Небо под зеленым абажуром - Мария Брикер

– А какого рожна ты за нами увязался, честный человек?

– Эта девушка... Простите, не знаю ваше имя– отчество. Она словно луч света в темном царстве. Вынырнула из темноты сознания и осветила мой унылый путь. Я воспылал надеждой на спасение!

– Ну, я тебе говорила, – Анка ткнула Алешку в бок. – Видишь, как, в натуре, лирично выражается.

– Я вас не знаю, простите, – виновато отозвалась Алешка, испытывая в душе жалость к этому странному человеку.

– Зато я совершенно определенно знаю вас. Я в этом уверен, только вспомнить никак не могу – откуда. Умоляю, не гоните меня! Вы моя единственная надежда на спасение! Вдруг меня с вашей помощью озарит, и я смогу вновь обрести себя. Только не подумайте ничего дурного. Нахлебником я не собираюсь быть. Я бутылки буду собирать, сторожить ваш сон, как преданный пес, и поить вас кофе по утрам, – выдал Интеллигент и на всякий случай добавил: – Обеих.

– О господи! Кофием он нас будет поить. Я прямо, в натуре, расчувствовалась. На вот тебе шмотки. Сходи переоденься, а то воняешь совсем не лирично, – внезапно расщедрилась Анка, покопалась в пакете и выдала Интеллигенту одежду.

– Премного благодарен, – обрадовался он, взял вещи, но уходить не торопился, переминался на месте.

– Да не ускользнет твой луч света никуда. Иди, у нас для тебя дело государственной важности, в натуре. Вернешься – расскажу, – пообещала Анка. Интеллигент скрылся из вида, карманница сладко потянулась и пояснила причину своей щедрости. – Ну все, охрана тебе обеспечена. Какой-никакой, а мужик рядом. Пришлось ему, правда, шмотки теплые отдать и ботинки, а то он совсем изношенный, прямо стыдно. Одно плохо, теперь надо опасаться буфетчицы. Увидит Зинка, что хахаль к тебе переметнулся, взбесится не по-детски. Зинка – тетка ревнивая.

– Прикроет раздачу просроченных беляшей несчастным людям? – нервно усмехнулась Алешка.

– Хуже, ментов натравит. Они у нее кормятся регулярно и совсем не просроченными беляшами. Вся тухлятина транзитникам скармливается, а для стражей порядка только свежачок. Так что до завтра мне надо денег на спальный вагон раздобыть по-любому. Иначе ночевать придется на улице или подъезд искать теплый. А в подъездах жильцы очень злые попадаются, – сообщила Анка. – Ногами могут избить, пока спишь.

Настроение у нее явно улучшилось. На Алешку, напротив, навалилась тоска. Вокзальная жизнь все глубже засасывала ее. Верно Анка сказала, вокзал – это черная дыра, выбраться из которой не так-то просто. Здесь свои законы и порядки, своя иерархия. Здесь жестокий мир со своей моралью, но даже в этой клоаке встречаются хорошие люди, которые стараются ей помочь, пусть по-своему, но искренне и совершенно безвозмездно. Она вдруг поняла, что привязалась к Анке всей душой. Раньше она и представить не могла, что будет водить дружбу с карманницей. Впрочем, о том, чем зарабатывает девушка на жизнь, Алешка старалась не думать. Разве имеет она право судить эту девочку с переломанной судьбой, когда сама не без греха.

Про Павла Алешка пыталась забыть вовсе, но сердце помимо воли прислушивалось к шагам проходящих мимо людей, желая услышать знакомые, а в памяти всплывали эпизоды вчерашнего дня, запахи, звуки, ощущения, его бархатный голос и тонкий аромат спелых яблок – дразнящий аромат любви. Рассчитывать ей было решительно не на что. Она это ясно осознавала, но запретить себе мечтать была не в состоянии.

– Анют, можешь описать, как Павел выглядит? – спросила неожиданно Алешка.

– Все-таки влюбилась, дура! – расстроилась Анка.

– Ничего я не влюбилась, – буркнула Алешка. – Просто интересно стало.

– Интересно ей, – ехидно передразнила Анка. – Ладно, слушай и запоминай. Павел... Он ничего так мужчина, правда, староват, немного толстоват, брюхо, в натуре, как у беременного, чуток горбатый, чуток кривоногий, лицо покрыто гнойными прыщами, на башке плешь, руки грязные и волосатые. В общем, красавец, в натуре!

Секунду Алешка молчала, с ужасом переваривая услышанное, а потом расхохоталась и отвесила Анке подзатыльник. Та не обиделась и тоже загоготала на весь вокзал.

Смех прервал старческий кашель и невыносимое амбре.

– Че тебе, баба Клава? – спросила Анка.

– Девоньки, говорят, посланец божий к нам направлен. Мессия! Исцелять нас будет и деньги раздавать, – ненавязчиво поинтересовалась бабка, обдав Алешку волной перегара.

– Баб Клав, тебя случаем «белочка» не посетила? – вздохнула Анка. – Какой Мессия, в натуре? Иди проспись!

– Не парь мне мозг, деточка. Весь вокзал об этом судачит. Поговаривают, что Мессия с вами вчерашнюю ночь тусовался. Такой крупный интересный мужчина, темноглазый, с вьющимися русыми волосами и бородой. Не будь падлой, скажи, где он? Мне много не надо. Я бы только глазик новенький у него попросила заместо того, что выбили. А больше мне от него ничего не требуется, вот те крест!

– Если бы Мессия с нами тусовался, мы бы туточки не куковали без денег и выпивки, – отшила бабку Анка.

– Выходит, и выпить не дашь? Ну и курва же ты, Анка! – проворчала одноглазая и пошуршала в неизвестном направлении, оставляя позади себя шлейф невыносимой вони.

Некоторое время девушки молчали. Алешка пребывала в шоковом состоянии, Анка елозила на стуле, словно у нее глисты.

– Надо же... Я, в натуре, фигею, – откашлялась она и явно собиралась улизнуть, но Алешка схватила ее за куртку.

– Может, все-таки расскажешь, что все это значит?

– Это значит, что трава, в натуре, убойная была, – крякнула Анка. – Странное дело... Всего-то одному Николе Косому брякнула, что скоро нас всех ждет новая жизнь, – озадаченно сказала она.

– Девки, Мессию не видали? – спросил высокий нервный голос не то мужика, не то бабы, и нос защекотало от резкого запаха ацетона, смешанного с мочой.

– Упаковку шприцев новых хочешь у него попросить и вагон герыча? – ехидно поинтересовалась Анка.

– Мне разик ширнуться, – умоляюще прогнусавило нечто.

– Опоздал, касатик. Улетел Мессия, но просил тебе передать, чтобы бросил ты это пагубное пристрастие и к бабке своей возвращался. Все глаза старуха проплакала из-за такого гнуса, как ты. Ты же даже холодильника ее лишил, падаль этакая.

– Мне бы разок ширнуться...

– Свободен! – раздался громогласный командный голос, и касатик утопал искать дозу в другом месте.

– Карл Иванович, – представила мужчину Анка. – Подполковник в отставке. Коренной житель нашего вокзала. Жертва МММ. Убежденный коммунист. Своим пребыванием здесь он выражает протест против существующей власти. В душе поэт. Зарабатывает тем, что читает патриотические стихи на площади и собирает с прохожих членские взносы на строительство коммунизма. Иногда дают мелочь, иногда в глаз.

– Вчера один бухой иностранец сотку убитых енотов пожертвовал. Чуешь, чем пахнет, Анка! Даже Европа понимает всю важность смены в России существующего режима, – похвалился Карл Иванович и начал издалека: – Аннушка, солнце мое пролетарское! Не видала ли ты...

– Мессия ушел по делам государственной важности, но оставил посредника. Сейчас как раз сеанс связи, – сказала Анка. – Говорите, Карл Иванович, что желаете, пока посредник в коматозном трансе.

– Коммуникативном, – пискнула Алешка.

– Ну да, пардон, в коммуникативном. Транслируйте быстрее, сеанс короткий.

Карл Иванович крякнул и поскреб затылок.

– Раз такое дело, уважьте старого больного человека. Озвучьте мою просьбу. Пусть там наверху распорядятся свергнуть существующую власть и назначить меня на должность генсека. У меня есть план, как поднять нашу великую страну из руин. Как только на пост заступлю, отнимем у подлых олигархов миллиарды и раздадим все бедным.

– Посредник обязательно передаст, Карл Иванович! – пообещала Анка, сдерживая смешок. Алешка впала в транс, только не коммуникативный, а самый настоящий.

– Примите благодарность от нашего сплоченного коллектива борцов! От сердца отры... В смысле, от всего сердца! – сказал Карл Иванович и что-то сунул Алешке в руки.

– Пузырь, – шепнула довольная Анка. – Будет, чем вечером заняться.

Весть о контакте с Мессией разнеслась по вокзалу и окрестностям мгновенно. Через пятнадцать минут в зал ожидания потянулся косяком благоухающий помойкой народ. Анка с удовольствием приняла на себя роль секретаря посредника Мессии, совершенно беззастенчиво принимала дары и передавала их для лучшего контакта Алешке. Через полчаса она была завалена презентами с головой и стала обладательницей чайника, вполне сносных ботинок, полбутылки шампуня, расчески для волос, двух бутылок водки, зонта, настольной лампы, батона хлеба, пакета печенья, шоколадки, мужских семейных трусов, теплых носков не первой свежести, летнего сарафана, шапки-ушанки со звездой и куска мыла. Состояние Алешки приближалось к истерике.

Анка, почувствовав неладное, объявила, что в связи с завершением коммуникативного транса у посредника Мессии прием заявок на улучшение жизни временно завершен. Народ вежливо стал убывать. Тем, кто не понял, Анка популярно объяснила тумаками и пенделями. Бродяги рассосались, оставив после себя шлейф ароматов. В зале ожидания стало как-то подозрительно тихо. Похоже, нашествие бомжей распугало всех транзитных пассажиров и полицию в том числе.