Там, где меняют законы - Юлия Латынина

Не сносить бы повару своих яиц, но, по счастью, московский гость нарушил порядок следования и заехал первым делом к забастовщикам, а уже оттуда помчался к шахте.

Ровно в восемь он вошел в зал заседаний, где проворными жуками-водомерками носились официанты, расставляя последние блюда, и удовлетворенно потер руки, обозревая раскинувшийся перед ним натюрморт.

— Наше фирменное блюдо, — услужливо сказал директор Никишин, вручая московскому визитеру мельхиоровое блюдо, на котором в позе сфинкса возлежал молочный поросенок, фаршированный трюфелями и черносливом.

Фирменным блюдом Чернореченска давно была собака, жареная в духовке, но вице-премьер не стал вникать в такие тонкости, а с удовлетворением набросился на еду.

Встречать вице-премьера съехались все сколько-нибудь видные в округе люди: директора шахт, главы районных администраций, и прочая мелкая знать, и даже руководитель оборонного завода по выпуску подводных лодок. В углу комнаты, неторопливо пережевывая невзрачную булочку с мясом и обводя присутствующих ленивыми питоньими глазами, стоял Негатив.

Руководитель завода с непостижимым проворством пробрался до самой вице-премьерской особы и принялся доказывать необходимость возрождения славных традиций подводного кораблестроения в Сибири. Поскольку инвесторы в это дело явно вкладываться не собирались, возрождать кораблестроение предполагалось за счет средств государственного бюджета.

Вице-премьер кушал молочного поросенка и никак не прерывал экономических мечтаний гендиректора, а когда тот расхрабрился и попросил для завода тридцать миллионов рублей, коротко ответил:

— Нет.

— Почему? — ожалобился директор.

— Разворуете, — ответил вице-премьер.

Затем обернулся к сопровождавшей его толпе, слетевшейся со всей области, и произнес:

— Мы все в Москве знаем, как у вас тут углем торгуют! Я всех посредников лично по именам знаю! Да-да, и вот тебя конкретно!

Толпа расступилась вокруг того человека, на которого вице-премьер показывал пальцем. Это был Михаил Ракитников, главврач городского роддома, который к продаже угля имел не больше отношения, чем к огранке алмазов. Ракитников потупился и понурил глаза, и его движение было истолковано вице-премьером как признание вины.

Все собравшиеся ожидали, что вице-премьер, покушав, начнет с ними общаться, однако вышло иначе — московский гость заявил, что намерен спуститься в шахту.

Процедура эта занимала ровно три часа, и гендиректор Чернореченскугля принялся было вице-премьера отговаривать, но тот посмотрел не допускающим возражений взглядом и заявил, что хочет познакомиться с жизнью шахтеров и экономикой города.

Володарчук должен был уехать из города ночью, и три часа в зале заседаний, несомненно, дали бы вице-премьеру больше сведений об экономике Чернореченска, нежели пребывание в шахте, но вице-премьер думал о телевидении и забастовщиках, и он понимал, как хорошо прозвучит с экрана известие о том, что член правительства, приехал в город всего на полдня, все-таки нашел время побывать в шахте.

Олечка Иванова стояла перед зеркалом в своей квартире в черных ажурных чулках и черных же трусиках и внимательно разглядывала свой живот. Она была такой же стройной, как и месяц назад — еще ничего не было заметно. Ничего не будет заметно еще два-три месяца.

Ольге было очень страшно. «Ты должна это сделать, — сказала она себе, — не ради себя, а ради него».

Девушка стала собираться. В черную сумочку полетели ключи от дома, права — на всякий случай, косметичка и любимая красная расческа. Туда же — пачка презерватитвов, кошелек и тоненький флакончик с надписью «Ношпа». На самом деле во флакончике был клофелин, которым Ольга никогда еще не пользовалась, но который было нетрудно достать у подруг и даже в аптеке.

Ольга еще раз оглядела себя в зеркало. Она вспомнила, как три недели назад пожилой рыхлый мужик в дорогом костюме глядел на нее из первого ряда «Сирены», и как Вадик сказал ей, показывая потом на мужика: «А это, кстати, как раз попугай Кеша». Попугай Кеша потом еще несколько раз приходил в «Сирену», и каждый раз глядел на нее одинаково. Сейчас Ольга корила себя за то, что не завела с ним знакомства. Но тогда это могло взбесить Вадика, да и опасно было. Ничего. Кеша очень правильно на нее смотрел.

А может, бросить все? Но что тогда? Тогда — нищета, вечная скука в пыльном Чернореченске, ранние морщины, жизнь без детей и с мужиками. Отец Ольги умер в пятьдесят от силикоза, мама — в сорок от цирроза печени. Она же не хочет умереть от цирроза печени? Она же не хочет, чтобы через год или два хозяин «Сирены» сказал ей, что у нее уже слишком дряблые груди, чтобы раздеваться перед публикой?

«Смелее, — подумала Ольга. — Все люди деляться на сволочей и дураков. Ты же не хочешь быть дурой?»

Ольга подумала и бросила в сумочку напоследок короткий самодельный револьверчик — старый подарок Негатива.

Такси в Чернореченске давно вымерли с голодухи, но какой-то частник на проржавевшей «Копеечке» довез Ольгу до шахтоуправления за двадцать рублей.

Не удержался напоследок, и, глядя на точеную фигурку в черной кружевной юбочке, добавил:

— И кого ж ты, кисонька, цеплять собралась? Никак самого Володарчука? Может, меня обслужишь?

— Дрочи в штаны, дед, — сказала Ольга, — бесплатней выйдет.

Вся площадка перед шахтоуправлением была забита машинами, там же стояла парочка автобусов, и идти по растрескавшемуся бетону на высоких каблуках было трудно.

Парочка охранников, стоявших в проходе, одобрительно засвистела при виде Ольги:

— Деточка! Ты не к нам ли?

Охранникам Ольга грубить не стала, а только смерила их царственным взглядом, взмахнула наклеенными ресницами и прошла мимо, небрежно сунув в руку первому десятку.

На ее счастье, она оказалась не одна такая. Многие городские девицы сообразили, что набившиеся в шахтоуправление гости заскучают без эскорта, и Ольгу окликнуло сразу два или три девичьих голоса:

— Олечка, привет!

— Еще в Москву не уехала?

— Только, Олечка, чур, Володарчук мой! Такая душка!

И девицы, собравшись в кружом, принялись обсуждать сексуальные достоинства вице-премьера Володарчука, о которых каждая из них имела крайне определенное, но, увы, не подкрепленное никаким личными впечатлениями мнение.

Зампред «Чернореченсксоцбанка» Кеша Стариков вышел из-под козырька шахтоуправления один. Он приехал сюда в надежде встретиться с Извольским, но опоздал — директор меткомбината хоть и добрался до Чернореченска на час после вице-премьера, однако тут же оказался в числе ближней свиты его высочества, вместе с теми, кто поехали с ним в забой.

Теперь Кеша не знал, радоваться этому или огорчаться. Попугай Кеша был разумный человек, который всегда гордился тем, что думает о собственной голове там, где другие думают о чужих деньгах, и ему казалось, что за последнее время в Чернореченске убили слишком многих людей.

С другой стороны, глупо было сидеть на капитале и не пускать его в ход. Компромат — это самая высокодоходная ценная бумага в России. Но, с другой стороны, эта ценная бумага подвержена риску девальвации больше других. Кому, извиняюсь, теперь нужен… ну, скажем, компромат на Большакова?

Девушку Кеша Стариков заметил сразу.

Она стояла около шахтоуправления, поставив обтянутую ажурным чулком ножку на высокий бетонный бортик, так, что крошечная юбочка открывала прекрасный вид на шелковые трусики. Месяцев шесть назад она приезжала по вызову к нему домой; девочка была экстра-класса, Кеша ее запомнил и как-то хотел вызвать опять, но ему сказали, что Олечка сегодня занята. «А завтра?» — спросил Кеша. «И завтра» — ответили ему. Несколько раз Кеша видел ее в «Сирене», где она танцевала нагишом, но сразу после танца девочка спускалась к более высокопоставленным особам, нежели он сам, и Кеше приходилось довольстоваться более скромными птичками.

Попугай Кеша остановился и принялся откровенно разглядывать шелковые трусики и прозрачную кофточку, блестящую под электрическим фонарем.

— Подвезешь? — спросила девушка.

Ладони Кеши мгновенно вспотели.

— Конечно, — сказал Кеша.

Ольга очаровательно улыбнулась ему. Н-да, у красавца, кажется, даже галстук на нее встал. Все шло по плану.

Дениса Черяги не было среди приглашенных на торжество по случаю прибытия московского гостя, но он без труда прошел в шахтоуправление, сунув охраннику свое удостоверение. Охранник принял его за следака из вице-премьерской свиты и пропустил без слов.

К этому времени Володарчука в шахтоуправлении уже не было, а церемония встречи в отстутствие главного героя стала стремительно превращаться в заурядную попойку.