Призвание миротворца - Павел Александров

Эти речи, приятные для слуха простых наёмников, у Марка вызывали скорее неприязнь, порождая новые сомнения.

«Солимы. Что же они такое? Не даймоны, но и не люди и, уж конечно, не животные. Странное поведение, непонятная аура. Непримиримая вражда, беспощадная жестокость…»

Поговорить же толком было не с кем. Люди здесь не привыкли ставить под сомнение слова королевских ораторов. Им не приходило в голову обсуждать происхождение солимов или стратегию наместника Кивея. Солимы — нелюдь и жестокий враг, а большего им знать не хотелось. Они любили шутить и хохотать, грустить об оставленной дома родне, сетовать на непогоду. Даже со своей десяткой Марк не сумел сдружиться по-настоящему. Друг для друга все оставались временными соратниками, и если завтра лагерь распустят, все разбредутся каждый в свою сторону.

Развлечений в лагере не было. Болтовня у костра, старые избитые анекдоты, иногда кто-то запевал боевую песнь или сказывал балладу. Марк пару раз заходил в деревянный воинский храм, но местный священник, монотонно бубнящий о долге перед королевством и Спасителем, скорее нагонял на воителей скуку, чем ободрял.

Погружённый в рутину, Марк чувствовал, что если что-то не изменится, то ему придётся пойти на какой-то отчаянный шаг. Дважды он подходил к сотнику Фесту с просьбой поручить ему более ответственное задание, если можно — в глубине лесов, и сотник обещал взять его просьбу на заметку.

И не обманул.

Новое задание для Марка, Сурка и ещё одного десятника по кличке Клык поначалу казалось обыденным. Из одного посёлка Спящей сельвы пришёл запрос о помощи. Десятникам с их людьми предстояло явиться в посёлок, выслушать старейшин, построить частокол, да и уйти восвояси. Непривычность задания заключалась в том, что до этого посёлка — Лесные Ковыли — было полтора дня ходу. Так далеко ни Марк, ни Сурок ещё не ходили. Пришлось брать походные палатки — спать под открытым небом было холодно. Марк попросил у Феста следопыта, но тот лишь скривился.

— Нет у меня лишних людей. Сурок карту видел. Никуда не денетесь, там всё время по одной дороге идти.

Выдвинулись как всегда ранним утром. Марку пришлось повозиться, поднимая своих бойцов, любивших покрепче и подольше поспать. Но вскоре отряд в три десятка наёмников, точнее в тридцать три с десятниками, бодро топал по лесной дороге. В кои-то веки распогодилось, выглянуло солнце, отчего шагалось веселей. Марк с Сурком шли первыми. Клык, прозванный так из-за торчащего из-под нижней губы длинного зуба, шёл в самом конце, подгоняя отстающих.

— Что у них там стряслось-то? — спросил Сурок. Марк получал приказ лично от Феста и в этот раз был более осведомлён, чем его всезнающий приятель.

— Непонятно. Ночью прискакал один из местных, стал кричать, мол, нелюдь их укоренить собирается, весь народ по домам забился и только ждёт, когда королевские рыцари их выручать приедут…

— Ага, приедут рыцари! Прискачут! На козлах безрогих, как же! Ну а чего этот дуралей с нами не пошёл?

— Ни в какую. Напуган сильно, говорит, нелюдь его перехватить пыталась.

— Как же! Нужен он им. Хотели бы, так металкой с лошади сняли, и седла замарать не успел бы.

— Ты хоть знаешь, где эти Лесные Ковыли? Фест говорил, ты карту видел?

— Эту карту пьяный сапожник куриным помётом рисовал! Без неё обойдёмся. Направление знаем, а развилок тут немного.

Отряд двигался быстро, стараясь успеть до темноты. Воинов подгоняли обещаниями провести ночь в тёплых избах с кружкой горячего вина, а не в мокрой палатке с сухарём на ужин. Толстяк из десятки Подорлика ныл, что натёр ноги и смертельно голоден, отчего Марку от всей души хотелось дать ему в ухо. За него это сделал Клык, и толстяк зашагал дальше уже бодрей. Но до темноты так и не успели. Пришлось разбить лагерь прямо у дороги, выставив дозорных по всем правилам. Опасно ночевать на пустой дороге, но куда опасней двигаться ночью, усталым и измученным.

Ночь прошла спокойно. Марк не сомневался, что враги их заметили — отряд из тридцати человек не мог пройти по лесной дороге незамеченным. Утешало то, что солимы в последнее время притихли и вряд ли нападут на большой отряд.

Выступив на рассвете, отряд через два часа подошёл к Лесным Ковылям. Селение было обнесено острым частоколом, правда, настолько старым и подгнившим, что он не устоял бы даже перед стадом кабанов, если бы тем вздумалось напасть. А исполинский лесной вепрь, о котором ходит множество охотничьих легенд, разнёс бы эту ограду, не заметив.

Хлипенькие ворота распахнулись, и навстречу воинам высыпали сперва бородатые старейшины, а затем и остальной люд. Женщины потянули к воинам руки, старики принялись горестно сетовать и проклинать лесную нелюдь.

— Защитите нас, сынки, выручите, да воздаст вам Всевышний!

— Деток спасите, защитите от нелюди.

— А что случилось-то? — громко спросил Марк, глядя на старейшин. — С чего переполох?

— Нелюдь, нелюдь теснит, — запричитал один старик и его поддержали остальные. — Набег готовят, всех хотят вырезать и укоренить, ни женщин, ни детишек не пощадят.

Всё это звучало не слишком убедительно, вызывая нехорошие подозрения.

— Откуда вам знать-то про набег? Нелюдь вас сама о нём известила? — спросил Сурок, более находчивый в разговорах с крестьянами.

Старейшины вновь заговорили наперебой, твердя что-то о страшной расправе и коварных тварях и, возможно, Марк махнул бы на них рукой и приказал бойцам укреплять частокол. В конце концов, в его обязанности не входило выяснять причины беспокойства крестьян. Но тут снова заголосили женщины.

— Защитите, храбрые воины!

— Деток наших спасите!

— Старшую мою увели, так младшеньких уберегите…

— Тихо! Кто увёл?! — мигом утихомирил толпу Сурок.

— Нелюди эти проклятущие, нелюди увели! — закричала женщина.

Старейшины сердито покосились на неё, кто-то пришикнул.

— Что, вот так просто зашли в селение и увели? — настаивал Сурок.

— Да отдали её нелюдям, отдали! — завопила крестьянка.

— Ты что несёшь, совсем ума лишилась! — бросил кто-то из старейшин, но женщину поддержали другие.

— Отдали, отдали, чего греха таить!

— И мою, мою Мирту отдали!

— И мою доченьку, нелюди!

Сурок громко свистнул, а затем хлопнул в ладоши, будто в колокол ударил.

— А ну тихо! Рассказывай всё как было, дед, да смотри не вздумай врать воинам Дубового Листа.

Старейшина насупился, опустил голову, но затем под тяжёлыми взглядами приутихшей толпы начал что-то бормотать о страшном откупе.

— Да враньё всё это! — из толпы выступил высокий парень с взлохмаченной головой и налитыми кровью глазами. — Дай, я всё расскажу. Всё как было. И пусть зарубят меня на этом месте, если хоть слово совру!