Каирская трилогия - Нагиб Махфуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дорогая моя…
— Я из окна поджидала тебя, пока мама была занята подготовкой к празднику Шамм ан-Нисим.
— Поздравляю тебя. Дай же мне попробовать весну на твоих губах…
Их изголодавшиеся губы слились в долгом поцелуе. Затем она спросила:
— Где ты был?
Он в тот же миг вспомнил урок на тему политики в исламе, однако ответил так:
— В кофейне с некоторыми друзьями…
Тоном протеста она сказала:
— Ты был в кофейне, когда до экзамена остался всего месяц?
— Но ведь я же знаю свои обязанности. За твоё плохое мнение обо мне я накажу тебя вторым поцелуем…
— Ты очень громко говоришь. Забыл, где мы?
— Мы у себя дома, в своей комнате. Эта площадка — наша комната!
— Во второй половине дня, когда я собиралась идти к тёте, я поглядела вверх в надежде увидеть тебя в окне, но тут на улицу выглянула твоя мать, глаза наши встретились, и я задрожала от страха.
— Чего ты испугалась?
— Мне показалось, что ей известно, кого я там ищу, и она раскрыла мою тайну…
— Ты имеешь в виду нашу тайну? Это то, что связывает нас. Разве мы сейчас не единое целое?
Он с силой прижал её к груди, подчиняясь непокорному желанию, но одновременно он словно убегал от приглушённых голосов отчаянной капитуляции, протестующей внутри него. Его обжигал разожжённый в сердце огонь. Сила, способная растворить в едином водовороте сразу двоих, подчинила его своей власти…
Тишину нарушил стон. Затем он перевёл дыхание и в конце концов почувствовал, что темнота соединила в себе два силуэта. До него донёсся её нежный голос, застенчиво спросивший:
— Мы встретимся завтра?
Пытаясь насколько возможно совладать с собой, он возмущённо ответил:
— Да… Да, ты узнаешь об этом в своё время…
— Скажи мне сейчас…
С возрастающим раздражением он сказал:
— Я не знаю, когда у меня будет время завтра!
— Почему?..
— Иди же с миром. Я слышал какой-то звук!
— Нет. Здесь не было никаких звуков..
— Никто не должен нас застать вот так…
Он потрепал её по плечу, словно это была грязная тряпка, и с напускной мягкостью высвободился из её рук, а затем быстро поднялся по лестнице.
Родители сидели в гостиной, слушая радио, а дверь в кабинет была закрыта. Но свет, что просачивался из веерообразного окошка над дверью, указывал на то, что Ахмад занимается там. Пожелав родителям доброго вечера, Абдуль Муним направился в спальню, чтобы переодеться. Он принял душ и сделал омовение, вернулся к себе и помолился. Сел на молитвенный коврик, скрестив ноги, и погрузился в глубокое созерцание. В глазах его была печаль, а грудь пылала от горести. Он чувствовал, что вот-вот заплачет и молил Господа прогнать с его пути шайтана и укрепить его силы для сопротивления искушению. Этим шайтаном, вставшим у него на пути, была девушка, разжигавшая в крови его неистовое желание. Ум его постоянно говорил «нет», зато сердце говорило «да», после чего эта страшная борьба, захватившая его, неизменно оканчивалась поражением и сожалением. Каждый день приносил с собой это испытание, а каждое испытание — адский огонь. Когда же кончится это мучение?! Вся его духовная борьба была под угрозой крушения, словно он строил воздушные замки. Утопая в грязи, он не мог найти ровной почвы, за которую можно было бы схватиться. Как бы ему хотелось, чтобы это сожаление помогло ему вернуть хотя бы один ушедший час.
13
Наконец-то Ахмад ибн Ибрахим Шаукат отыскал путь в здание редакции журнала «Новый человек» в Гамре. Здание, расположенное между двумя трамвайными остановками, имело два этажа и еще один, цокольный. Ахмад с первого взгляда понял, что верхний этаж был жилым, на что указывало постиранное бельё, вывешенное на балконе. Первый же этаж привлёк его внимание названием журнала на дверях. Цокольный этаж предназначался для типографии, так как через просветы решёток на окнах он различил печатные станки. Он поднялся на четыре ступени на первый этаж и спросил первого попавшегося навстречу человека, который нёс гранки, где ему найти мастера Адли Карима, главного редактора журнала. Ему указали на закрытую дверь в конце зала, где совершенно не было мебели, на которой виднелась табличка: «Главный редактор». Проходя по коридору, Ахмад осматривался вокруг себя в надежде увидеть охранника, но так никого и не встретив, оказался перед дверью. Немного помедлив, он мягко постучал в дверь и услышал изнутри голос, что сказал: «Войдите». Тогда Ахмад открыл дверь и вошёл.
Из дальнего конца зала на него вопросительно уставились большие глаза из-под косматых седых бровей. Юноша закрыл за собой дверь и извиняющимся тоном сказал:
— Простите, только минутку…
— Прошу…
Ахмад приблизился к столу, на котором в кучу были свалены книги и бумаги, и поприветствовал редактора, что встал, чтобы поздороваться с ним. После того, как мужчина сел, он пригласил присесть и Ахмада. Тот чувствовал облегчение и гордость, глядя на великого мастера, благодаря журналу и работам которого за три прошедших года на него нашло столько просветления. Он уставился на бледное лицо этого человека, на которое возраст наложил свой отпечаток, на его поседевшие волосы, а также на единственный признак, оставшийся от молодости — глубоко посаженные глаза, сверкавшие проницательным блеском.
Это был его мастер, или «духовный отец», как он сам называл его. И сейчас он находился в комнате вдохновения, стенами которой служили ряды книг, тянувшихся до самого потолка.
Мужчина вопросительным тоном произнёс:
— Добро пожаловать?
Ахмад любезно ответил:
