Мой злой Фей - Маргарита Дюжева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сразу предупреждаю! Больше никаких калош, — меня аж передергивает.
— Калоши уже в прошлом я нанюхалась. Даже думать про них не хочу.
— Вот и славно.
— Но в мире есть еще много ароматных вещей! Краска, рельсы, лежалый лук. Деготь! — глумливо улыбается, — так что не могу гарантировать, что к вечеру мне не захочется какой-нибудь гадости.
К вечеру? Она планирует провести вместе весь день? Хм, похоже я не против.
***
Итак с чего начнем? С сомнением кошусь на Наташу, которая снова хрустит сушками, теми самыми, которые оставила в прошлый раз в бардачке. Меня снова раздражает этот хруст, ей снова на это плевать. Идиллия! Ее, похоже, вообще не пугают ни мои взгляды, от которых обычно подчиненные трусливо дрожат, ни мой тон. Она меня вообще не боится, и никогда не боялась. У меня даже такое ощущение, что в те редкие разы, когда я ее отчитывал, она смотрела на меня с умилением, еле сдерживая желание потрепать по щеке и сказать "ты душка". Это непривычно. я к этому не привык.
Проезжаем мимо парка, и она радостно восклицает:
— Туда пошли! — указывает на веселую толпу идущую по заснеженной дорожке вглубь парка.
— Идем.
Я припарковал машину на обочине, среди вереницы таких же колесниц, принадлежащих любителям субботних прогулок в парке. Наташа как всегда не дожидается помощи, самостоятельно выбирается наружу. Смотрит по-детски восхищенно на деревья укрытые белоснежным покровом, крутит во все стороны головой.
— Ты посмотри какая красота, — выдыхает с благоговением, — Боже, я тысячу лет не была зимой в парке! Это невероятно.
Я смотрю по сторонам и с немалым удивлением понимаю, что она права. Абсолютно. На все сто. Здесь так красиво, что хочется просто молчать и смотреть, наслаждаясь гармонией природы. Зимний воздух, кажется, сверкает, звенит, окутывает свежестью. И хочется вдохнуть полной грудью, глубоко-глубоко, прикрыть глаза и слушать тишину, отбросив в сторону все заботы, работы и вечный бег по кругу.
Я тоже сто лет не был зимой в парке, и только сейчас с пугающей ясностью это осознаю, как и то, что жизнь стремительно проносится мимо, и я будто украдкой наблюдаю за ней из высоких окон своего офиса.
— Пойдем что ли? — Наташа достает из карманов лохматые рукавицы, натягивает их, поправляет шапку с помпоном и уверенно направляется вперед, я следом.
Мы бредем мимо заснеженных кустов, мимо пруда затянутого серебристой коркой льда, лишь в центре осталась большая полынья, где суетливо мельтешат шумные утки. Не торопясь, огибаем пруд по широкой, расчищенной дорожке.
— Жалко, хлеба не взяли. Можно было бы их покормить, — вздыхает она, когда одна из уток провожает нас недовольным протяжным кряканьем.
— В следующий раз, — просто отвечаю, не сомневаясь, что этот следующий раз непременно будет.
Проходим мимо мужика, который с остервенением, злостью лепит комки и кидает их на середину пруда.
— Смотри, уток не убей, большой злой дядька, — без тени смущения пристает к нему Миронова.
Он бросает на нее убийственный, бешенный взгляд, и мне хочется встать между ними, но прежде чем это происходит, Наталья улыбается, подмигивает ему и идет дальше.
Бесстрашная женщина.
— Ты когда-нибудь по шапке получишь! — ворчу на нее.
— Да ладно тебе,— отмахивается беспечно, — мужичок просто медитирует. Кто-то его сильно достал.
— Наверное, какая-нибудь неадекватная барышня, — делаю вывод, исходя из собственного опыта.
— Вполне может быть. Жалко его даже.
— Он был злой, как черт.
— Зато глаза красивые. Зеленые!
И вот тут я понял, что пи**ец подкрался незаметно. У какого-то левого мужика красивые зеленые глаза, а меня это бесит! Кто-нибудь может мне объяснить, что за хрень творится?
Я даже на миг выпадаю из реальности, пытаясь понять в чем дело. Но только на миг, потому что в этот момент Наталья неосмотрительно наступает, на коварно припорошенный снегом, раскатанный отрезок дороги, и я только успеваю ее подхватить, когда она с писком поскальзывается и норовит упасть.
Вот честное слово, пот холодный прошиб и екнуло до самых пяток.
— Ты под ноги смотреть будешь? — сердито на нее набрасываюсь, помогая принять строго вертикальное положение.
— Да вроде смотрю, — смущенно бубнит, отстраняясь от меня, и поправляя шапку, сползшую на глаза.
— Незаметно! — всеми силами пытаюсь скрыть свой страх. А он есть! Я перепугался, что она может упасть и повредить себе или ребенку.
— Нормально все? — киваю на живот.
— Да. Он там, похоже, офигел от такой встряски, даже затих, спрятался.
— До этого буянил?
— Еще как, — признается с улыбкой, — сегодня с самого утра танцует.
Еще раз улыбается и отступает. Руки помнят ощущение того, как подхватили, не давая упасть, и невольно прячу их в карманы, сжимая там в кулаки, пытаясь тем самым избавиться от непривычных ощущений.
Вскоре добираемся до склона в низину, превратившегося в одну сплошной горку. И людей здесь миллион. Все катаются кто как может — на ледянках, на санках, на картонках, просто так на ногах, на заднице. Остановившись чуть в стороне, наблюдаем за всеобщим весельем, но ближе не подходим.
— Эх, как прокатиться хочется, — мечтательно тянет она, жадно поглядывая на народ.
— Тебе нельзя! — произношу строго.
— Ты зануда!
— Тебе нельзя! — повторяю еще строже, опасаясь, что ей в голову может взбрести такое безумие.
— Да, знаю я, — обреченно вздыхает, — и, конечно же, не собираюсь этого делать. Но хочется, блин.
— Перебьешься!
— Зануда, — фыркает,
