Губернатор - Александр Проханов

– Вы знаете, мы были отсталой областью, откуда уезжали люди, где не рождались дети, воровали и бездельничали чиновники. Теперь же мы строим новую губернию, новую страну, ту, что нам не дали достроить в девяностые годы. Страну, способную конструировать невиданные машины, совершать небывалые открытия, создавать неповторимые произведения искусств. К нам едут люди со всей России. Рабочие, ученые, художники. Здесь появляется новый человек, неутомимый, творческий, чистый умом и добрый сердцем. Не таким ли, скажите, является наш русский человек?

Плотников старался вовлечь этих людей в чудотворный вихрь, который когда-то подхватил его самого и повлек по захолустным городкам, ветхим селам, преображая их, создавая невиданную жизнь, полную красоты и энергии. Это преображение многие называли чудом. Оно и было чудом, где объяснимое и понятное соседствовало с необъяснимым и чудным. Он сам был преображен этим чудом. Летел в этом таинственном чудотворном вихре.

Но люди, стоящие перед ним, оставались немы и глухи. Чудо их не коснулось. Вихрь не долетал до этих сломанных заборов и печальных лиц.

– Дорогие мои, может, вы думаете, что я рассказываю вам сказку о каких-то заморских краях? Да нет же, это все рядом, по соседству с Копалкиным! Это и ваших рук дело! И вы к этому причастны! И вы строите новый завод по производству стекла, из которого можно создавать хрустальные вазы и ставить их на столы в ваших домах с букетами цветов. А также лазерные дальномеры для скоростных истребителей, сбивающих противника на дальних дистанциях. Все это наше общее дело! Не мое, не бельгийских или немецких инженеров, не богатых предпринимателей и собственников. А всех нас, всего народа, – наше общее с вами дело!

Плотников вдруг остро почувствовал, что его от людей отделяет стена. Его слова ударяют в прозрачную стену и падают, как оглушенные птицы. Вся земля перед крыльцом была в ворохе убитых слов, мертвых остывающих птиц.

Его сильное здоровое тело, облаченное в английский костюм. Небрежно повязанный французский галстук. Модные швейцарские часы с золотым браслетом. Дорогой немецкий автомобиль, на котором он приехал. Вся его напыщенная пылкая речь. Все это делает его чужим для этих изнуренных, вялых людей. Проповедь, обращенная к ним, фальшива и неуместна. И эту фальшь чувствует вице-губернатор Притченко, потупив глаза. И глава поселения Буравков, виновато улыбаясь, словно ему неловко за эту фальшь.

Было слышно, как поблизости отчаянно лает собака. И Плотников подумал, что он сам со своей гремучей речью был похож на собаку с привязанной к хвосту консервной банкой.

– Ну, что, товарищи, кто о чем хочет спросить Ивана Митрофановича? Губернатор не каждый день к нам приезжает. – Буравков, смущенный и подавленный, побуждал сограждан высказываться.

Люди молчали, топтались, отводили глаза. Иные вздыхали, глухо кашляли. Но постепенно в них начиналось движение.

Одутловатый, с лиловыми тенями в подглазьях мужчина, плохо выбритый, в замызганной спортивной куртке, кашлянул в грязный кулак:

– Я говорю, лесопилку закрыли, автобазу закрыли, совхоз раздербанили. Где работать? Идти воровать? Молодежь убежала, и ее не сыщешь. Мы, кто постарше, водку пьем. А кто спился, тот стариков доит. Из пенсии стариковской себе на бутылку выуживает. Чего нам делать-то? На крюк веревку наматывать?

Маленький лысый человек с острым носиком и хохолком, похожий на верткую птичку, притопнул, суматошно взмахнул руками:

– Мы немцев сюда привели, в коттеджи их поселили, и они теперь нам хозяева. Русский мужик на них вкалывает. А наши батьки их из этих мест выбивали и до Берлина гнали. А мы их сами назад привели. И какая это «победа»? «Хенде хох» называется!

Распихав локтями соседей, выскочила тощая плоскогрудая женщина в мужском пиджаке, с синяком под глазом:

– А я на этих фрицев – тьфу! Я на этих олигархов – тьфу! Я лучше пить буду, крапиву жрать, а на этих кровососов не стану работать! В партизаны уйду! – Она качнулась, ее удержали, спрятали за спины других.

Плотников чувствовал, что на него направлено множество взглядов, недоверчивых и враждебных. Из каждого исходило невидимое острие, кололо, не подпускало. Он был для этих людей незваный чужак, который явился неизвестно зачем из другой, несбыточной жизни, в которую их никогда не пустят. Мысль об этой неправдоподобной жизни вызывала у них едкое раздражение, в котором, как в кислоте, разъедались все его высокие уверения. И Плотников, не желая оставлять этих людей среди их мглы, неверия, ожесточения и злобы, кинулся на эти острия.

– Я вам не все сказал! Я вернулся из Австрии, где заключил контракт с австрийской фирмой «Безен Дорхер». Она производит музыкальные инструменты мирового класса – рояли, пианино, скрипки, виолончели. Завод по производству этих струнных инструментов мы построим у себя в губернии. И не где-нибудь, а у вас, в Копалкине. Отсюда великолепная музыка разольется по всему миру! Лучшие пианисты, скрипачи наполнят концертные залы Вены, Парижа, Нью-Йорка музыкой, которая берет свое начало из ваших мест. Забудьте про свою гремучую лесопилку, сырые доски, гнилые опилки и трелевочные трактора. Дерево, которого станут касаться ваши руки, будет петь, благоухать, отливать драгоценным лаком. Струны, которые вы натянете на скрипках и виолончелях, станут откликаться на удары смычков, и мир услышит музыку Паганини, Моцарта, Чайковского. И это будет ваша музыка! Мы отправим вашу молодежь в Австрию, чтобы она научилась искусству австрийских мастеров. Молодые люди посетят Венскую оперу и услышат гениальных певцов и музыкантов. Завод опустится к вам прямо с неба, а вместе с ним – прекрасная дорога, коттеджный поселок для специалистов, школа, магазин. Создание завода предусматривает благоустройство и преображение всего вашего поселения. Здесь больше не будет кривых заборов, заколоченных окон, осевших домов. Мы разобьем прекрасный парк и соорудим великолепный фонтан, сияющий радугами. Мы уберем, наконец, этот чудовищный знак при въезде в ваше поселение, продырявленный дробью. И установим серебряный скрипичный ключ, который отныне будет символом Копалкина. И пусть из ваших домов звучит музыка великих композиторов, и ваши дети учатся в музыкальной школе, а потом создают на заводе скрипки, которым позавидовал бы сам Страдивари!

Плотников, взволнованный этими образами, напоминавшими радужную росу фонтана, хотел, чтобы эта волшебная роса опустилась на изможденные лица, омолодила, преобразила их. Умолк, ожидая отклика.

Раздвинув плечами стоявших, выступил вперед человек, в рубашке пузырем, в кепке набок, с белесым вьющимся чубом. В открытом вороте виднелась жилистая загорелая шея с цепочкой. Глаза шальные, бегающие, хмельные. Нос с горбинкой сдвинут на сторону, как хищный клюв. Губы узкие, подвижные, в мелких едких смешках. Казалось, сквозь лицо простодушного и беспечного гуляки проступало другое, лихое и хищное. Встал перед Плотниковым, расставив ноги, руки в бок.

– Здравствуйте, Иван Митрофанович, господин губернатор. Спасибо вам от народа, что сделали такой крюк и к нам завернули. Вы не думайте, что мы здесь глухие и дикие и добрых слов не понимаем. Вы нам про музыку говорили, которая с неба польется, и о Копалкине весь мир узнает. Я музыку уважаю, сам на балалайке играл. «Калинку-малинку», «Светит месяц», «Во поле березонька стояла», «Артиллеристы, Сталин дал приказ». Этот завод, который рояли будет строить, – очень для нас хорошо, и спасибо.

Человек поклонился. Глаза его смиренно потупились, а потом вспыхнули, яркие, солнечно-рыжие, как цветы одуванчика. Плотников был благодарен ему и подумал, что проповедь его не пропала в туне. Радужная роса коснулась этой души, которая уверовала.

– Но чего я хотел сказать, Иван Митрофанович. Когда будете ставить завод и копать котлован, аккуратней. Грунты у нас больно тяжелые. Как бы не просесть заводу! У нас почему Копалкино? У нас в старину мужики вздумали колодец копать и до центра земли докопаться. Говорили, есть царствие небесное, царствие земное и царствие подземное. На небе и на земле русскому человеку нет места. Так, может, в царствии подземном его примут. Копали, говорят, лет десять, и докопались. Ушли в подземное царствие и не вернулись, должно, там понравилось. А потом грунт осел, и колодец засыпало. И вход в подземное царствие завалило. Вот почему – Копалкино. Грунты, говорю, тяжелые!

Человек озабоченно качал головой, показывая большие жилистые руки, готовые к земляным работам. Плотников собирался его успокоить, рассказать о новейших технологиях возведения фундаментов, о легких и сверхпрочных конструкциях, об инженерах мирового класса. Но чувствовал в словах человека тайное глумление, язвительное веселье.

– Колодец завалило, да не весь. Видать, какая-то щель осталась. Дырка, которая под землю уходит. Из дырки этой звук идет, музыка, которая на песню похожа, только без слов. Зимой особенно слышно. Ночь, фонарей на улице почти не осталось, ни души. И вдруг как завоет, запоет, будто в земле струна дрожит, и от нее гул идет. Музыка подземного царствия. От этой музыки люди, скажу я вам, звереют, шерстью обрастают. Друг друга грызут, оскорбляют, в колодцы дохлых собак кидают и пьют, чтобы этот вой не слыхать. И чего я боюсь, Иван Митрофанович, господин губернатор, что вы этот завод распрекрасный к нам посадите, и мастеров иностранных пришлете, и Дворец культуры построите, а мы, подземные люди, все это в щепки! Мастеров погоним, скрипки топорами порубим, Дворец культуры спалим, а скрипичный знак, который вы серебром покроете, вырвем с корнем и прежний знак вроем – «Красный суч». Потому что, Иван Митрофанович, мы здесь, в Копалкине, подземные люди!