Человек случайностей - Айрис Мердок

Остин.

P.S. Откуда Мэвис узнала о случившемся? Мэтью рассказал?»

«Грейс!

Значит, Остин сбил насмерть маленькую девочку? Большое ему спасибо. С его помощью семейство Тисборнов наверняка получило бездну приятных возможностей. У мамочки язык заплетался от восторга, когда она говорила со мной по телефону, и я сразу представил выражение ее лица – притворная печаль и с трудом сдерживаемое ликование. Ты тоже на такое способна, и не убеждай меня в обратном. Я готов пинать сам себя, но не очень сильно, если не случается никаких неприятностей. А так я проснулся этим утром с чувством, что произошло нечто приятное.

Я объявил о своей любви. Но Ральф ее отверг, не злобно, нет, гораздо хуже – с ужасающим высокомерием. Отказывается со мной встречаться, прислал послание, источающее брезгливость. Прошу у тебя прощения, что начало письма получилось грубоватым. Страдание размягчило мое сердце. Я хочу быть добрым ко всем. Даже к классному руководителю. Кстати, ты в одном деле можешь мне помочь. Ральф заявил, что влюблен в какую-то девушку. Кто она? Ты могла бы узнать? Расспроси Карен. Она всегда все знает.

Я не знаю, как мне поступить в отношении Ральфа. Я его люблю больше, чем когда-либо, просто болен этим чувством. Обливаюсь потом, руки дрожат, аппетит пропал начисто. Скажи, у тебя с Людвигом тоже так? (Кстати, между вами было?..) Я еще на что-то надеюсь, и только это удерживает меня от самоубийства. Письмо Ральфа, наполненное самым мерзким высокомерием, было похоже на пинок под зад. Но потом до меня дошло, что письмо, да еще такое длинное, говорит как раз об отсутствии равнодушия. Как ты считаешь? Я ведь могу и обманываться. Мне все же кажется, что до психушки еще далеко. Что дальше, еще не знаю. Тянет написать ответ на двадцати страницах. Но может быть, надо просто написать «согласен» и ждать развития событий. Будет ли оно? А вдруг нет! О Господи! Пусть что угодно, лишь бы не конец.

Твой чокнутый брат Патрик де ла Тур де Тисборн.

P.S. Пришли мне немного денег, ладно? Подумать только, как я подлизывался к той старухе, посылал ей лучшие марки из моей коллекции, и все напрасно!»

«Себастьян!

Спасибо за встречу, и поздравляю со сдачей экзамена. Напрасно ты вообразил, что своей небрежной вежливостью погасишь во мне огонь страсти. Ты сам, в первую очередь именно ты, пожалел бы, если бы я перестала тебя любить. Неужели ты и в самом деле так влюблен в Грейс и так по ней страдаешь? Чувствую, что своими недавними замечаниями ты хотел досадить мне (хороший знак), а не только излить с их помощью горе своего безнадежно раненного сердца. Завтрак ты устроил потрясающий. (И опять позволил мне заплатить. Ты просто cynep!) Мне кажется, что между Грейс и Людвигом уже была близость. Сужу по поведению Грейс. Она перестала мне поверять свои тайны. Дурак ты, надо было затащить ее в постель. Наша тихоня только того и ждала.

Приеду в пятницу на открытие мамочкиного магазинчика и остановлюсь, как обычно, у Энн Колиндейл. Энн тоже томится от неразделенной любви, вздыхаем с ней на пару. Собираюсь найти в городе место секретарши. Надоело жить среди свиней и навоза, с меня хватит. Папе еще об этом не заикнулась. Звякну тебе в среду. Ужин в пятницу? Тысячу поцелуев, дорогой, восхитительный, обворожительный Себастьян, посылает тебе твоя влюбленная и не теряющая надежды

Карен.

P.S. Слышал, Остин Грей переехал насмерть ребенка? Мне этого нелепого человека очень жаль. Мне кажется, он влюблен в Грейс. Что за жизнь!»

«Уважаемые мистер и миссис Леферье!

Вы уже знаете обо мне от Людвига, о том, что мы собираемся пожениться. Я очень счастлива, и очень его люблю, и с нетерпением жду встречи с вами. Надеюсь, вы приедете на свадьбу. Людвиг показывал мне ваши фотографии – и цветные на фоне деревьев, и черно-белые, где вы снялись на фоне дома с собачкой, которая, какая жалость, недавно умерла. Не очень легко писать незнакомым людям, но я так хочу вам написать. Я очень сильно люблю вашего сына, он замечательный, и, конечно, мы будем счастливы. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать хорошей женой, чтобы принести ему счастье, и вы наверняка этого тоже желаете. Нам выделят дом на территории университета, в северном Оксфорде. Не знаю точно, деревня ли это или нет, мы вскоре туда поедем, я жду с нетерпением. Как было бы хорошо, чтобы и вы приехали сюда и поехали с нами. И надеюсь, что вскоре вы приедете. Очень хочу с вами познакомиться. Посылаю еще одну свою фотографию, она лучше, чем та первая, а также фото моих родителей и моего брата и недавний снимок Людвига, я попросила его сняться специально для этого письма. Убедить его было трудновато, он такой скромный. Мои родители шлют вам свои самые искренние поздравления и очень ждут вашего приезда. Мама собирается написать вам отдельно. Спасибо за такого чудесного сына. Я его очень люблю! Надеюсь на скорую встречу.

С наилучшими пожеланиями

Ваша Грейс».

«Остин!

Я написал родителям девочки и пойду на похороны. Извинился от твоего имени, сказал, что ты не придешь, раз уж, как утверждаешь, не хочешь там быть. Мои беды в сравнении с твоими – ничто. Надеюсь, ты не обвиняешь себя. По-моему, в случившемся нет твоей вины. Ты не умеешь водить машину, и я не должен был усаживать тебя за руль. Счастье, что тебя не проверили на алкоголь, иначе возникло бы прямое обвинение против тебя. Миссис Монкли своим самообвинением отвлекла, мне так кажется, внимание от тебя. После похорон я зайду к ним, узнаю, не надо ли чем-нибудь помочь. Случай и в самом деле прискорбный. Но повторяю, не обвиняй себя. Это я тебе предложил сесть за руль.

Что касается твоих непонятных слов насчет Бетти, то тут лучше удержаться от всяких комментариев. Только одно скажу – ты ошибаешься. Но я достаточно хорошо знаю тебя и поэтому не обижаюсь. И хватит об этом. Я рад, что ты пришел ко мне. Слава Богу, общение между нами восстановлено. Когда нынешние горести отойдут в прошлое, уверен, ты снова ко мне придешь. И надеюсь, передумаешь относительно денежной помощи с моей стороны. Я без труда могу тебе ее предоставить. Я о тебе очень беспокоюсь.

Твой брат Мэтью».

«Мэтью, дорогой!

Какое ужасное событие! Я от всего сердца сочувствую. Я сразу же сказала Дорине, и она бросилась искать Остина. И слава Богу, не нашла его в том доме. Потом она ему написала. Я чувствую, если они сейчас встретятся, то истреплют друг другу нервы, тем все и кончится. Тут словно действует какая-то злая сила. Они так сильно друг друга любят, и вместе с тем каждая их встреча губительна для обоих… Впервые встречаю людей, словно созданных друг для друга и вместе с тем причиняющих друг другу столько боли. Их вечная любовь – это какой-то громадный парадокс. А может, громадная нелепица. Я все время себе твержу: хватит охранять Дорину. Но слова не переходят в дела. Возможно, тут действует какой-то древний инстинкт захватчика. Уверяю тебя, она боится Остина, и этот страх передается и мне.

Извини, что столько внимания уделяю Дорине сейчас, когда такое произошло и все мысли должны быть об Остине и тебе. Да, со всем этим нелегко будет справиться. Я тебе благодарна за то, что позвонил. Могу ли я пойти с тобой к родителям девочки? Может, это прозвучит и немного самонадеянно, но я в каком-то смысле уже привыкла к таким ситуациям (хотя, несомненно, каждый случай уникален). Можно мне пойти? После того нелепого завтрака в ресторане я хочу еще раз тебя увидеть, поговорить. Еще раз спасибо, что позвонил. Постарайся не слишком унывать.

Любящая тебя Мэвис».

«Дорогой отец!

Твое письмо меня очень огорчило. Я чувствую, что мы все больше отдаляемся друг от друга, нам все труднее друг друга понимать. Я не хочу объявлять себя наотрез отказывающимся воевать по моральным соображениям, потому что в моем представлении вовсе не являюсь абсолютным противником любой войны. Убежден, что некоторые войны вполне оправданны. Но эта война не из их числа. Я не могу в решающий момент моей жизни, пусть и ради благородной цели (отказ убивать), торжественно провозгласить нечто, противоречащее моим убеждениям. И думаю, ты тоже против того, чтобы я солгал. Неблагородными средствами нельзя достичь благородной цели, я в этом убежден. Мое однозначное отношение к нынешней политике США – вот над чем стоит задуматься. Достойным уважения я смогу быть только в том случае, если не уступлю лжи ни в чем. Я считаю, что развязывание войны против второстепенного государства под туманным предлогом защиты от коммунизма (таким способом, уверен, его не удержать), в результате чего попирается суверенность государства и нарушаются международные соглашения, – недопустимо. Обрекать миллионы невинных людей на страдания – это зверство. И если есть у человека право осуждать правительство, то именно в таком случае он им должен воспользоваться; а тот факт, что это его собственная страна, превращает это в обязанность и даже священный долг. Я и прежде высказывал тебе эти мысли, но обрати, прошу, внимание, что за решением, касающимся моей собственной жизни, скрывается желание противостоять злу, творимому нашим правительством. Именно по этой причине, а не потому, что абсолютно отвергаю всякую войну, я решил не принимать участия в этой войне; и я решился на куда более трудный шаг – выразить свой протест посредством отказа возвращаться в США (экстрадиции не будет; этот вопрос улажен с юридическим управлением университета). Действительно, жизнь в Англии для меня «приятна», но это произошло случайно и на мой выбор влияния не имеет. Я в том возрасте, когда происходит выбор жизненной цели. И я считаю, что моя цель – стать ученым, а не политиком. Возвращение в США, где я сразу окажусь в роли невольного и неумелого «протестанта», означало бы бессмысленное растрачивание своего таланта и пренебрежение истинно важными обязательствами; ни первое, ни второе меня не устраивает. Поверь мне, иного выбора быть не может. Подумай об этом и постарайся разглядеть хорошие стороны такого решения, даже если ты отчасти не согласен с моими доводами и системой ценностей. Обрати также внимание на то, что решение принято и принято бесповоротно. О возвращении не может быть и речи. Работу в Оксфорде начинаю в сентябре. В колледже мою ситуацию знают, я все подробно объяснил директору и совету, они поняли и одобрили.