Круглый год. Сборник. 1974 - С. В. Орлеанская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снежные наросты от пролитой воды появляются на одежде. Ветер превращает их в лёд. Пар идёт изо рта. Люди дышат широко раскрытыми ртами. То, что было весёлой забавой в иные времена, теперь стало адски трудным делом...
Вода! Вы открываете кран, и льётся белая струя, льётся без конца. Вы открываете краны, горячий и холодный, и ванна наполняется голубоватым сумраком, который пьянит вас теплотой. И так приятен после ванны крепкий горячий чай с вареньем!
Это так просто: если засорился кран, вы звоните, и к вам приходит водопроводчик, молодец шутливый, высокий, ловкий. Он вмиг исправит ваши краны и трубы.
И вот ничего этого нет... Умерли все краны, все трубы мертвы. Враг окружил город блокадой, враг хочет уморить ленинградцев голодом, заставить их роптать.
Но каждый день целые процессии шли по городу за водой, жуткие, длинные, — это шли непобедимые ленинградцы, которых ничто не могло сломить.
БОЙ В ГОРОДЕ
Да, это город-фронт. Посреди города лежит площадь Жертв Революции. Раньше она называлась Марсовым полем. Бог войны — артиллерия сегодня гремит над этой площадью, и длинные языки пламени рвутся к сумеречному небу. Клубы дыма встают по сторонам. Ветки, сорванные взрывами, усыпают мостовую. Воздух рвётся на куски.
Самые разные грохоты гуляют в небе и на земле. Это налёт.
Постылый лязг немецких самолётов над самым полем. Пикируя, немец хочет попасть в зенитную батарею. Бомба падает в стороне. Огромный столб дыма заволакивает Летний сад. Свист и рёв, лязг и визг.
Но девушки-зенитчицы ловят на прицел воздушного бандита. Им не до страха. Они потом будут волноваться и переживать. Сейчас они ушли в свою трудную работу. Они забыли про шутки и про друзей, про всё. Они — бойцы, защищающие свой родной город.
Вот он снова идёт, бомбардировщик с чёрными крестами. Они слышат надтреснутый лязг его мотора, они засекают его курс. Он кружит над Невой и сейчас снова будет пикировать на их батарею.
Но разрывы зенитных снарядов пресекают путь немцу. Вот скользнул лёгкий огонёк, чёрный дым вырвался из-под хвоста, немец скользит на крыло и уходит за дома. Он не упадёт в городе. У него ещё большая скорость, и он вытянет из города, но рухнет где-нибудь в поле, в лесу. К себе ему не вернуться. С ним всё кончено. Потом найдут его наши бойцы и увидят, как огонь долизывает остатки крыльев.
Идёт другой самолёт. Немцы сегодня упорны. Этот вертится над районом, как бы ища минуту, когда будет перерыв стрельбы. Но орудия продолжают выбрасывать языки огня, глаза болят от напряжения. Голос девушки, выкрикивающей цифры, охрип, глаза её сузились, стали маленькими чёрными горящими полосками. В шинели жарко.
Каска давит на голову своей неуклюжей тяжестью. Скорей бы он бросил бомбу! Чего он медлит?
Время перестало существовать. Кажется, что бой продолжается уже целый день. За Невой вспыхнули пожары. Вокруг шипенье и свист осколков. Откуда-то принесло дым, низко стелющийся по земле. Немец совсем рядом.
Кажется, что он врежется в орудия.
Что-то приближается, захлёбываясь, ввинчиваясь в воздух. Сердце стучит. Какая-то немота овладевает телом. Будто нет ни рук, ни ног. Грохнуло невдалеке. Бомба. Что-то раскололось там, где был белый дом, старый дом за углом на Мойке. Кажется, там. Да, оттуда появляется коричневый дым.
И снова бьёт батарея, и снова хрипло раздаётся голос, называющий цифры прицела. Неужели это в центре города? Да, вон видна статуя римского воина с мечом, памятник Суворову, вон изогнулся Кировский мост. Вон начало улицы Халтурина... И всё-таки это поле битвы.
Враг ушёл. Прерывисто доносится сигнал отбоя. Но каждый час враг может вернуться. Надо быть начеку. Месяц, год... Пошёл уже второй год. Батарея на площади всегда в боевой готовности, всегда начеку. Пройдут годы, и молодая женщина скажет своему маленькому сыну, играющему у скамейки: «А знаешь, сынок, ты спрашивал, где я воевала? Вот здесь я воевала».
И маленький мальчишка оглянется с недоумением на дорожки, посыпанные песком, на клумбы с цветами и скажет разочарованно: «Здесь?» — «Да, здесь. Запомни это место, сынок. Здесь твоя мама защищала Ленинград».
ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Они прибегают на завод на роликах. По асфальту опустелой улицы мчатся их дружные стайки. Со стороны может показаться, что они — ребятишки и больше им нечего делать, как бегать по улице, смеясь и играя.
Но вот они подбегают к воротам старого завода и оставляют свои дощечки на колёсах. Это уже рабочие, это уже специалисты.
Когда приехала на один завод делегация с фронта поблагодарить за прекрасное оружие, сделанное для Красной Армии, то командиры, увидав за станками ребят, воскликнули.
— Ну и рабочий класс пошёл нынче!
— А вы не смейтесь, — сказал мастер. — Посмотрите, что они тут наизготовили.
И повёл приехавших в другое помещение, где принимали сделанные автоматы, винтовки, пулемёты и другое оружие.
Всё было сработано чисто, крепко, по-военному.
Девочки с тоненькими косичками, аккуратненькие, как птички, и мальчики с серьёзными лицами стали большими помощниками взрослых, защитниками Ленинграда.
Иные из них стали мастерами, и все их уважают и называют уже не Вася, а Василий Васильевич.
Василий Васильевич не уступит старому специалисту. Посмотрите на него, когда он проверяет прицельную линию пулемёта. Здесь нельзя ошибиться. Плохо рассчитал — и прицел будет негодный. Пулемёт не сможет стрелять правильно — значит, и немца из такого пулемёта убить нельзя. Да и не допустят с таким изъяном пулемёт в Красную Армию.
Вот почему такой строгий вид у Василия Васильевича, когда перед ним, зажатый в тиски, в точно рассчитанном положении лежит пулемётный прицел.
Я не знал лично Василия Васильевича, но я видел много других мальчиков и девочек. Их звали почётным именем: ремесленник. До войны оно звучало обыкновенно, но во время ленинградской осады это слово стало наряду со словами: сапёр, артиллерист, моряк, железнодорожник. Маленькие ремесленники были очень сознательные работники.
Они понимали, в каком городе они работают, они понимали, что их отцы и матери гордятся своими сыновьями и дочками, помогающими в обороне Ленинграда.
Конечно, они не походили на взрослых рабочих. Когда кончалась смена, они высыпали на двор, заваленный старым железом, грудами шлака, кучами разбитого кирпича. Но была на дворе весна. Солнце грело их замазанные смазкой
