Каирская трилогия - Нагиб Махфуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хадиджа оценила это:
— Молодец!
Отец улыбнулся:
— Ты как твоя мать. И оба вы совершенно одинаковы…
Тут в дверь постучали. Пришла служанка, известившая о визите соседки, живущей на первом этаже. Хадиджа, поднимаясь, сказала:
— Интересно, что ей нужно?..Если отсрочка по квартплате, то придётся привести весь полицейский участок Гамалийи, чтобы нас разнять!
11
Улица Муски кишела народом. Толпился тут и местный люд, не говоря уже о потоках народа, устремлявшихся со стороны Атабы. Чистое апрельское солнце извергало пламя.
Абдуль Муним и Ахмад с немалым трудом прокладывали себе путь сквозь толпу, обливаясь потом. Взяв брата под руку, Ахмад спросил:
— Расскажи мне, что ты чувствуешь…
Абдуль Муним немного подумал и начал говорить:
— Я не знаю. Смерть всегда страшна, и особенно смерть монарха. Вся похоронная процессия была переполнена людьми настолько, что мне ни разу в жизни не доводилось видеть подобного. Я не был свидетелем смерти Саада Заглула, чтобы сравнивать с этой. Но мне кажется, что на большинство людей она произвела впечатление. Некоторые женщины плакали. Мы, египтяне, эмоциональный народ…
— Но я спрашиваю о том, что чувствуешь именно ты.
Абдуль Муним снова задумался, избегая столкновений с людьми из толпы, а затем сказал:
— Я не любил его. Как и все мы. Мне не грустно, но и не весело. Я следовал за гробом глазами, но не сердцем. Однако мысль об этом тиране, лежащем в гробу, оказала впечатление на меня. Нельзя просто так пройти мимо подобного зрелища и не впечатлиться им. Аллах — Господь для всех. Он живой и вечный, если бы только люди знали. Если бы король умер до того, как политическая ситуация изменилась, очень многие бы возликовали. А ты сам что испытываешь?
— Я не люблю деспотов, какой бы ни была политическая ситуация!
— Это прекрасно. Однако что ты испытываешь к виду смерти?
— Мне не нравится болезненный романтизм!
Абдуль Муним раздражённо спросил:
— Значит, ты обрадовался?
— Мне бы хотелось прожить побольше, чтобы увидеть мир, освобождённый от всех тиранов, независимо от их имён и черт…
Они ненадолго замолчали: их объяла усталость. Затем Ахмад снова спросил:
— А что будет после этого?
Уверенным тоном, характерным для него, Абдуль Муним ответил:
— Фарук — мальчишка. У него нет ни проницательности своего отца, ни такого же выдающегося ума. Если дела пойдут хорошо и переговоры будут удачными, а «Вафд» вернётся к власти, всё успокоится, и эпоха заговоров окончится… И будущее, кажется, обещает быть хорошим.
— А как же англичане?
— Если переговоры пройдут успешно, то англичане превратятся в наших друзей, а следовательно, союзу между дворцом и англичанами против народа придёт конец. И королю ничего не останется, как уважать Конституцию.
— «Вафд» лучше других партий…
— Несомненно. Но она ещё не так долго у власти, чтобы проявить всё, на что способна. И опыт в скором времени раскроет её истинный потенциал. Я согласен с тобой, что она лучше других партий, но наши амбиции не остановятся на достигнутом!
— Конечно, и я верю, что правление «Вафда» это хороший отправной пункт для большего прогресса. Вот и всё. Однако достигнем ли мы и впрямь соглашения с англичанами?
— Либо соглашение, либо возвращение к власти Сидки. В нашей стране есть неисчерпаемый запас предателей. Их задачей всегда было наказывать «Вафд», если англичане скажут «нет». Они замерли в ожидании. Вот в чём трагедия…
Когда они достигли Новой Дороги, то неожиданно столкнулись с дедом, Ахмадом Абд Аль-Джавадом, который направлялся в квартал ювелиров. Они подошли к нему и почтительно поприветствовали.
Он с улыбкой спросил их:
— Откуда и куда?
Абдуль Муним сказал:
— Мы ходили смотреть на похороны короля Фуада…
С улыбкой, не сходящей с его губ, Ахмад сказал:
— Спасибо вам за вдумчивые соболезнования.
Затем он пожал им обоим руки, и каждый отправился своей дорогой. Ахмад ненадолго проводил взглядом деда, а затем сказал:
— Наш дед очаровательный и элегантный. От него исходит такой приятный запах одеколона…
— Мама рассказывает удивительные вещи о его тирании…
— Я не думаю, что он тиран. В это невозможно поверить.
Абдуль Муним засмеялся:
— Даже сам покойный король Фуад в последнее время казался милым и хорошим…
Они вместе расхохотались и продолжили путь в кофейню Ахмада Абдо. В комнате напротив окна Ахмад увидел шейха с длинной бородой и проницательным взглядом, который сидел в центре группы, состоящей из молодых людей, что внимательно слушали его. Он остановился и сказал брату:
— Это твой друг, шейх Аль-Мануфи… «Когда земля извергнет свою ношу…»[78]. Здесь я должен тебя покинуть.
Абдуль Муним сказал:
— Иди же, присядь с нами. Мне бы хотелось, чтобы ты присел рядом с ним и послушал его. Спорь с ним, сколько тебе влезет. Многие из тех, что окружают его, это студенты Университета…
Высвобождая свою руку из руки брата, Ахмад сказал:
— Нет уж, дядюшка. Я уже однажды чуть не подрался с ним. Я не люблю фанатиков. До свидания…
Абдуль Муним проследил за ним критическим взглядом, а потом резко сказал:
— До свидания. Да наставит Господь наш тебя на истинный путь…
Затем Абдуль Муним присоединился к группе шейха Аль-Мануфи, директора начальной школы Аль-Хусейн. Тот встал, чтобы поприветствовать его, а вместе с ним встали и все остальные, сидевшие вокруг него, и обняли юношу. Когда шейх сел, они тоже сели, и он сказал, изучая Абдуль Мунима своим острым
