Терпилы - Илья Деревянко

— Д-да, н-но б-бумаги, б-бумаги-то приносил ей я!!! — продолжал скулить обуянный страхом Голяков. — К-к-конечно, д-д-действовал я под ч-ч-чуж-жим именем, п-п-парик над-де-вал п-п-предосторож-ж-жности р-р-ради, г-г-гримир-р-р-ровался, однако, М-миш-ша, п-п-подстрахов-в-ваться н-не п-п-помешает!!!

— Хорошо, подстрахуемся, — смерив подельника ироническим взглядом, снисходительно улыбнулся Костюков. — Не бзди, Петя! Разберемся с твоей Ивашкиной!!!

5 июля 1993 года. 2 часа ночи.

Генеральный директор злополучного «Эльбруса» семидесятитрехлетний Владислав Павлович Коротич, пригорюнившись, сидел у открытого кухонного окна в своей просторной одинокой квартире (супруга Владислава Павловича умерла от рака два года назад, а взрослая дочь Ирина проживала с мужем-военным на противоположном конце страны). С наступлением темноты дневная духота сменилась приятной прохладой. Дул легкий освежающий ветерок. В ветвях росшего рядом с домом раскидистого тополя заливался серебристыми трелями невесть откуда взявшийся в центре огромного города шальной соловей. Спать Коротичу совершенно не хотелось. Невзирая на отсутствие жары, на лбу гендиректора блестели бисеринки пота, а сердце грызла смертная тоска. «Неужели сын моего лучшего друга меня обманул?! — с горечью думал он. — И вдобавок, подло подставил?! Я же его, маленького, на коленях качал, всегда относился как к родному, любил больше, чем собственную дочь!!! Когда деньги из касс неожиданно исчезли, Миша поначалу уверял, будто это временное явление, связанное с объективными трудностями, потом перестал отзываться на телефонные звонки (попросту трубку бросал) и, наконец, вовсе отключил телефон!.. Да, похоже, обманул, негодяй!!! А ведь клялся памятью отца, что дело честное, средства акционеров вкладываются в разработку алмазных месторождений! Покойный Петр небось со стыда в гробу перевернулся! А я ветеран партии, Герой социалистического труда — очутился по уши в дерьме! Народ считает меня бессовестным грабителем. На улицу выйти стыдно… и опасно! Могут запросто пришибить! Нет, так дальше не пойдет! Надо обратиться в прокуратуру, рассказать все как на духу. Пускай Мишка-поганец срок мотает, баланду жрет».

— Эй, дед, о чем размечтался? — бесцеремонно прервал размышления Владислава Павловича незнакомый мужской голос. Коротич судорожно обернулся. На пороге кухни стояли двое молодых людей: модно одетых, с накачанными мышцами, со стриженными под «ежик» головами, с бычьими шеями и с пустыми глазами.

«Каким образом они сюда попали? Дверь же была заперта! О елки-палки!!!»

— Ключи нам дал Михаил Петрович, — словно прочитав мысли старика, сказал один из незваных гостей.

— Шеф в курсе ваших душевных терзаний и велел вас успокоить, добавил второй.

— Правда?! — в душе генерального директора всколыхнулась безумная надежда. — Значит, «Эльбрус» не липа? Значит, выплаты возобновятся и я верну себе доброе имя?!

— Насчет выплат не обещаю, но позора вы точно избежите, — ответил первый бугай, быстро шагнул к Коротичу и без замаха рубанул его ребром ладони в сонную артерию. Владислав Павлович потерял сознание. Посланцы Костюкова открыли в духовке газ на полную мощность, засунули туда голову бесчувственного старика, плотно затворили окно и шустро убрались восвояси.

Выйдя из подъезда, убийцы погрузились в потрепанную белую «Ниву», закурили по сигарете и выехали со двора на Буденновский проспект.

— Ну вот, Андрюха, по десять штук зеленых на рыло заработали! весело обратился к товарищу сидящий за рулем. — Без проблем! Двигаем в ночной клуб «Сапфир», перекантуемся до утра, а там новый заказ. На такую же сумму!

— Слышь, Валя, вдруг «дичь» в бега подастся? Может, не станем тянуть резину, а прям щас ею займемся?! — взволнованно предложил Андрюха (по паспорту — Андрей Митрохин 1966-го года рождения).

— Нет! — жестко отрезал Валя (он же Валентин Елдашев). — Поспешность нужна только при ловле блох! Я уже продумал детальный план, и вообще — не лезь ко мне с дурацкими советами! Усвоил?

Хотя по возрасту Валентин был старше напарника всего на пару лет, однако обладал значительно большим «мокрым» опытом и, главное, пользовался неограниченным доверием работодателя — Михаила Петровича Костюкова. Поэтому Митрохин (сохраняя прежнее мнение) спорить с ним не стал и смиренно кивнул в ответ.

Удовлетворенный Елдашев правой рукой похлопал подельника по плечу.

— Не дрейфь, братан! — ухмыльнулся он. — Никуда та баба не денется, расклад просчитан до мелочей!!!

5 июля. 9 часов утра.

В подвешенной под потолком клетке старательно чистил перышки зеленый попугай. Сквозь тюлевые занавесочки пробивались лучи солнца, падая на велюровую мягкую мебель, полированную стенку «Стелла», узорчатые ковры, хрустальные безделушки и прочие доказательства мещанского жизненного успеха. Во включенном радиоприемнике блатовала популярная в начале девяностых группа «Дюна». По квартире разносился вкусный аромат жареного кофе. Устроившись перед зеркалом, Зинаида Аркадьевна Ивашкина — пухленькая тридцатилетняя, крашенная под блондинку женщина — старательно наводила макияж. Занятие, надо сказать, архиответственное, требующее предельной сосредоточенности. Тональный крем… тени на веки… стрелки на глаза… ресницы тушью… немножко подправить карандашом брови… контур губ… помада и, наконец, румяна на скулы…

— Аккуратненько!!! Кисточкой!!! Вот та-а-ак!!!

Ивашкина внимательно вгляделась в собственное отражение и осталась им очень довольна. «Очаровашка! Лапочка! Прелесть!»

— Зину-у-уля! — донесся с кухни басовитый голос ее матери, Ираиды Альбертовны Козявкиной. — Завтрак готов. Иди кушать, доченька!

— Иду, иду, — лениво откликнулась Зинуля, поправляя прическу. Разливай кофе!

За столом обе женщины поначалу перемыли косточки бывшему мужу Ивашкиной, Анатолию Сергеевичу: «Грубое животное! Неандерталец! Хам! Скотина! Изверг!» и т. д. (восемь месяцев назад «неандерталец» уличил жену в супружеской неверности, отхлестал ремнем по заднице и подал заявление на развод). Затем перешли к событиям, разворачивающимся вокруг АО «Эльбрус».

— Кабы неприятностей не возникло! — озабоченно поджав губы, сказала Ираида Альбертовна. — Шуму-то вокруг сколько!

— Ерунда! — беспечно махнула рукой «доченька». — Невелика проблема! Милиция на нашей стороне. Помнишь побоище у центрального офиса? Вломили хулиганью по первое число. Больше не сунутся. Побоятся! Хи-хи-хи!

Вчера в беседе с Голяковым основатель «пирамиды» охарактеризовал умственные способности Ивашкиной с предельной точностью. Она действительно являлась законченной дурой во всех отношениях, дальше своего носа ничего не видела, высшее экономическое образование получила лишь благодаря связям матери (в прошлом — директорши крупного гастронома), а в бухгалтерских тонкостях разбиралась не больше, чем мартышка в высшей математике. Потому-то Зинаиду и взяли на должность официального главбуха «Эльбруса».

Роль бездумной марионетки Ивашкину вполне устраивала. Никаких тебе забот! Несколько раз в день поставит подписи на документах, подсунутых нескладным, лохматым мужчиной из числа учредителей (фальшивые фамилию-имя-отчество Голякова Зинаида запамятовала), а дальше знай себе сиди в комфортабельном кабинете, надувайся спесью, покрикивай на секретаршу или по телефону с подругами болтай. Плюс высокая зарплата. Настоящая синекура![3]

Связанная с «Эльбрусом» буря народного возмущения нашу дамочку ни капельки не беспокоила. Ей-то платят регулярно! Очередные деньги получила совсем недавно. В точно установленный срок!..

Рабочий день у главбуха начинался ровно в десять, однако госпожа Ивашкина никуда не спешила. Начальство, как известно, не опаздывает! Оно задерживается!!! Поэтому после завтрака дочь с матерью по новой перемыли косточки «извергу-неандертальцу», досконально обсудили последние сплетни из жизни знакомых, и только потом Зинаида начала неторопливо одеваться…

Сидя в раскаленной летним солнцем «Ниве», Елдашев с Митрохиным постепенно зверели. Зная график работы центральной конторы, убийцы караулили терпилу с восьми утра. В данный момент часы показывали половину одиннадцатого, но «гребаная стерва» и не собиралась вылезать из дома. «Детальный план!!! Расклад просчитан до мелочей!!! Самоуверенный кретин!!! — мысленно кипел Митрохин. — Двинуть бы тебе в харю, недоумок!!!»

Валентин, в свою очередь, беспрерывно шептал матерные ругательства, кусал губы и с ненавистью косился на выразительно морщащегося Митрохина. Продлись так еще минут двадцать — подельники наверняка вцепились бы друг другу в глотки. Но тут, к счастью мокрушников, из наблюдаемого подъезда по-гусиному выплыла расфуфыренная мадам с щегольской сумочкой через плечо и принялась с важностью осматриваться по сторонам, очевидно в поисках такси.