Особь - Александр Варго

Схватив швабру, Валера ловко ударил крысу по хребту. Та пронзительно запищала, опрокинулась на спину, загребая передними лапками воздух. Следующий удар – прямо в зубастую пасть – обездвижил мерзкое существо.

– Значит, и вы тоже… – опустившись на кровать, произнес Валера отстраненно.

Несколько минут все молчали, осознавая произошедшее. Коротышка, уже перевязавший рану, опасливо сел рядом. Взглянув на руки соседа, ассистент механически отметил, как мелко подрагивают его пальцы.

– Что – «тоже»? – наконец уточнил красавчик.

– Меня тоже вчера она укусила, – наконец признался Валера. – Всю ночь думал – говорить, не говорить… Решил все-таки сказать.

Казалось, услышанное совершенно не удивило товарищей.

– Что делать будем? – глухо спросил коротышка.

– Не знаю. Но оставаться нам вместе теперь нельзя. Иначе… сами понимаете. Нет, нет, только не это!..

– Тут уж проще веревку намылить – и в петлю, – с истерическими интонациями произнес красавчик; он был явно на грани срыва.

– Надо взять себя в руки, – перебил Валера, однако фраза эта прозвучала не слишком убедительно.

– Какое уж там «в руки»… Все, кранты нам, – в полной обреченности молвил коротышка. – Думается, вчера нам какая-то сука эту самую крысу с котельной забросила. Я давно заметил: там на металлической трубе скобы есть, с нашей стороны их не видно. Если по ним подняться и изловчиться – можно хоть гранату бросить. Не предусмотрели мы этот момент.

– Теперь это уже без разницы, – отыскав совок и веник, Валера брезгливо сгреб мертвую крысу. – Обречены мы, вот что…

Снаружи послышались чьи-то шаги. Красавчик и коротышка переглянулись тревожно. Ассистент отложил совок с тушкой крысы, передернул затвор карабина и, направив его на дверь, прислушался.

Дверь с протяжным скрипом открылась. На пороге стоял странного вида мужчина: черная кожаная куртка-«косуха», перечеркнутая блестящим замком-молнией, высокие шнурованные ботинки, стильные мотоциклетные краги… Лицо скрывал шлем с темным забралом. Вне сомнения, это был тот самый неуловимый байкер-убийца, который давно уже наводил ужас на весь Южный округ.

– Не подходи! – заорал Валера, направляя ствол карабина прямо в грудь незваному гостю. – Пристрелю! На хрен отсюда!

Байкер, впрочем, не проявлял ни капли агрессии. Он неторопливо стянул мотоциклетные краги, вжикнул замком-молнией, достал из-за пазухи обрез охотничьего ружья и демонстративно бросил его на кровать.

Затем подчеркнуто медленно снял шлем…

Если бы байкер-маньяк оказался министром здравоохранения, или мэром города, или даже главврачом больницы скорой помощи – молодые люди удивились бы меньше.

Это был Александр Иванович – главный прозектор морга, их старший товарищ, коллега и учитель.

– Вы же приглашали меня в гости, – нарочито спокойно напомнил он. – Вот я и приехал.

– Вы-ы-ы-ы? – Ассистент Валера пялился на прозектора так, будто видел его впервые в жизни.

– Я. – Взглянув на труп Rattus Pushtunus, он многозначительно прищурился, хмыкнул, но комментировать увиденное не стал.

– Вы пришли нас убить? – тихим шепотом спросил коротышка; он явно не верил глазам.

– Отнюдь. Я пришел вам помочь. Дело в том, что…

Глава 31

Сбежавшая крыса была обнаружена спустя несколько часов после инцидента с анакондой, едва не стоившего Мефодию Николаевичу жизни. В полдень, как и было заведено, на территорию зоопарка заехала фура с продуктами для персонала и кормом для животных. Мороженые говяжьи туши сбросили прямо на асфальт в хозяйственном дворе, рядом с ледником. Секьюрити зоопарка, помогавший водителю разгружаться, обратил внимание на характерное попискивание, доносившееся из давно не стриженных кустов, отгораживавших ледник от серпентария. Нервы охранника не выдержали – схватив травматический пистолет, он несколько раз выстрелил в острую морду со страшными голубыми глазами, мелькнувшую среди листвы. Но, естественно, не попал: крыса оказалась слишком проворной. Испугавшись, она тут же юркнула за приоткрытую дверь продуктового склада. На звуки стрельбы прибежал начальник режима, который тут же вызвал по рации Суровцева. Спустя каких-то пять минут у дверей склада собрались едва ли не все свободные от дежурства охраники.

– Кто пойдет внутрь? – Мефодий Николаевич обвел пристальным взглядом собравшихся.

Таковых, естественно, не обнаружилось. Секьюрити лишь отводили глаза, рассматривали носки обуви, кусты и желто-бордовые туши на асфальте. Пауза затягивалась, и начальник режима высказался за всех:

– Вы ведь ученый, лучше нас знаете повадки этих тварей… Может, будет лучше, если на склад пойдете именно вы?

Суровцев и сам понимал, что кроме него идти за дверь ледника и некому. Однако рисковать не хотелось. Тем более специальный костюм химзащиты, хотя и сковывал движения, но давал неплохие шансы…

– А если вы ее не найдете? – спросил кто-то из секьюрити. – Если она где-нибудь спряталась?

– Тогда придется сжигать склад вместе с продуктами, – отрезал ученый. – Иного выхода просто нет. Лучше пожертвовать малым, чем рисковать жизнями каждого.

Сжимая в левой руке фонарь, а в правой – дробовик, Мефодий Николаевич, прихрамывая, двинулся на склад. Нервы были напряжены до предела – ведь биолог еще не отошел от ночного происшествия. Луч фонаря нервно метался из угла в угол. Палец подрагивал на курке дробовика. Страх – липкий, холодный, словно сукровица покойника, – сочился из-под ложечки, постепенно заполняя собой всю черепную коробку. Тяжелыми тревожными ударами ломилось в ребра сердце. От сосредоточенного до болезненной чуткости внимания шорох крови в ушах начинал казаться шуршанием песка.

Шаги тяжелых бахил гулким эхом разносились по почти пустому леднику. Фиолетовые тени тревожно метались по углам. Голубоватый иней на стенах сверкал в свете фонарика. Острые крюки для говяжьих туш тускло поблескивали из полутьмы.

То и дело сглатывая шершавым горлом, Мефодий Николаевич медленно продвигался вперед, подсвечивая по сторонам и осматривая каждый закуток. Сбежавшей крысы пока не было, но это вовсе не означало, что она не могла затаиться для смертельного броска в каком-нибудь темном укромном месте…

Миновав угловатые рамы с крюками, Суровцев вышел к длинному стеллажу для овощей, почти пустому. Лишь несколько десятков арбузов лежало сбоку. Один из них, треснувший, обнажал кроваво-красную мякоть, и Мефодий Николаевич невольно отвел глаза.

И тут же ощутил, что на него кто-то смотрит. Ученый был готов поклясться, что взгляд этот – почти физического свойства, и что прямо сейчас он материализуется в пронзительную острую иглу, которая проткнет его насквозь, пригвоздив к холодной стене…

Осторожно, стараясь не делать лишних движений, он отступил назад, осматривая стеллаж. Огромные жуткие глаза, подкрашенные голубоватым свечением, он заметил сразу: они пялились на него с верхней полки. Это была та самая крыса. Острые двойные резцы влажно поблескивали в полутьме, вздыбленная шерстка на загривке свидетельствовала об агрессии. Суровцев медленно поднял дробовик и, сливая себя с оружием, прицелился, чтобы наверняка поразить мерзкую тварь…

Но что-то удерживало его от выстрела. Он и сам не мог сказать, что же именно. Крыса, сидевшая на краю полки, выглядела совершенно недвижной. Даже свисающий хвост почему-то не подрагивал, как обычно у этих грызунов. Лишь голубоватые глаза злобно сверкали из полутьмы.

Мефодий Николаевич и сам не помнил, сколько он простоял, целясь в крысу. В какой-то момент он невероятным усилием воли опустил дробовик и заставил себя сделать несколько шагов к полке…

Крыса была мертва. Лишь жуткие глаза, казалось, оставались единственным живым органом Rattus Pushtunus. Глаза эти, уже мертвые, остекленившиеся, по-прежнему внушали иррациональный страх…

Спустя полчаса ученый с помощью Лиды препарировал крысу. Диагноз был однозначный: остановка сердечной мышцы в результате спазма и закупорки сосудов.

– Оно и неудивительно, – задумчиво молвил Мефодий Николаевич. – Крыса-то афганская, то есть по определению теплолюбивая…

– Хочешь сказать, что она умерла от переохлаждения? – уточнила лаборантка.

– Видимо, так… Только что-то слишком уж быстро.

– Сколько она на том леднике пробыла? Минут пятнадцать?

– Или около того… – неопределенно протянул ученый и задумался.

Температура в леднике постоянно поддерживалась на уровне минус пяти – минус семи градусов. Для хранения продуктов этого было вполне достаточно. Практически любое теплокровное существо, попав в такие условия даже на несколько часов, наверняка бы выжило. Получалось, что на Rattus Pushtunus это правило не распространялось…

Взглянув на препарированного грызуна, Лида тут же отвела взгляд.

– Так ведь у нее и шерстка, и подшерсток, и все остальное… – напомнила она несмело.