Избави нас от зла - Том Холланд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Все, кто приезжает в Лондон, — либо падаль, либо вороны».
Джон Обри. «Краткие биографии»
Его спокойный отдых продолжался недолго. Вскоре он снова начал бредить; где-то на грани между сном и бодрствованием его опять стали мучить кошмары. Ему представлялось, что он смотрит из окна кареты. Перед его взором простирался неимоверно громадный город, бесконечная бесплодная земля, наполненная пылью и шумом, на которой, казалось, не осталось никакой зелени, не было видно ни деревца, ни пятнышка травы. Узкие улицы погрузились в вечерние тени, но и в самых темных закоулках Роберт смутно видел фигуры людей. Некоторые держали в руках факелы, однако каждая человеческая фигура подпрыгивала и колебалась в воздухе, словно сама была пламенем факела.
— Где мы? — прошептал мальчик. — Не в аду ли?
Лайтборн засмеялся.
— Очень похоже, — прошептал он.
Но Миледи отрицательно покачала головой.
— Мы в Лондоне, — сказала она.
— Зачем все они размахивают факелами?
— Радуются возвращению короля.
Роберт понимающе кивнул. Но, продолжая внимательно наблюдать, он понял, что она ошибается. Теперь он разглядел веселившихся и узнал их. Узнал жителей Вудтона, тех самых, которые сожгли его мать. Все они были вокруг него на улицах. Он не мог ошибаться, потому что на лицах этих людей была та же печать жестокости и жадности, ими владело то же стремление убивать. Они смеялись над ним. Он знал, что они празднуют смерть его родителей. Мальчик закрыл глаза, но это не помогло. Лица жителей его родной деревушки по-прежнему были перед ним; эти лица тряслись от злобного вожделения и ненависти.
— Как бы вы ни злобствовали, — шептал Роберт, — я отвоюю все, что потерял. Я опять буду рядом с Эмили, я снова увижусь с родителями.
Он не забывал об этой своей клятве, даже погружаясь в самые дальние глубины одолевавшей его лихорадки. Он цеплялся за данную самому себе клятву, хотя временами был уверен, что уже умер и попал в ад, потому что сцены ужаса, среди которых он блуждал, брошенный и покинутый, были совершенно невыносимы для простого смертного. Но хуже всего была растущая уверенность, что он пережил их; каждое новое видение было не чем иным, как повторением того, что было прежде. Он часто видел жителей деревушки, собравшихся на варварское веселье; часто снова скакал вместе с Фаустом к камням Стонхенджа; часто слышал крик Эмили, звавшей на помощь. Время от времени, но гораздо реже, ему виделись родители, наблюдавшие за ним сверху: его мать в облаке пепла, его обескровленный отец. Он видел их безмолвно раскрывающиеся рты, без слов дающие ему наказы. Но Роберту незачем было их слышать; они звучали в его голове сами собой: «Не забывай, не забывай!»
Эти два слова эхом повторялись снова и снова в каждом его кошмаре; только они и помогали ему мало-помалу выходить из состояния бреда.
Наступил день, когда Роберт открыл наконец глаза. Мальчик ощутил полоску ткани у себя на лбу. Она была влажной, но, когда он снял ее, на коже под тканью пота не оказалось. Роберт понял, что у него больше нет жара.
Он осмотрел ткань: небольшой прямоугольник кружев.
— Вам нельзя оставаться без примочки. Я уже пробовала снимать ее, но жар сразу же усиливался.
Роберт обернулся на голос. Из глубин памяти всплыло слово.
— Миледи, — прошептал он.
Она улыбнулась в ответ. Глаза девушки были по-прежнему холодными и яркими, но и красивой она была, как прежде. Хотя Роберт чувствовал, что должен опасаться этой женщины, ее присутствие рядом с ним давало какое-то странное умиротворение. Он понял, что лежит в постели, и обвел взглядом отделанные дубом стены небольшой комнаты; затем повернулся к своей сиделке.
— Где я? — спросил он.
— В безопасности.
Он снова пристально посмотрел ей в глаза. На этот раз его бросило в дрожь. Яркость этих глаз напоминала блеск солнца на покрытом льдом озере. Мальчик почувствовал, что от его умиротворения не остается следа, что на смену ему приходит страх.
— В безопасности от вас? — спросил он.
Улыбка застыла на губах Миледи.
— В чем дело? — пробормотала она. — Что, по-вашему, я могу сделать?
— Будто не знаете, — Роберт судорожно вздохнул, — выпить мою кровь.
Она не сводила с него взгляда, ее прекрасный лоб покрылся очаровательными морщинками.
— Да, — сказала она, кивнув, словно согласилась сама с собой, — вы испытываете ужас, вам поистине очень страшно.
Миледи сделала паузу, будто смакуя осознание ясности сложившейся ситуации. Затем она рассмеялась и заговорила снова:
— Но вы лежите уже много дней. Вам не кажется, что если бы я хотела вас убить, то уже давно сделала бы это?
Роберт задумался, нахмурив брови, а потом склонил голову в знак согласия с ее доводом.
— Но почему вы держите меня здесь? — спросил он.
Миледи пожала плечами.
— Потому что в противном случае вы наверняка бы уже умерли.
Роберт вспыхнул от охватившего его глубокого чувства стыда.
— Я виноват перед вами, — сказал он, — позволив себе такое вопиюще несправедливое суждение.
Мальчик закрыл глаза. Вот я и предал свою мать, думал он, предал ее искреннюю веру в человеческую доброту.
— Вы так похожи на того самаритянина, — снова обратился он к девушке, — который оказал милость израненному и ограбленному.
Но тут в его памяти невольно возник образ привязанной к столбу матери.
«Где же этот самаритянин был тогда?» — успел он подумать, прежде чем задохнуться в рыданиях.
Миледи молча смотрела на него, и взгляд ее был ласковым и удивленным. Она нежно вытерла слезы с его щек и подняла кончик пальца к свету, чтобы внимательно рассмотреть прозрачные капли.
— Вы несчастны, — заговорила она, и ее лицо озарилось пониманием. — Да, вы, несомненно, несчастны. Вы потеряли людей, которых… любили.
Она наклонилась и нежно поцеловала Роберта. У нее оказались очень холодные губы. Роберт невольно отстранился при их прикосновении.
Лицо Миледи исказилось, будто он причинил ей боль, но Роберт не хотел обижать эту женщину. Она подняла руку, чтобы поправить выбившийся локон.
— Вы не находите меня красивой? — спросила она.
Роберт замялся было, но решил ответить просто и честно:
— Вы самая красивая женщина из всех, кого мне приходилось видеть.
Она подняла брови.
— В таком случае, вероятно, мы действительно сможем сделать из вас кавалера, господин Ловелас.
— Ловелас? — переспросил Роберт.
На лице Миледи появилась едва заметная улыбка, и она продекламировала:
Беды нет горше, если
Радость, едва придя,
Прощается с тобой.
Изучающий взгляд ее немигающих
