Земленыр или каскад приключений - Геннадий Михасенко

— А-а! Михаил Петрович! — пропела она. — Милости прошу!

— Здравствуйте, Лариса Ивановна! Я вот принёс книжки и одновременно — своё почтение и любовь! — приподняв голову, но не изменив выражения лица, проговорил лесник.

— Очень приятно!

— Вы бы вышли ко мне.

— А что такое?

— Я хочу поговорить с вами.

— О чем? О прочитанном?

— И о прочитанном, и о том, что еще надо бы прочитать! А там вы строгая, как продавщица за прилавком, — пошутил лесник и так глубоко вздохнул, что этот вздох донёс до Ларисы Ивановны весь трепет его души.

В ответ она сама затрепетала и не заметила, как оказалась за барьером, в читальном зале. Михаил Петрович как-то нелепо извивался у стойки — то ли на руках висел, то ли стоял на полусогнутых ногах. Но тут он рухнул на колени и, убедившись, что в зале нет ни души, подполз к библиотекарше.

— Что вы делаете? Встаньте сейчас же! — приказала она.

— Не могу! Именно в таком положении у меня отстоялись нужные мне, как воздух, мысли, и если я встану, мысли смешаются, и я опять ничего путевого не скажу. А мне так надо высказаться по существу!

— Ну, хорошо! Я вас слушаю.

— Милая Лариса Ивановна! Можно, я буду называть вас «милая», а не «дорогая»? Ведь мы не на базаре, а в библиотеке!

— Можно!

— Милая и вместе с тем дорогая Лариса Ивановна! Под вашим руководством я перелопатил такую гору книг и журналов, что мне бы пора уже давно поумнеть! Но боюсь, что я не поумнел ни на грамм.

— Очень жаль! Значит, я плохо руководила! — ответила библиотекарша, косясь на ходики с кукушкой в простенке между окнами, на которых было без трёх минут девять.

— Нет-нет! — горячо запротестовал лесник. — Руководили вы прекрасно. И я умнел, должен признаться! Но насколько я умнел, читая ваши книги, настолько я глупел, думая о вас!

— Обо мне? — игриво удивилась девушка.

— Да, о вас!

— И глупели!

— Глупел, как пробка! И продолжаю глупеть! Глупел даже больше, чем умнел! Потому что книги-то я читал урывками, а думал о вас постоянно. Глупел от досады, что вы далеко от меня, а не рядом, что я вижу вас только раз в неделю! Будь вы рядом, я бы умнел вдвойне — и от книг и от вашей близости! Я бы стал умнейшим из смертных!

— Вы хорошо говорите, Михаил Петрович! — одобрила девушка. — Продолжайте!

— Спасибо, что слушаете, но не спешите хвалить меня, потому что самого главного и, возможно, страшного для вас, я еще не сказал! — Лесник перемялся с колена на колено, хотел подняться, но раздумал, а только выше задрал голову, чтобы взглядом надёжнее поймать прекрасные глаза библиотекарши. — Короче говоря, скажу в двух словах: одним словом — ясно без слов! Я люблю вас! Будьте моей женой! — И поймал своей горячей рукой ею прохладную руку.

Лариса Ивановна вздрогнула и потянула руку, но за рукой потянулся лесник. Он встал и уже не снизу, а сверху продолжал испытующе смотреть в глаза Ларисы Ивановны.

— Что же получается, Михаил Петрович?

— Что?

— Получается, что вы вроде бы делаете мне предложение! — почти шёпотом проговорила девушка.

— Да не вроде бы, милая Лариса Ивановна, а самым настоящим образом!

— Спасибо, Михаил Петрович!

— Нет, на это я не спасибо хочу получить, а ответ, решительный и недвусмысленный! Я не уйду из этих стен без вашего решения! Как написано в одной вашей книжке:

Из вековых глубинВопрос один,Ответа ж два:«Нет» или «да»[4]

Рифма, конечно, не ахти, но смысл точный! Вот один из этих ответов я и хочу услышать! Желательно, конечно, второй! Я понимаю, что я слишком высоко взлетел и тем больнее мне будет падать. Но не взлететь я не мог! Уж лучше разбиться у ваших ног! — И он опять хотел было упасть на колени, но девушка, так и не отнявшая своей руки, удержала его.

— Хорошо, Михаил Петрович, я вам отвечу! — сказала она и вздохнула с явным облегчением, и этот лёгкий вздох испугал вдруг лесника возможностью легковесного ответа, и он взмолился:

— Только ладом подумайте!.. Конечно, я сознаю, кто я и кто вы! В этом я не заблуждаюсь: я простой рабочий парень, а вы…

— А вот сейчас вы скверно говорите, уважаемый Михаил Петрович! Что за аргументы? — пристрожилась девушка. — В какой это книжке вы вычитали такие глупости?

— Ни в какой! — пошёл на попятную лесник. — До этого я сам додумался! Извините!

— То-то и видно, что сами! И не смейте так больше!

— Хорошо! Но я это к тому, что работа у меня не очень чистая. Помощники мои — лошадь, мотоцикл да ружье. И от меня всегда пахнет то бензином, то конским потом, то порохом, то табаком, которым я гнус отпугиваю, то, извиняюсь, пивком, которое является чистым баловством. Я понимаю, что у вас чистая душа и деликатные ноздри. И я клянусь уничтожить на корню все эти дурные запахи, и от меня впредь будет пахнуть лишь тайгой: живицей и черёмухой! А у вас на столике и здесь, в библиотеке, и там, дома, у меня дома, смею уточнить, всегда будут живые цветы, даже зимой — я знаю, где растет багульник.

— Вот это замечательно! Это опять хорошие слова! Спасибо! И я вам отвечу!

— Когда?

— Очень скоро!

— Когда же?

— Вот-вот, и у вас есть еще время передумать и отменить своё предложение, — чуть кокетливо от уверенности, что ни о какой отмене не может быть и речи, проговорила Лариса Ивановна — просто ей лишний раз хотелось услышать слова любви.

И она их услышала.

— Ни в коем случае! — воскликнул лесник. — Я вас люблю! И я пошёл ва-банк! Как сказано в одной из ваших книжек! Пан или пропал! Лучше пан!.. Так когда же я узнаю свою судьбу?

Библиотекарша глянула на ходики, на которых до девяти оставалось две минуты, и вдруг в ней вспыхнуло нерастраченное девчачье озорство — ей захотелось подыграть глуповато-запальчивому ребячьему прогнозу из «Клуба-сказки», и она сказала:

— Через две минуты! Вот только проверю по карточке, все ли книги вы принесли!

— Все! Можете не проверять! — загорячился лесник. — Разве бы я посмел?..

— Нет-нет, Михаил Петрович, во всем нужен порядок! — И она поспешила за стойку.

Лесник устремился следом, повторяя:

— Конечно, конечно! Порядок и порядочность — прежде всего! Я понимаю! — И он склонился, наслаждаясь запахом ею волос, над её плечом, следя, как она, перебирая книги, вычёркивает их из формуляра.

— Да, вы — образцовый читатель! — сказала она наконец, и тут из ходиков выскочила кукушка и принялась отсчитывать девять часов. — Милый Михаил Петрович, я принимаю ваше предложение! Я согласна быть вашей женой!

— Ура-а! — дико, как изюбр, затрубил образцовый читатель, повернул к себе библиотекаршу, обнял и прижал к себе. А поскольку лесник был молодым и сильным, и поскольку он никогда еще не обнимал хрупких и интеллигентных барышень, то он, естественно, переусердствовал, и рёбрышки библиотекарши хрустнули. Она коротко, как и было предсказано, взвизгнула, что совпало с последним, девятым, «ку-ку».

— Извините, Лариса Ивановна! — сказал лесник, ослабляя объятия.

— Ничего, Михаил Петрович! Ничего, Миша! Это я от счастья! Ведь ты мне тоже нравишься! — И она чуть хохотнула.

— А смеётесь над чем? — спросил любознательный образцовый читатель. — Что тут смешного?

— Ничего! Все чудесно, как в сказке! — И она сама поцеловала его в крепкие, красиво изогнутые губы.

Шёл уже десятый час, и счастье библиотекарши стремительно набирало ход.

А в служебке между тем продолжалась своя жизнь.

Вася пустил пистолет по рукам.

— Подержите! Как-нибудь — О! в Октябрьскую! — мы все постреляем! Обратите внимание на буквы «БВК» — Бровин Василий Кузьмич! Подходит, правда? Но это совпадение, а что оно означает на самом деле, узнаете позже. И что может кувшин — тоже чуть позже. А теперь зарегистрируемся! Люба, приступай.

И Люба записала всех в особую тетрадку, записала по старшинству сказочности, то есть сначала прошлогодних, потом нынешних, потом будущих. Ни клятвы, ни присяги не предусматривалось, потому что неясно было, чему присягать и в чем клясться. Вася думал над этими церемониями, но ничего путного измыслить не мог. Он и над уставом размышлял, но и тут ничего дельного не придумалось. И решил только, что организация их открытая, о ней можно говорить на любом перекрёстке, можно пересказывать все, что происходит на заседаниях, можно приводить с собой друзей и знакомых.

А вот программную речь для открытия председатель сочинил и записал, и в папке для дел она была подшита документом номер один. Сутью речи было то, что сказка в наши дни живёт плохо, почти нищенски, вот-вот пойдёт по миру с протянутой рукой, и это происходит потому, что цивилизация, технический прогресс своими чудесами затмили и вытеснили старые сказочные чудеса и подорвали веру в них: был ковер-самолет — стал просто самолет, был осколок говорящего зеркала — стал телевизор и так далее. Нет, пусть, пусть чудеса из сказки перекочевывают в жизнь, не это обидно. Обидно, что сказочных чудес становится все меньше и меньше, пополняются они все труднее, а вера в них все слабее. Попросите в библиотеке современную сказку, там руками разведут и предложат «Репку», а одной репкой сыт не будешь. Хорошо, что есть хоть Буратино, да и тот уже с бородой. А поди спроси у самого золотушного сопляка: «Есть ли чудеса?», — он ответит: «Не-а!» Отсюда решительный вывод: сказку надо поддерживать, в чудеса верить и, по возможности, творить их. Ведь что такое чудо, в сущности? Чудо — это добро, сделанное вдруг или втайне. А разве так уж трудно — сделать такое добро? Нет! Это под силу каждому, значит, каждый — чудотворец! Так или почти так говорил Вася. Некоторые его высказывания были, возможно, спорными, но бесспорное скучно и пресно, к тому же, надо отметить, к чести мальчика, что ни одной мысли для своей речи он ниоткуда не вычитал и не выписал, а все обдумал сам.