,Его не заманят в пропасть роковые красавицы.Близка его цель — блаженная Грузия,Не зря называемая всесоюзною здравницей.

Та страна, где пряник царит, а не кнут,Где никто не жмется возле параши,В той стране не сеют, не пашут, не жнут,Там снимают кино, пьют вино и пляшут.

В той стране всем идет козырная масть,Шипит хачапури, пенится Кинзмараули.В той стране, каждый живущий — князь,А каждый юноша — витязь в тигровой шкуре.

Там нет ни фурункулов, ни простуд,Там круглый год девки ходят голые,Там на кипарисах растет фаст-фуд,А прохладные реки текут кока- колой.

Ему уже готовят торжественную встречу,Стелют ковровую дорожку, как в Голливуде,И, словно голову Иоанна Предтечи,Ему подносят чизбургер на серебряном                                                        блюде.

Вот сидит он в Макдоналдсе, как Властелин                                                          Колец,Пошла ему реальная пруха.Вокруг него организуется Клуб одиноких                                                        сердецСержанта Глухова.

Но ему в то же время ставят в винуНа пространстве информационномТот факт, что он родную странуПроменял на банальный хот-дог                                       с попкорном.

Одни говорят, что сержант Глухов — враг,Безродный космополит и моральный калека.Другие вздымают его, как флаг —Вот, мол, поступок свободного человека!

А сержант Глухов, не будь дурак,Переодетый в джинсы и свитер,Вдумчиво кушает свой Биг Мак,Он не похож на безродного космополита.Он обещает вернуться когда-нибудь потом.В Грузию собираются его родители.И Министерство обороны перестало                                         настаивать на том,Что он не сам ушел, а его похитили.

Суетятся у столика журналисты,Едко пахнет хмели-сунели…Когда русская армия войдет в Тбилиси,Он первым будет расстрелян.

Глубоко актуальный стих