Осколки ледяной души - Галина Романова

— Какое следствие? Для чего? А то у них дел там мало! — Парень хмыкнул. — Упала старуха, тюкнулась виском о стол, обычное дело. Такое сплошь и рядом случается. Редкость какая! Тут тоже вон недавно…

И вот тут из комнаты раздался недовольный тенорок его подружки. Ну так же некстати раздался, так некстати. Она принялась вопить, и хныкать, и просить чая погорячее. И чтобы муся (это уж потом Шитина сообразила, что под мусей подразумевался хозяин квартиры) непременно лег к ней под бочок.

Делать было нечего. Надо было выметаться.

Шурочка вышла из подъезда. Постояла немного, любуясь издалека своей красавицей, и тут же решительно направилась в соседний подъезд. Там через стенку от Верещагиной до недавнего времени жила вдовствующая генеральша, которая тоже почему-то следом за несчастной Надеждой Ивановной поспешила оставить этот мир.

Больше всего, поднимаясь в лифте на ее этаж, Шурочка боялась обнаружить там милицейскую пломбу. Но нет. Бог миловал. Никаких казенных бумажек. И даже на ее звонок за дверью зашебуршались и открыли через минуту.

— Здравствуйте. — Шурочка улыбнулась молодой женщине в черном кружевном платочке. — Вы меня не помните?

Та напрягла зрение и память и несколько томительных мгновений таращилась на Шитину, потом отрицательно качнула головой.

— Я подруга Тани Верещагиной — Александра, — И протянула ладошку лодочкой недоумевающей женщине. — Мы с вами как-то столкнулись во дворе.

— Ах, да… Может быть… — Женщина скорбно улыбнулась, так и не вспомнив. — Что-то не видно ее. Как у нее дела?

— Вы знаете, плохо! Очень плохо! Я могу войти? — И не дождавшись разрешения, Шура шагнула в распахнутую квартиру.

В комнату ее не пустили, демонстративно преградив проход, пришлось любопытничать через дверь гостиной.

Квартира овдовевшей генеральши поражала обилием бордового бархата, накрахмаленных кружевных салфеток, укрывавших каждый клочок горизонтальной плоскости, и фарфоровых безделушек. Сильно пахло нафталином, старостью и запустением.

Она поежилась от неприятного ощущения и приступила к допросу.

— Я, собственно, пришла поговорить с вами о вашей родственнице. — Уточнять степень родства Шурочке было некогда, приходилось пробираться в потемках, наугад.

— Да? А что такое? — Родственница сразу насторожилась.

— Понимаете, с Татьяной Верещагиной недавно приключилась почти такая же беда, что и с вашей…

— Тетей, — подсказала женщина. — Что за беда?

— На светофоре на нее едва не наехала машина! — Шитина мысленно попросила прощения у Тани и даже пальцы за спиной скрестила. — Особого вреда не причинила, но Таня упала и сильно ударилась головой. А потом вдруг послала меня к вам спросить, что за машина сбила тогда вашу тетю. Говорит, вдруг это один и тот же злоумышленник? Вы случайно не знаете, что это была за машина? Я про ту, что…

— Я поняла! Ох ты господи! — запричитала племянница, тут же обессиленно привалилась к стене и сокрушенно замотала головой, прикрывая рот кончиком черного платка. — Да что же это, а?! Как же!!! Кто же так на них взъелся-то и за что?! Тетя Соня, помнится, звонила мне и что-то говорила за пару дней до того, как умереть…

— О чем она говорила? — Что-то подобное Степа вкратце рассказывал, но уточнить все же стоило, а ну как всплывут еще какие-нибудь подробности.

— Будто бы они с Таней что-то видели… Нет, не что-то, а кого-то вроде… И теперь их преследуют. Замок ей якобы поцарапали. Мы еще с Тошей списали все это на старческую паранойю. А если теперь и Таня!.. Это же все меняет, господи!

— Так что там с машиной? — вежливо откашлявшись, повторила свой вопрос Шитина, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. — Никто не видел?

— А?! — Женщина уставила на нее непонимающий мятущийся взгляд. — Машина? Какая машина?

Твою мать, а! По башке ей, что ли, стукнуть, чтобы соображала резче! Сколько же можно стену подпирать и ахать?! Насколько сообразительным оказался предыдущий парень, настолько бестолковой и несобранной племянница покойной генеральши.

— Машина, которая сбила на светофоре вашу тетю, — медленно, чтобы не сорваться на крик, проговорила Шурочка. — Марку, номера, цвет… Так уж никто и ничего не видел? Наверняка милиция опрашивала свидетелей. Что-то же было!

— Ничего не было, — сокрушенно вздохнула племянница. — Никакого следствия. Сочли ее виноватой и успокоились. А какие свидетели на светофорной толкучке? Случайные же люди. Где их можно отловить в таком городе?! Бессмысленно все.

— А где это произошло? — вдруг нашлась Шурочка, упавшая было духом оттого, что никто никого не видел, не запомнил, не заметил.

— Это?! Произошло?! — очевидно, это было излюбленным занятием женщины: возвращать раз за разом вопросы, задаваемые ей. — Это произошло на светофоре возле кинотеатра «Светоч». Там угол такой опасный, знаете…

— Знаю! — сразу обрадовалась Шурочка.

Угол кинотеатра «Светоч» она знала превосходно. Там протусовалась почти три года в студенчестве. Там встретилась с Генкой. Там иногда искала его в минуты отчаяния. Место было знакомым, одним словом, как, впрочем, для многих в этом городе. И там — на этом облюбованном молодежью углу — стояли три торговых павильона.

Три! Целых три! А это целых шесть пар глаз, которые ну ни за что не могли пропустить такого происшествия.

Старушку, божьего одуванчика, сбили прямо у них под носом! Что делается! Ах-ах, да кто же посмел?! А вон, вон, смотрите, улепетывает. Ух, гад! Даже не остановился!

Уж кто-то из трех продавцов, хоть одним глазком… Нет, хоть краешком глаза мог видеть, что это за тачка такая была. А будет тачка, будет и водитель. Будет водитель, будет и мотив.

Вот откуда танцевать нужно.

Шитина наскоро простилась с племянницей покойной генеральши и поспешила на улицу.

Ее ярко-красная красавица скучала на стоянке в одиночестве. Ан нет. Проглядела. С другого, не видимого от подъезда боку к ней приткнулся какой-то «американец» с длинной хищной мордой. Такой же забрызганный грязью, что и «москвичонок». Забрызганный до такой степени, что не видно было ни названия, ни номеров, да и цвет определялся с трудом. Что-то грязно-серое, безликое.

Шурочка брезгливо покосилась на грязнулю и нырнула на свое сиденье. Меньше чем через минуту она уже выруливала со двора, взяв курс на кинотеатр «Светоч».

Была бы она внимательнее да не переживала бы из-за того, что рабочий день, кажется, на сегодня загублен окончательно и бесповоротно, непременно обратила бы внимание на то, как следом за ней с дворовой стоянки медленно тронулась забрызганная грязью иномарка.

Как бы знать…

Глава 15

Кирилл очень внимательно рассматривал себя в зеркале, что висело в родительской квартире в прихожей слева от входной двери. Оно висело там ровно столько, сколько он себя помнил.

Огромное, овальное зеркало в дорогой резной дубовой оправе. Оно никогда не снималось с этой стены. Никогда под ним не переклеивались обои. И никому даже в голову не приходило взять и поменять его на какое-нибудь другое, новое, обнесенное дизайнерским искусством до легкости хай-тек.

«Оно висело, висит и будет висеть», — любила повторять его мать. Отец никогда не спорил. Кириллу было все равно. Да он его тоже по-своему любил. В нем — в этом зеркале — нашло отражение его детство с коньками через плечо, карамелькой за щекой и шишками на лбу. Проскакала шальная юность с первыми прыщами, длинной челкой и синяками на шее от неосторожных поцелуев неопытных подруг. Теперь вот наседала на пятки зрелость с надуманной мудростью в глазах и первой сединой. А он по-прежнему…

— А ты по-прежнему холост! И по-прежнему бездетен! — начала сегодняшнее утро мать. — Нам внуков хочется, понимаешь ты или нет?! Ну нельзя же так! Нельзя!

Наверное, так нельзя. Нельзя быть холостым, когда тебе скоро сорок. Нельзя не иметь детей, когда тебе уже столько же.

— Это противоестественно, — сердито сопел с самого утра отец. — Такое прощается только педикам, поскольку людям с подобной искаженной психикой и искаженным понятием о принадлежности к полам детей иметь нельзя. Вырастут такими же уродами. — Это снова отец высказывался.

Кирилл отмалчивался. Он вообще редко спорил с родителями. Поступал всегда по-своему, но спорить и уж тем более, упаси господи, скандалить — никогда. Ему с ними было хорошо.

Вчера, проводив Шурочку, он намеренно поехал к родителям. И Нюсе поспешил сообщить об этом. Чтобы она не питала никаких надежд на встречу и не намыливалась провести ночь с ним в одной постели. Лучше уж утреннее нытье родителей, чем совместное с ней пробуждение…

Кирилл насчитал на левом виске сразу четыре седых волоса. И теперь очень осторожно, очень нежно, стараясь не причинить себе лишней головной боли, голова и так болела, пытался их оттуда выдернуть. На мешки под глазами он старался не обращать внимания, рассосутся к вечеру. Сейчас он позавтракает. Выпьет кофе. Съездит на службу. Непременно завернет к Степану на квартиру навестить Татьяну. Немного проветрится с девчонками-налоговиками, ему сегодня к трем часам в налоговую попасть нужно непременно. И все само собой пройдет. И головная боль, и мешочки подтянутся, и в желудке все уляжется, и душа, может быть, уймется.