Мой злой Фей - Маргарита Дюжева

— Прямо поверх розовых девчачьих ползунков?

— А то!

— ##@@сь.

— Дались тебе эти розовые ползунки! — хитро смотрит в мою сторону, — а вообще, может, ему к лицу будет.

— Ты еще ногти ему накрась!

— Посмотрим.

Вроде не собирался больше у нее ничего в открытую спрашивать, но разговор постоянно скатывался в сторону ребенка, и свой интерес было непросто спрятать. Наталья все так же хранила молчание, не желая раскрывать личность таинственного папаши, а я от этого бесился. Ну что за игры? Если мой, так и скажи, и дальше будем думать, что с этой проблемой делать.

Но это ведь Наташа. Усложнять и делать все шиворот навыворот — ее конек. Она старательно пытается увести разговор в другую сторону, и откровенно надеется, что я забуду о нашей договоренности — насчет тестов после рождения ребенка.

Фиг тебе, Наталья Дмитриевна. Фиг, тебе!

Тем временем разговор так и крутится вокруг проблемы беременности:

— Мне вообще кажется, что большинству мужиков нет никакого дела до своего потомства. Я сейчас не имею в виду крепкие пары, осознанные семьи и прочие зрелые решения. Я о тех случаях, когда залет был не запланирован, когда никто не собирался продолжать отношения, когда мужчина и женщина — случайные элементы в жизни друг друга. Даю руку на отсечение, что девяносто процентов парней, узнав о беременности временной партнерши, схватят ноги в руки и дадут деру на край света, оставив горе-мамашу саму разбираться с проблемами. Типа я здесь ни при чем.

— Остальные десять процентов?

— Остальные? — она насмешливо изгибает брови, — остальные останутся, и даже возможно женятся.

— Все-таки веришь в романтические сказки?

— Нет, конечно,— фыркает Миронова, — большая часть пойдет на этот шаг не по своей воле. Например, у беременной невесты окажется крутой папаша, который пригрозит, что отстрелит хрен вместе с бубенцами, если его дочурку обидят.

Сразу вспомнился унылый удод Егор, которого прижали по всем фронтам вынуждая жениться. Наталья, конечно, во многом права, но:

— То есть в существование нормальных ответственных мужчин ты не веришь?

— Верю, очень даже верю. Но это редкий вид, который в пору в красную книгу заносить. Один на сотню. Именно поэтому и не вижу смысла в информировании второй стороны о предстоящем отцовстве.

— Это неправильно, — ее умозаключения неимоверно раздражают, — Мужик имеет право знать о таких вещах, как он поступит потом — это другая история. Вообще это надо обсуждать совместно. Возможно, он категорически против того, чтобы становиться папашей ребенка от женщины, которую не рассматривал на роль матери своих детей. Вполне вероятно у него есть своя личная жизнь, в которой нет места последствиям случайной связи. Может, он оступился, имея постоянную партнершу, тогда ребенок на стороне — это катастрофа…которую можно избежать.

— То есть мужик имеет право знать, имеет право тащить на аборт, если не хочет становиться отцом.

— Да!

— Не слишком ли много прав для персонажа, чья роль сводится к выдавливанию пары липких капель? — Наташа как всегда прямолинейна как топор.

— Ты отвратительна!

— Ээээ...возможно. А что такого? — в недоумении жмет плечами. Ну, просто принцесса, мать ее.

— Да ничего. Закрыли тему.

— Как скажешь.

Кстати, всегда следил за возможными последствиями. Но! Всегда знал, что если в такую ситуацию попаду, то не побегу сломя голову на край света, не потащу за руку в больницу, чтобы избавиться от недоразумения. Естественно замуж вряд ли позову, но на произвол судьбы точно не брошу. Не то воспитание. Мне почему-то хочется это озвучить, но сдерживаюсь, молчу. Слова — это пустое, тут делами доказывать надо.

Мы действительно провели вместе весь день и домой отправились, когда на город опустились плотные зимние сумерки.

Я зарулил во двор, притормозив у ее подъезда, а Наташка в это время зависла в телефоне, высунув язык от усердия.

— Что ты там копаешься? — мне действительно интересно, поэтому вытягивая шею, пытаюсь увидеть, что она там тыкает.

— Пересохраняю тебя в телефоне.

— Зачем?

— Мне кажется, я ошиблась с первоначальным прозвищем.

— Прозвищем? — усмехнувшись, снова пытаюсь заглянуть, но она прикрывает экран ладошкой.

— Я хотела сказать именем, — поправляется без тени смущения.

— Спасибо, что хоть не кличку дала.

Миронова выразительно хмыкает и продолжает елозить пальцем по сенсору. Наконец удовлетворенно выдыхает:

— Все!

— И как теперь меня зовут?

— Фей! — выдает гордо.

— Внезапно, — видать так выразительно удивляюсь, что она считает своим долгом пояснить.

— Ты — Тимофей, а Фей сокращение.

— Меня обычно Тимом сокращают.

— Это скучно и банально, — произносит убежденно, — к тому же ты сегодня такой душка. Вылитый добрый Фей

— М-да, так меня еще никто не называл.

— Привыкай.

— Что же было до этого? — жуть как интересно, как она меня сохранила вначале.

Наталья сначала мнется, потом улыбается по-детски смущенно и выдает.

— Я называла тебя злыднем.

— Даже так? — изо всех сил сдерживаю улыбку.

— Ну, — тянет она, — ты не очень добрый и приветливый — это факт.

— Факт, — не спорю.

— Вот я и сохранила тебя как "злыдня". Надеюсь ты не в обиде?

— Нет, конечно. Злыдни не обижаются.

— Они все записывают в черную тетрадку и при случае безжалостно мстят?

— Точно, — в этот раз не сдерживаюсь, смеюсь. Миронова умудряется меня развеселить, — ладно, дуй домой.

— Как скажешь, добрый Фей, — она тоже улыбается от уха до уха, но прежде чем вылезти из машины уже абсолютно серьезно, без тени веселья и игры, произносит, — спасибо за хороший день.

— И тебе спасибо,