Механика вечности - Евгений Прошкин

То, что я увидел из окна автобуса, было гораздо хуже, чем диктатура мистера Ричардсона. Большинство витрин оказалось заколочено высокими щитами, похожими на забор сельского куркуля, но толку от них не было. Тут и там юркие людишки, раздвигая болтавшиеся на одном гвозде доски, проникали внутрь. Из других калиток «уже выглядывали осторожные мордочки, набившие добром мешки и коробки».

На всю Москву патрульных не хватало, поэтому солдаты стерегли лишь особо важные объекты, в то время как мелкие склады и лавчонки беззастенчиво грабились. Некоторые магазины охраняли сами хозяева или нанятые ими бойцы с цепями и дубинами. Между ними и мародерами постоянно вспыхивали короткие стремительные драки, в результате чего и тех и других увозили в маленьких голубых грузовичках, а товары, оставшиеся без присмотра, немедленно растаскивались. Торопливо унося свои трофеи, люди спотыкались, разбивали о мостовую бутылки и электронику, а за прохудившимися пакетами с крупой тянулись длинные варварские шлейфы.

Когда мы с Ксенией вошли в квартиру, было уже темно. Я запер дверь, прикрыл форточки и сдвинул занавески. Перед глазами стояли серые лица, размалеванные автобусы и редкие двойки патрульных, шатавшиеся по одинаковым улицам.

— Кушать будешь? — спросил я.

— Если хочешь, я что-нибудь приготовлю, — устало проговорила Ксения.

— Я сам. В прошлый раз у него было полно жратвы.

— У кого?

— У иуды.

Ксения не стала напоминать, что иуда — это Михаил Алексеевич. То есть я.

Полки на кухне были пусты, но меня это обрадовало. Может, в новой версии настоящего я уже нигде не служу? Не обираю харчевню бывшего лейтенанта, не внушаю страх бедолаге Одоевскому — просто живу. Не самое позорное занятие.

В холодильнике нашлось несколько чудом сохранившихся яблок. Все торговцы давно разъехались по своим колумбиям и коста-рикам, а их фрукты остались здесь.

— С тобой привыкаешь к здоровой пище, — засмеялась Ксения.

— Похоже, это мое единственное достоинство.

— Я ожидала худшего. — Она аппетитно хрустнула яблоком и пояснила:

— Человек берет чужие книжки и отправляется в прошлое, чтобы выдать их за свои. Как прикажешь к нему относиться? Мало того, он еще и непролазно глуп: верит, что случайно узнал о секретной операции и что испытателя подбирает какой-то лаборант.

Наконец-то она заговорила. У меня скопилось столько вопросов, что я начал в них путаться.

— Давай по порядку. Сначала про рукописи.

— Странное у тебя представление о порядке. Ну хорошо. В издательстве тебя ждали. Рукописи уничтожили сразу же, как только ты их принес. Эти книги должны выйти позже.

— И под другой фамилией, — добавил я.

— Не все. Мефодий передал тебе и свои романы тоже. Какие — не скажу, Ташкова я не читала. И давай с темой творчества закончим, есть вещи поважнее.

— Например, машинка, которая все-таки осталась у Алены. Ты знала о ней с самого начала, но забирать не торопилась.

— Ты так и не понял. Операция задумана для того, чтобы переправить дырокол из две тысячи двадцать шестого в две тысячи первый. Все остальное — пшик, дымовая завеса.

Я перестал жевать и положил надкусанное яблоко на стол. А что я, собственно, хотел услышать — сагу о борьбе добра и зла? Примерно так все и бывает: полтора часа стрельбы, а в конце шкатулка, и вместо сокровищ — старая пуговица. Кругом одно вранье.

— Но для чего весь этот маскарад? Не проще ли было тебе самой отдать Алене дырокол, выпить за встречу и спокойно вернуться в свое будущее?

— Он пробивает время в пределах двух десятилетий, — проговорила Ксения. — В этом и заключается вся сложность. Можно перенестись в прошлое, открыть оттуда дыру и вернуться, а дырокол оставить там. Но только не в нашем случае. Проект «четыре нуля» и Алену разделяют двадцать пять лет, одним прыжком их не покрыть. Кое-кем пришлось пожертвовать.

— Мефодием!

Ксения медленно кивнула.

— И тобой, Миша. Но теперь…

Не дослушав, я вскочил и в бешенстве заходил по кухне.

— Кто вы такие?! Кто вы такие, чтобы…

— Прогресс — это не обязательно очкарик в белом халате. Иногда он становится хищной тварью. Вспомни тот же Чернобыль.

— Вспомнить — чего?

— Атомная энергетика… — начала она, но осеклась. — Ты не помнишь Чернобыльскую АЭС?

— Про городишко слышал.

— Миша… — Ксения побелела. Такой я ее еще не видел. — Восемьдесят пятый год. Шесть тысяч погибших. И ты не в курсе?

— Что ты несешь?

— Да. Это то самое, чего я боялась, — пробормотала она.

— Можешь объяснить толком?

— Я тоже знаю далеко не все. Дырокол появился в две тысячи двадцать пятом году. По официальной версии его собрал неизвестный самородок, кустарь-одиночка. Это, конечно, ересь. Я уверена, что дырокол просто подбросили. Если целый институт бьется больше года и не может понять принципа его работы, то ясно, что он… не отсюда.

— По-моему, ты слишком трепетно относишься к электронике. Любая, самая хитрая штука — это провода, по которым бежит ток. Не более того.

— Эдисон разбирался и в проводах, и в токе, но что он мог знать о компьютерах? В общем, ученые долго мудрили и не придумали ничего лучше, как отправить дырокол в прошлое. Они хотели иметь не черный ящик, а чертежи и схемы. Еще сильнее этого желали военные. Им нужен был не один прибор, а несколько. Машина времени в единственном экземпляре бесполезна, никто не осмелится ее использовать.

— Выиграть время на исследования дырокола при помощи самого дырокола. Оригинально. Только если ваши специалисты оказались бессильны, чего вы ждали от ученых прошлого?

— Практики ничего не добились. Нужно было обращаться к теоретикам, тормошить фундаментальную науку, а это очень долго. Лабораторию, изучавшую прибор, преобразовали в Отдел «четыре нуля» с собственной службой безопасности и прочими прелестями. Все другие программы закрыли. Сотрудников вместе с семьями вывезли куда-то за город.

— А как вы нашли Мефодия? Нарочно искали никчемного придурка?

— Ученые боялись нарушить естественный ход событий, но кое-кто покопался в архивах Министерства национальной безопасности и выяснил, что дырокол уже передавали, в сентябре две тысячи первого. Все было известно заранее: кто, кому и когда. Агент, участвовавший в акции с той стороны, то есть в прошлом, в двадцать шестом году оказался еще жив. Бодрая такая дамочка лет пятидесяти. Ты с ней знаком.

— Алена? Улитка?

— Ее агентурная кличка. Алена уточнила некоторые подробности, и все окончательно убедились, что это уже было. Начальство получило готовый сценарий.

— Актер не сопротивлялся.

— Конечно, нет. Когда подставной человек проболтался Мефодию о готовящемся эксперименте, тот сразу понял, что это его шанс.