Черный список - Александра Маринина

– Молодец, Игорек, – похвалил я.

Мы вышли из зала прилета и уселись в уютный просторный «Мерседес» Алика Борзенкова, моего давнего товарища, с которым мы когда-то вместе учились в школе. Было уже два часа ночи, а мне нужно было успеть отвезти Лилю в Барвиху к Алику на дачу и заехать к Марине. Расписание получалось «впритык», если учесть, что в аэропорту мне нужно снова оказаться самое позднее в шесть утра.

Лиля спала, свернувшись калачиком на заднем сиденье и положив голову мне на колени. Я прикинул, что если проведу у Марины хотя бы час, то должен приехать к ней не позже пятнадцати минут пятого, чтобы к шести успеть в аэропорт. За два часа сгонять в Барвиху и обратно на хорошем «Мерседесе» по пустой ночной дороге – дело вполне реальное, если не случится ничего непредвиденного. А машину Игорек всегда водил хорошо. Неплохо было бы еще и домой заскочить.

Я тоже хотел было подремать, откинув голову на высокий, обитый велюром подголовник, но не смог. Теперь, когда Лиля была в безопасности, меня стало грызть пронзительное беспокойство за двух женщин, оставшихся на юге, у Черного моря. Как они там? Не случилась ли какая беда? Не страшно ли им? Впрочем, вопрос этот был риторическим. Конечно, страшно. Бедные мои девочки! Во что же я вас втравил! И все только из-за того, что мне захотелось вступиться за Игоря Литвака. Знать бы, где упасть…

Алик Борзенков не спал, ожидая нас. Заслышав шум мотора, он тут же выскочил из дома и бросился к машине.

– Влад! Ты в порядке?

Я осторожно разбудил Лилю и вышел из машины. Алик всегда ужасно боялся за меня. Он был известным композитором-песенником, сочинял шлягеры, зарабатывал бешеные деньги, но при этом работа сыщика казалась ему чем-то сверхъестественным и наполненным ежечасной и ежесекундной опасностью. Считалось, что при нормальном ходе событий он сам звонит мне примерно раз в месяц, если, конечно, ему удается меня найти. Но уж если звоню ему я, то это непременно связано с какими-то экстремальными ситуациями. Поэтому, сняв телефонную трубку и услышав мой голос, он пугался и тут же начинал спрашивать, здоров ли я и все ли в порядке.

Мы с Аликом обнялись. Руки его были ледяными, и я понял, что все это время он нервничал и места себе не находил, представляя меня смертельно раненным, в кровавых бинтах и с запекшимися губами. Странно, но на всем свете не было, наверное, человека, который бы так боялся за меня. Мама не в счет. Она всю жизнь прожила замужем за сыщиком и свое отбоялась, каждый вечер ожидая моего отца с работы. За меня она, разумеется, тоже переживала, но уже не так сильно, потому что слишком хорошо представляла себе нашу работу. И потом, она хорошо знала своего сына, меня то есть. Я никогда не отличался отчаянной храбростью и умением нестись сломя голову и не разбирая дороги. И почти никогда не лез в авантюры. Ну не было у меня такой жилки, что ж теперь поделать. Я сухой, эмоционально холодный эгоист, в меру ленивый и в меру осторожный. Таким, во всяком случае, меня видела мама, и, похоже, она не сильно ошибалась.

– Я знаю, ты спешишь, – сказал Алик, когда мы вошли в дом. – Твой Игорь меня предупредил, что у тебя времени совсем мало. Вот, я вам еду приготовил, все в пакетики завернул, в машине поедите, чтобы время не терять.

Я с благодарностью принял от него огромный пакет. Одной из легенд, прочно воцарившихся в гуманитарно-музыкальной голове моего школьного друга, была легенда о вечно голодных сыщиках. Впрочем, это было не так уж далеко от правды.

Я обнял совсем сонную дочурку, хлопнул по плечу заботливого Алика Борзенкова, и мы с Игорьком покатили обратно в Москву. Подъехав в половине четвертого ночи к дому на Овчинниковской набережной, я поднял голову и увидел свет в одном из окон. Бедная Маринка тоже не спала, ожидая беспутного и непредсказуемого Стасова. Она всегда говорила, что в первые два часа после сна у нее руки «неверные», поэтому самые ответственные визиты назначала на послеобеденное время. А когда случалось, что ее услуги были нужны ночью, она спать не ложилась, пока не заканчивала работу. Наша Марина была волшебницей, и ее талантами беззастенчиво пользовались все кому не лень. Она нам никогда не отказывала и денег не брала, но мы считали своим долгом делать ей подарки ко всем мыслимым и немыслимым праздникам и ко дню рождения, ибо понимали: очень часто успех в нашей работе полностью зависит от нее.

Марина ждала нас в полной боевой готовности, одетая в голубой нейлоновый халатик, бодрая и собранная. Каждый раз, глядя на ее хорошенькое веснушчатое личико и яркие, постоянно готовые к улыбке губы, я в недоумении думал о том, почему никому из наших ребят не пришло в голову жениться на ней. Она была бы идеальной женой для милиционера: терпеливая, собранная, деловитая, Маринка никогда не хныкала и не жаловалась на жизнь. Даже в тот день, когда она пришла на Петровку и рассказала, что на нее постоянно «наезжают», угрожая и принуждая освободить квартиру, она хохотала, очень живо изображая свои беседы с вооруженными вымогателями. Ее квартиру мы отстояли, и она с тех пор считала себя обязанной работать с нами бесплатно, хотя иногда это занимало немало времени.

Она усадила меня в ярко освещенной комнате в вертящееся кресло перед большим зеркалом, а Игоря выгнала в соседнюю комнату.

– Иди, зайчик, посиди там, включи видик, посмотри кино. Давай сюда паспорт и катись, нечего подсматривать.

Наша Марина никому не разрешала наблюдать за своей работой. Даже того, кто сидел в кресле, она разворачивала спиной к зеркалу.

– Ты что, профессиональные секреты оберегаешь? – спрашивал я ее много раз.

– Не в этом дело. Если ты будешь видеть весь процесс, ты не сумеешь оценить результат. Ты его просто не заметишь.

И она была права. Когда спустя час с небольшим она повернула меня лицом к зеркалу, я снова пережил уже знакомый, но от этого не менее радостный и восторженный миг «неузнавания». На меня смотрел совершенно чужой мужик. У него были темно-каштановые волосы, а форма головы благодаря умелой стрижке ничем не напоминала ту, которую носил Стасов. Более того, она ухитрилась постричь меня так, что волосы казались прямыми и гладкими, а не вьющимися, какими они были всю мою сознательную жизнь. Над моей верхней губой красовались рыжеватые усы, на тон светлее, чем волосы, и были они такой формы, что меняли лицо до неузнаваемости. Про усы Маринка мне однажды прочитала целую лекцию.

– Понимаешь, Владик, форма усов соответствует характеру, типажу. Люди не всегда это понимают, поэтому «покупаются» на усы, как на вывеску. Вот из старого кино мы помним, что тоненькая полосочка над губой – это или шпион, или донжуан. Усы с длинными висячими концами – председатель колхоза или запорожец-хохол. Ровные и густые – положительный секретарь райкома. А если они ровные и густые, но длинноватые – неунывающий жизнелюб, любитель выпивки и женщин, не особенно умный, но с самомнением. Усы квадратиком – комический персонаж. Закрученные вверх – офицер царской армии или бравый казак. Образы-то засели в голове с самого детства, они живут в подсознании и невольно диктуют нам, как воспринимать людей, которые внешне похожи на тот или иной типаж.

Из-под рук Марины я вышел «новым русским», наглым, уверенным в себе и богатым. Ни одной из этих трех характеристик в реальной жизни я не обладал, но притворяться умел. Эту рожу Маришка слепила, глядя на фотографию в паспорте, который Игорек сумел раздобыть для меня.

Осталось проверить эффект на Игоре.

– Зайчик, можно заходить! – весело крикнула моя визажистка.

По его лицу мне все стало понятно. Все-таки не зря мы называем нашу Марусю волшебницей. Она притащила из своих запасников парик, точь-в-точь воспроизводящий мою настоящую прическу, отодрала усы, и я снова превратился в привычного и милого моему сердцу Стасова. Какое-то время мне предстояло побыть самим собой, а уж потом, если нужно будет, я резко «обнаглею» и «разбогатею».

Уже стоя в прихожей, я наклонился и чмокнул Марину в щеку.

– Спасибо, Маняша, дай бог тебе здоровья и жениха хорошего.

Она в ответ звонко расхохоталась. Вы часто видели женщин, которые могут весело хохотать в пять утра после того, как всю ночь не спали, и не для собственного удовольствия, а работая за бесплатно на чужого дядю? Мне такие что-то пока не попадались. Кроме Марины, конечно.

С Овчинниковской набережной мы поехали в Черемушки, где была моя квартира, а оттуда – в аэропорт. Ребята из милиции провели меня на борт без досмотра, и в семь утра я уже снова был в воздухе.

Всю дорогу от Москвы до Черноморского побережья я проспал. Мне снился взрыв, в котором погибали мои близкие, и я изо всех сил старался проснуться, чтобы не переживать этот кошмар, но усталость была такой сильной, что я продолжал спать и видеть сны, один другого неприятнее. Разбудила меня стюардесса, когда почти все уже вышли из салона.