Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха - Валерий Карышев

— Откуда знаешь? — недоверчиво спросил Александр.

— Ребята приходили — Макс, Олег, — все рассказали. И они мне твой адрес сказали, просили передать тебе, что часть бригады уехала, а часть в Москве осталась. Кто куда примкнул, к разным структурам. Тебе все большой привет передают. В отношении тебя, как они сказали, волна вроде улеглась. Ходят странные слухи… Говорят, что твой бывший шеф жив…

— С чего это вдруг? — спросил Александр.

— А помнишь, Сережа Борода, в начале года… Труп его в Яузе нашли…

— Ну? — сказал Александр, вспомнив Сережу Бороду, одного из хороших товарищей Сильвестра, который таинственно исчез из «Метрополя».

— Так вот, он оказался жив. И теперь по Москве поползли слухи, что и твой… тоже жив.

«Вот так новость! — подумал Александр. — А ведь это прекрасно!»

— А как это точно узнать, жив он или нет?

— Ну как я могу тебе это сказать? Откуда я знаю? Даже ребята ничего толком сказать не могут. Ходят слухи, и все.

Александр был совершенно ошарашен. Выходит, то, что говорили менты и что говорит сейчас Тамара… Нет, она не могла быть прислана ментами, этого не может быть!

Свидание произвело на Александра большое впечатление. Он почти не спал ночью, вспоминая каждую деталь свидания.

Через два дня его ждал новый сюрприз. Пришел адвокат и сказал, чтобы он готовился к судебному процессу, но не по его уголовному делу, а на предмет изменения меры пресечения. Такой суд вскоре и состоялся.

На автозаке Александра и других людей, видимо, тоже участников таких процессов об изменении меры пресечения, повезли куда-то в центр. Ехали недолго. Приехали в Тверской суд, находящийся на Цветном бульваре. Тверской суд рассматривал все дела, связанные с содержанием, а также с преступлениями, совершаемыми на территории Бутырки.

Судья, парень лет тридцати, безразлично взял его уголовное дело, стал пролистывать. Слово предоставили адвокату. Тот стал говорить, что никакого оружия у Александра не было, что до сих пор экспертиза по этому оружию ничего не показала, что Александр ранее к уголовной ответственности не привлекался, и наконец самое главное — адвокат специально сделал большую паузу, чтобы привлечь внимание участников судебного заседания, — что сроки содержания Александра под стражей нарушены, прошло два месяца.

А по закону нельзя этого делать, нужна санкция прокурора о продлении срока.

Судья стал снова пролистывать бумаги, ища какие-то документы, обосновывающие просрочку содержания Александра под стражей. Но не нашел. Он раздраженно сказал:

— Суд удаляется на совещание.

Минут через сорок, вернувшись, судья сказал, что все домыслы защитника относительно хранения оружия признаются необоснованными, что следствие действовало в соответствии с процессуальными нормами, никаких нарушений с его стороны нет. Что же касается нарушения сроков содержания под стражей, то здесь действительно есть нарушения. И, исходя из этого, суд постановляет: изменить меру пресечения в отношении Александра — освободить его из-под стражи и перевести на подписку о невыезде.

Александр не верил своим ушам. Неужели?!

Его снова вернули в камеру. Адвокат оформлял какие-то бумаги. Наконец засов открылся, и сержант как бы с грустью сказал:

— Александр… на выход!

Выведя его из камеры, он выдал ему листок и сказал:

— Вот подписка о невыезде. Подпиши.

Александр быстро подписал бумагу.

— Будешь являться на допрос по требованию следователя. За тебя поступило поручительство от гражданки…

Александр увидел, что недалеко стоит Тамара.

— Повезло тебе, парень, что у твоей бабы московская прописка. Теперь она за тебя отвечает. Давай, гуляй! — хлопнул его по плечу конвоир.

Александр вышел, радостный и счастливый. Неужели все кончилось?

— Нет, дело не закончено, — сказал подошедший адвокат. — Все зависит от результатов экспертизы.

— В каком смысле?

— Вдруг не подтвердят, что из этого оружия можно стрелять. Но пока ты свободен.

Секретный клиент

КАК ВСЕ БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

(Новые подробности по делу Солоника)

В следственном изоляторе номер один, в просторечии именуемом «Матросская тишина», есть специальный корпус. До недавнего времени он назывался корпусом номер девять. Сейчас он получил другое название. Но об этом немного позже.

До 1991 года корпус № 9 был спецтюрьмой, подчиненной КГБ СССР. Было странно и непонятно, почему КГБ, имеющий свою штатную тюрьму в Лефортове, вдруг заимел специальный корпус на территории тюрьмы подчинения МВД. Это было странным и потому, что всем было известно: в последние годы правления Леонида Брежнева обострился конфликт между конкурирующими ведомствами — КГБ, который возглавлял тогда Юрий Андропов, и МВД, которым руководил Николай Щелоков.

Конфликт обострился настолько, что даже поговаривали — каждый из руководителей этих ведомств разрабатывал план ареста своего конкурента, вплоть до его физического устранения. И почему вдруг в тот период на территории тюрьмы МВД свою специальную тюрьму создает КГБ — было непонятно.

Надо сказать, что специальная тюрьма КГБ, конечно, ничем внешне не отличалась от тюрьмы МВД. Никакого отдельного здания у нее не было, просто она занимала корпус на территории тюрьмы МВД. Но в то же время аппарат следственного корпуса № 9 состоял в штате КГБ, поэтому и режим был более строгим, и порядок был образцовым.

В 1991 году, после известных августовских событий, когда КГБ приказал долго жить, в этом некогда всемогущем ведомстве сразу произошли реформы. Следственное управление КГБ было ликвидировано. С потерей следственного управления, естественно, КГБ, тогда уже переименованный, потерял свой следственный изолятор Лефортово и, естественно, корпус № 9.

Этот корпус перешел в распоряжение МВД, хотя персонал сохранился. И наверное, не случайно, что участники событий августа девяносто первого, члены ГКЧП-1, были помещены именно в следственный изолятор № 9 и там содержались.

Трудно объяснить, какие причины побудили руководителей следственной бригады по делу ГКЧП-1 к этому. Может быть, недоверие к следственному изолятору Лефортово, сотрудники которого могли оказать содействие своему бывшему начальнику — шефу КГБ Владимиру Крючкову, может быть, иные причины, но члены ГКЧП оказались именно в спецкорпусе № 9 и просидели там почти год.

Итак, кто же работал и кто сидел в этом спецкорпусе? Прежде всего нужно рассказать о персонале. Конечно, работая над одним из самых громких дел за последнее десятилетие криминальной истории России, о котором подробно расскажу чуть позже, я, посещая спецкорпус, сразу обратил внимание на то, что его персонал значительно отличается от обычного персонала следственного изолятора № 1, хотя расположены они в одном здании.

Главное отличие заключалось в жесткой дисциплине. Конвоиры, выводившие ко мне клиентов, находившихся в спецкорпусе, были более строги, более сдержанны в отношениях с адвокатами. Казалось, что они находились в специальной внутренней оболочке, надетой на них и не позволявшей сделать лишнего шага, сказать лишнего слова.

Не раз я, работая со своими клиентами, пытался заговорить с конвоирами из спецкорпуса на какие-либо отвлеченные темы, но всегда получал формальные, сдержанные ответы. Я сделал вывод, что, вероятно, существует внутренняя инструкция, которой строго придерживаются все сотрудники следственного изолятора спецтюрьмы — не вступать в разговоры и контакты с адвокатами, не говоря уже об их подследственных.

Начальник тюрьмы спецкорпуса № 9 в ту пору непосредственно подчинялся начальнику следственного изолятора № 1 и, в отличие от начальников других корпусов, не был под началом у заместителей начальника тюрьмы.

Кроме того, он, находясь в звании майора, позволял себе ходить в гражданской одежде. Было странно видеть, как по коридору тюрьмы идет худощавый мужчина лет тридцати пяти — сорока, в свитере и джинсах, в то время как любой сотрудник тюрьмы был обязан ходить только в форме внутренних войск. Это лишний раз подчеркивало то, что у него особый статус.

Камеры спецкорпуса отличались от обычных камер изолятора. Прежде всего они были малочисленны. Количество заключенных никогда не превышало регламент, в то время как в следственном изоляторе № 1 в одной камере могло содержаться 100–130 человек.

В спецкорпусе были и отдельные камеры. Одиночками, правда, назвать их нельзя. Они были рассчитаны на двух-четырех человек — имели от двух до четырех «шконок». Но в каждой чаще всего содержался один узник.

В настоящее время корпус № 9, или, точнее, следственный изолятор № 4, имеет отдельную картотеку, отдельный вход в следственные кабинеты, где работают следователи и адвокаты, вызывая своих клиентов.