За золотым призраком - Владимир Иванович Буртовой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы все это прояснить от пущенного Набелем тумана, надо самому быть в курсе расследования.
– Господин инспектор. – Отто Дункель уважительно тронул Марка Паркера за локоть. – Позвольте мне присутствовать при вашем разговоре с… – он едва не сказал – «с Коричневым», но вовремя остановился, чтобы не вызвать странной кличкой ненужных сомнений в голове полицейского, – с тем господином Набелем? А что, если в его каюте…
– Я понял вас, господин сенатор, – тряхнул лохматой головой Африканский Лев и сделал широкий жест правой руки, будто дарил сенатору весь мир, или, во всяком случае, приличный кусок такового. – Запах духов? Ну что же, идемте вместе… Проклятье! – вдруг проворчал инспектор, и Отто, почувствовав, как невольно у него сжалось сердце, замер на полушаге.
– Что такое? – тут же спросил он, готовый к всяким неожиданностям, в том числе и к покушению на себя или инспектора, чтобы прервать любое продолжение расследования.
– Стекло до сих пор не подмели! – ответил обыденным тоном инспектор и зашагал дальше, считая, что и так сказал слишком много. Отто посмотрел под ноги – на светло-желтом полу, как растоптанные зерна кофе, чернели крошечные осколки тонкого темного стекла.
«Дались ему эти стеклышки! Есть время обращать внимание на такие пустяки! Это дело палубных матросов, следить за чистотой!» – пожав плечами, проворчал про себя Отто, но ничего не сказал и начал спускаться по трапу вслед за скорым на ноги инспектором.
Прежде чем войти в каюту, Марк Паркер указательным пальцем снизу вверх вспушил бакенбарды и как-то удивительно по-женски ласково постучал. В ответ послышалось раздраженно брошенное «Войдите!».
– О-о, господин инспектор! – На удивленном лице хозяина каюты тут же появилось явно наигранное изумление, смешанное с долей растерянности, мелькнувшей в глазах, хотя он отлично знал, что Паркер уже начал обходить все каюты и матросские кубрики с расспросами об умершем индусе. – Извините, не знал, не ждал, а потому и не в парадном, так сказать, облачении. Как видите, собирался вздремнуть после обеда. Знаете, обильная пища и это размеренное покачивание на волнах весьма располагают…
– Да-да, господин Набель. – Инспектор, чуть приподняв светло-голубую шляпу с круто загнутыми полями, мило улыбнулся, тем самым извиняясь за вторжение без приглашения. – Капитан парохода, достопочтенный сэр Гарри Клинтон, упреждал меня, что навстречу нам из центра океана идет крупная зыбь. Днями там бушевал приличный шторм… Но это в природе бушуют целые океаны, а среди нас, мелких и ничтожных людишек, этих двуногих муравьев нашей грешной матушки-земли, и страстишки низменные, и ураганчики препакостные… – Инспектор, казалось, готов был до поздней ночи говорить с пассажиром именно о погоде, о приятных часах послеобеденного отдыха, о человечестве вообще, но только не о покойнике и об убийстве.
– Вот как, господин инспектор! Вы уже знаете мое имя, хотя я и не представился вам? – стараясь выиграть время, не совсем искренне удивился Людвиг Набель и натянуто, не имея сил скрыть раздражение, рассмеялся. – Вас привело желание поговорить со мною об этой странной смерти какого-то желтокожего? Об этом трезвонят все женщины на пароходе, только и слышно: «Ах, он бедный! Ах, он несчастный!»
Да кто посмел его убить! Как будто человек сам по себе не может отдать концы! Выпил лишнего, вот и ударил инсульт в голову!
– Да, конечно, если бы было по-вашему, – кивал головой и вставлял короткие реплики инспектор, пока Набель разряжался длинной и нервной тирадой.
– А вы другого мнения, так, что ли? Понимаю, понимаю, господин инспектор! У вас неприятности. Надо отличиться и непременно найти страшного убийцу-потрошителя! И сдать его мельбурнской полиции, даже если и нет неопровержимых улик… Понимаю, честь мундира, долг истинного наследника мистера Холмса, желание очередного повышения по службе…
«Коричневый», как отметил про себя Отто, довольно быстро взял себя в руки и теперь держался молодцом, пытался мелкими уколами «завести» инспектора, чтобы Паркер потерял контроль над собой, особенно это страшное хладнокровие, с каким он выслушивал ядовитые намеки Набеля. Но руки… Они подрагивали, и Людвиг, то и дело переворачивая перстень на правом безымянном пальце, еле сдерживал кипевшее в нем раздражение или даже лютую ненависть к полицейскому.
Но вот он заметил, что Паркер внимательно за ним наблюдает с чуть приметной усмешкой бывалого человека перед преступником-новичком, резко поднялся с дивана и, заложив руки за спину, надменно прищурил глаза и с вызовом спросил:
– Будет допрос? Если так, то я…
– Помилуй бог! – Брови инспектора прыгнули вверх, бакенбарды шевельнулись, когда он в милой улыбке показал Набелю добрую половину отлично сохранившихся крупных зубов. – Разве я собираюсь вас допрашивать? Допрашивают только преступников, а я беседую со свидетелями несчастного происшествия, кто и что именно видел, слышал или случайно что узнал от кого-то… Вы позволите присесть? – Не дождавшись приглашения занять место, уселся к столу. – Спасибо. Господин сенатор, вам, как лицу нейтральному, могу предложить лишь стул около шкафа. Господин Набель не очень любезен с непрошенными гостями… но долг службы не дает нам права спать спокойно… Да и вы садитесь, господин Набель, мы на пять минут, а потом можете спать спокойно, сколько душе угодно. Надо же – о допросе спросили! При допросе на преступника надевают наручники, ведут в изолятор, оформляют протокол допроса и тому подобное… Я пока провожу только опрос. Просто опрос для формальности, и чтобы в Мельбурне полицейский комиссар не держал пароход на рейде добрую неделю, занимаясь этой же работой… – Марк Паркер говорил спокойно, монотонно, словно паук плел незримую липкую паутину, куда надеялся, и не без основания, рано или поздно поймать неизбежную жертву. – Теперь пришел ваш черед отвечать на мои чисто формальные и для вас совершенно необязательные вопросы. Вот видите, – инспектор раскрыл свой блокнот в том месте, где лежала беленькая бумажная закладка, – уже треть моего блокнота исписана такими ответами. И есть, есть среди этих ответов никчемные стеклышки, есть алмазные крупицы, есть и фальшивые бриллианты… – усмехнулся инспектор, загадочно сделав ударение на словах «никчемные стеклышки» и при этом подмигнул Дункелю, как бы заостряя его внимание.
Людвиг Набель с видом крайнего неудовольствия сел на диван, спиной к иллюминатору. Солнце косо падало ему на рыжеволосую голову, отчего мочка левого уха просвечивалась насквозь и казалась маленьким розовым мешочком, наполненным живой кровью.
– Вот и отлично, приступим и, как пишут газетчики, проведем нашу беседу в духе дружбы и взаимопонимания. – Инспектор
