Путь. Книга 3 - Сергей Сироткин

Противник медленно, но всё же выскальзывал из окружения. Вырвавшиеся воины неприятеля довольно быстро вернулись на исходные позиции перед командиром, правда, потеряв треть войска. Но это было лучше, чем погибнуть всем уже сейчас.

Трубач снова подал сигнал, и вперёд оставшихся в живых воинов вышли лучники. Заскрипели тетивы луков, и по громкой команде к легионерам устремились с шелестом и тихим свистом стрелы, подобные чёрным на фоне голубого неба штрихам, словно на ясном небосклоне смерть заботливо вырисовывала твёрдой костлявой рукой свою подпись.

– Под щит! – прогремел один из десятников, и имперские воины немедленно, сомкнув ряды, укрылись под красными щитами с изображением золотого орла, раскрывшего в нападении когти.

Но не все легионеры успели спрятаться от гудящих на излёте стрел. Пронзённые насквозь, они с хриплыми выдохами падали, как подкошенные, на тела недавно ими же убитых врагов. Легионеры несли потери, но вид умирающих собратьев только больше их злил.

– Вперёд! – выкрикнул Тит, и под его счёт имперские воины монолитным красным щитом пошли на противника.

В ногу, шаг за шагом, они приближались к вожделенному неприятелю, уже представляя мысленно, как будут разгрызать ему глотки и вспарывать животы. Многие хотели рвануть вперёд и броситься на врага раньше остальных, но жёсткая выучка не позволяла без команды разомкнуть строй. Лучникам оставалось лишь бессмысленно пускать стрелы, отскакивающие от имперских щитов.

Прозвучал сигнал трубача, и лучники скрылись за ощетинившимися пиками обороны так же слаженно, как и появились.

– Держать строй! – прогремел командир неприятеля, и в следующее мгновение легионеры бросились на пики, пытаясь снова создать брешь в обороне противника.

Заскрежетала сталь от жёсткого соприкосновения щитов и копий. Пронзительные предсмертные стоны воинов от резкой, но затем дарующей покой боли вновь разорвали пространство над полем битвы. И только ценой своих жизней, ломая вражеские древки, имперское войско вклинилось в строй неприятеля. Легионеры с жутким рычанием вновь набросились на противника.

Безумие охватило людей, заражая свирепостью каждый несчастный разум, оказавшийся в жерновах смерти. Словно под воздействием сильнодействующего наркотика, страх перед гибелью исчез, боль стремительно становилась наслаждением, а убийство превратилось во благо.

И на этом празднике чуть ли не главным исполнителем воли костлявой старухи был, конечно, Тит. Его оставшаяся в живых половина сотни, как единый организм, растворяла в неумолимой поступи все жизни несчастных людей, попавших под безжалостную имперскую руку, небрежно кидая их на жертвенный алтарь богов войны.

Сотник стремился вперёд, чтобы прорвать строй и разделить неприятеля. Его остатки сотни почти это сделали, как вдруг раздался звук трубы, но на этот раз не противника. Подавал сигнал имперский трубач, причём исполнял команду к отступлению.

– Они там с ума сошли?! – прорычал Тит. – Какое отступление?! Только вперёд!

Сотник не видел причины отступления, и потому отходить не собирался, обрекая сотню на гибель, так как в бой ринулись скрытые за холмами резервы противника, ударившие только сейчас с двух флангов, окружая легионеров. Жажда крови и неистовство затмили разум Тита, заставляя не подчиниться приказу трибуна и нарушить жёсткую дисциплину, что было непозволительной роскошью в имперском войске, за которую ждало одно наказание – публичная казнь.

Неприятель словно ждал, когда имперское войско, подобно упырям, вкусив крови, переступит невидимую грань, когда дисциплина уходит на второй план, уступая место жажде убийства. Они даже не отдавали команду о наступлении резерва, будто разыгрывали действие по заранее спланированному сценарию: отступить и перегруппироваться, дав понять легионерам, что дрогнули; дождаться, когда легион завязнет в очередном столкновении, и затем ударить резервом, чтобы окружить и одержать победу.

В этот раз трибун потерпел поражение, не разгадав планов противника. Битва была проиграна, и он был вынужден отступать, чтобы сохранить как можно больше солдат.

Имперское войско начало маневр отступления. И только полсотни легионеров продолжали продвижение вперёд, исчезая в строю противника, будто решило добровольно покончить жизнь самоубийством.

– Это что такое?! – тихим возмущённым голосом произнёс трибун. – Они там оглохли? Почему не отступают?

– Не знаю, – ответил помощник командиру, вглядываясь в даль, где продолжало атаку крохотное войско, вдруг ставшее самостоятельным.

– Протрубите для этих олухов персональный сигнал к отступлению, – уже невозмутимым, но по-прежнему тихим голосом приказал трибун.

Трубач вновь приглушил лязг стали звуком своего главного оружия. Но ни Тит, ни его подопечные сигнала к отступлению уже не слышали. Обезумевшие, они рубили противника направо и налево, продолжая прорыв, словно, достигнув последнего ряда неприятеля, остатки сотни немедленно окажутся в вожделенном царствии небесном, о котором повсеместно на территории империи талдычат нищие проповедники. Но прорваться Титу было не суждено. Его атака захлебнулась из-за неравенства сил, и сотнику ничего не оставалось, как переходить к обороне.

– Кто эти безумцы? – спросил трибун помощника.

– Тит и его сотня, – с неким презрением ответил помощник.

– Хороший воин! Жаль терять, – будто раздумывал снова начать атаку трибун, чтобы спасти безумцев.

– Но он не стоит того, чтобы потерять весь легион! – осмелился возразить помощник.

– Я слышал, ему благоволит сама Тьма. Может, ещё не всё потеряно…

– Глупые предрассудки, мой повелитель! Не более того.

После некоторого раздумья трибун тихо бросил:

– Атака!

– Что?! – воскликнул помощник, не веря своим ушам.

Трибун медленно повернул голову в сторону подчинённого, и посмотрел таким жёстким взглядом, что у того мгновенно от страха пересохло в горле. Даже конь под трибуном посмотрел на дерзкого помощника, будто недоумевал от наглости легионера, посмевшего перечить начальнику.

– Слушаюсь, мой повелитель! – произнёс помощник, не сумев скрыть дрожь в голосе, и подал знак трубачу.

Прозвучал сигнал к атаке.

– Верни мне этого наглеца живым! – приказал трибун помощнику.

– Слушаюсь, мой повелитель! – склонив голову, снова повторился помощник, и со злорадством во взгляде покинул трибуна.

Легион мгновенно перестроился, и под счёт командиров начал атаку, прорываясь к сотне Тита, которая в итоге вынужденно заняла круговую оборону, так и не дойдя до последних рядов противника. Плотно сомкнув щиты, легионеры принялись отражать выпады врагов. Поочерёдно, через небольшие промежутки времени они сменяли друг друга в линии защиты, чтобы хоть немного восстановить силы и перевести дух.

– Битва проиграна. Зачем трибун посылает остатки легиона на смерть? – скорее самого себя, чем военных советников, спросил командующий противостоящих империи сил.

Ему никто не ответил то ли потому, что командующий произнёс вопрос слишком тихо, то ли по причине отсутствия у советников версий, объясняющих столь безрассудное решение трибуна. Но каждый в стане командующего замер, наблюдая, как легион умело прорывается, пытаясь вывести из окружения несколько десятков легионеров, чтобы спасти им жизни, причём неся серьёзные потери.

– Что такого ценного в тех обречённо обороняющихся воинах, ради которых трибун готов жертвовать большим числом солдат? – задал вопрос командующий советникам. И снова ответом были лишь крики умирающих воинов, да скрежет стали. – Немедленно уничтожить эту группу легионеров! – не поворачиваясь к свите, приказал он.

– Слушаюсь, – ответил один из них, и немедленно отправился в гущу сражения с отрядом воинов из личной охраны командующего.

Легион на своём пути встретил упорное сопротивление, и с каждым шагом, приближаясь к обороняющимся товарищам, нёс серьёзные потери. На место каждого убитого воина империи немедленно из глубины строя выходил следующий легионер, и строй оставался монолитным, продолжая сокращать дистанцию до уже небольшого круга, выстроенного из красных щитов. За каждый десяток шагов приходилось платить драгоценными жизнями, но в легионе был установлен незыблемый постулат – своих в беде не бросать. Правда, на этот раз выполнение закона могло стать смертным приговором для всего подразделения. И всё благодаря нарушению дисциплины одного из лучших сотников империи.

А у Тита с его подопечными силы были на исходе. Казалось, ещё пару выпадов противника – и их оборона дрогнет. Легионеры сотника не успевали отдохнуть в центре оборонительного круга – слишком часто приходилось меняться, так как силы были далеко не равны. Но они держались. Сжав зубы и собрав волю в кулак, проснулось невероятное упорство и неуёмное желание выстоять во что бы то ни стало. А если и не выстоять, то хотя бы забрать с собой в Навь как можно больше душ неприятеля.