Бои местного значения - Грибанов Роман Борисович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Утром их гораздо больше было, – мрачно произнес до сих пор сидевший рядом с водителем сержант.
– А куда их потом? – ошарашенно глядя на эту картину, спросил Сергей.
– А вот, смотри, сейчас сам увидишь. Все равно нам туда надо, а пока они не развернутся, нам не проехать.
Из подъехавшего точно такого же «газона» выскочили двое, которые споро принялись забрасывать тела в кузов.
– И чего, их прямо так, вповалку и повезут закапывать? – изумился Сергей.
– Да нет, сначала в сборный пункт, возле старого кладбища устроили его. Там всех участковых собрали и из ЖЭКов кое-каких людей, кто выжил, будут проводить опознание. Видишь, у них на шее у всех бирки, туда бойцы адрес пишут, где тела забирали. А потом уже прямо там и закопают. В общей могиле.
Действительно, у всех погибших на шее болтались на веревочках небольшие куски фанеры, где химическим карандашом были написаны какие-то каракули. Сергей всю дорогу до больницы потрясенно молчал, думая про себя, что самое страшное он уже увидел. Он даже представить себе не мог, насколько глубоко ошибался тогда.
В больницу, отдать медикаменты, сержант отправил Сашку, как самого бесполезного в погрузочно-разгрузочных работах. Сашка, спрыгнув из кузова на землю и принимая две увесистые сумки с коробками, сказал Сереге:
– Я постараюсь найти твою мать, ведь она здесь должна быть по идее.
Но подбежавшая медсестра была знакома Сергею, он раньше ее видел, поскольку она работала у матери в отделении. Она еще издалека прокричала:
– Лекарства привезли? А то у нас все кончается! А что в коробках? Атропин, скополамин 0,05 %, метацин 0,1 % в ампулах… Ой хорошо-то как, а то у нас один физраствор остался.
Сергей, вспомнив наконец имя девушки, сказал, высунувшись из кабины:
– Здравствуй, Лариса! Мама моя здесь?
– Привет, Сергей. Здесь, только она отдохнуть легла, а то с трех ночи на ногах, как только все это началось. А я тебя сразу не узнала, мальчики, а чего вы в форме? Вам же еще рано в армии служить?
– Уже не рано, – мрачно сострил Сашка. – Пойдем, я тебе коробки помогу отнести.
– Так, ну все, поехали. Потом, когда разгрузимся, сюда вернешься, – скомандовал сержант.
И они, развернувшись, покатили прочь от больницы. Тем более, ехать было всего ничего, до места падения ВАПов, сброшенных американским самолетом в попытке спастись от МиГа. Место уже было огорожено почти двухметровым валом, рядом стояли пожарная машина с раскатанными шлангами и два прицепа с цистернами. Обычно такие трактор таскал по совхозным полям. Выгрузив бочки со щелочным раствором, занимавшие полкузова, сержант повернулся к Сергею:
– Даю тебе два часа, чтобы встретиться с родными. Ну и мирное барахло твое и твоего приятеля им передашь. Показал он на рюкзаки, которые ребята так с утра и не забрали из кузова, и мешки с их гражданской одеждой.
– В три ноль-ноль чтоб здесь был, как штык.
– Есть, в три ноль-ноль! – Неумело козырнул Серега и, вырулив на проселок, помчался к больнице. Можно проехать к дому или нет, он не знал, а мать все равно там, а вещи можно и у нее в больнице оставить. Заберет потом. Рыбу они подсолили хорошо, не пропадет в рюкзаке, полежит пару дней. Такие суматошные мысли вертелись у него в голове, но главной было то, что мама жива. Поскольку она работала в этой больнице врачом-терапевтом, им давали квартиру в новом двухэтажном доме, возле клуба. Но они туда не успели переехать перед войной, весь этот дом отдали под временное общежитие для размещения эвакуированных из города. И они так и остались в маленькой деревянной избушке на западной окраине поселка, возле конторы геологов. И только теперь Сергей с ужасом понял, что этот новый дом, он же находится там, в зоне поражения. И что он и его мать вполне сейчас могли бы лежать там, среди трупов, которые угрюмые люди в противогазах поливают из шлангов, а потом навалом грузят в кузов грузовика. У входа в больницу его завернули сначала в одну из двух больших армейских палаток, поставленных прямо на клумбах перед фасадом парадного входа. В палатке оказался импровизированный гардероб, где его заставили снять верхнюю одежду и надеть бахилы и респиратор. Сергей собирался было идти по брезентовому тамбуру, как санитар его окликнул:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Боец, а у тебя индивидуальная аптечка есть?
– Да, сегодня утром получил. Вот, АИ-3 называется, – с некоторым недоумением сказал Сергей.
– Очень хорошо, а то у нас почти все закончилось. Достань из нее антидот П-6 и глотай две таблетки, на всякий случай. А то здесь уже две волны вторичных заражений прошло. Этот чертов зарин, он же и в одежду впитывается, и в обувь. Даже в дерево, из которого носилки сделаны. А потом потихоньку начинает испаряться из них. Ночью, когда первые пострадавшие пошли, все вроде правильно делали, раздевали их на улице, водой обмывали, на носилки и в больницу. Потом санитары, которые раздевали, начали падать. С ВПХР[26] подошли, замеры сделали – а вокруг кучи с одеждой уже боевая концентрация.
Тогда всю одежду в бочки, сверху щелочью заливали. А второй раз пострадавшими уже носильщики были. Носилки пришлось мыть, сначала со щелочью, потом с мылом. Потом вот палатки поставили, в одну гардероб переместили, в другой сейчас приемное отделение с дегазацией. Но всем сказали антидот глотать, по две штуки через каждые шесть часов. Только поздно его подвезли, если бы с самого начала он был, глядишь, и меньше потери были бы.
– А зачем гардероб сюда перенесли, там же внутри зал огромный? – недоуменно спросил Сергей.
– Иди, сам увидишь. – Сразу потерял всякое желание к общению вроде бы словоохотливый санитар. Сергей прошел мимо стоящего у входа дежурного, открывая дверь в тамбур. Открыл внутреннюю дверь из тамбура.
И попал в ад. В огромном зале, где раньше были гардероб, лавочки для посетителей, столы регистратуры, сейчас ничего этого не было. Нет, кое-где лавочки и столы у стен остались. Но все пространство занимали голые люди, мужчины, женщины, дети, без разбору. Они лежали рядами, кто на лавочках, кто на столах, но большинство просто на кафельном полу, на просто брошенных клеенках. И эти люди не лежали неподвижно, кто-то дергался, кто-то трясся в самой натуральной эпилепсии, кто-то сидел, обхватив голову руками. В воздухе стоял плотный запах рвоты и человеческих испражнений. Но самое страшное, все эти люди не молчали. Проклятия, стоны, мольба – все это сплеталось в громкий монотонный воющий звук, сводивший с ума. Между рядами метались несколько санитарок и медсестер в белых халатах, что-то делали, кому-то что-то кололи, что-то убирали в ведра. Но все эти действия со стороны смотрелись жалко. Сергея заметили. Одна из санитарок подошла к нему, прокричав на ухо:
– Пройдем отсюда, здесь ничего не слышно.
Они прошли дальше, по узкому коридору среди лежащих на полу несчастных. В коридорах больницы тоже вповалку лежали люди, но это смотрелось по-другому. Может быть, потому что их было значительно меньше, может быть, потому, что они так не кричали и было потише, но скорее всего, потому, что они лежали на кроватях, и сверху были укрыты простынями. Санитарка сдвинула вниз респиратор, мешавший нормальному разговору, и сказала:
– Привет, Серега. Ты, наверное, к маме пришел? Погоди, я посмотрю, она вроде проснулась.
Сергей только сейчас узнал в санитарке Ирку, самую красивую девчонку в его классе. Он вообще-то втайне был влюблен в нее, впрочем, как и почти все мальчишки в классе, но Ирка вела всегда себя отстраненно-недоступно. Не давая ни малейших надежд никому.
– А почему ты в форме? – внезапно спросила Ира, показывая на воротник гимнастерки, торчащий из-под халата.
– Так мы с Макаровым с утра уже в армии, вечером присяга будет. Кстати, ты Сашку не видела? Я его полчаса назад здесь с лекарствами выгрузил. И, кстати, а ты почему здесь? – Сергей даже внутренне удивился, как он просто и легко разговаривает с Ириной, обычно, когда она к нему зачем-то обращалась, он краснел и мямлил. Но это было давно, как бы в прошлой жизни, подумал Сергей.