Нападение голодного пылесоса - Валерий Гусев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нашел ключи, милок?
– Нашел, спасибо за внимание. Теперь можно ездить.
Старушка, как и Юля, с удивлением посмотрела ему вслед. Почему можно ездить с ключами от квартиры? Загадка.
Это был второй Алешкин прокол. Он это сообразил уже на улице и взял за правило: если врешь, то хорошо помни, как именно врешь. Чтобы ключи от квартиры с ключами от машины не путать. И своего папу с чужим - тоже.
Над входом в театр висела эмблема: занавес, на нем косая молния и длинноносый человечек с громадным ключом в руке.
Алешка потоптался у входа. На билет у него денег не было, да и представление начиналось не скоро. К тому же за дверью маячил здоровенный детина с черной бородой - Карабас-Барабас, а не дружелюбная старушка Тортила.
Алешка осмотрелся. Не иначе искал глупого петуха, чтобы под прикрытием его хвоста проникнуть в харчевню… то есть в театр.
Петух нашелся. В виде объявления на стене: «Театр „Золотой ключик“ продолжает набор актеров в труппу для постановки пьесы „Великан и Роза“. Обращаться к режиссеру Кабакову».
Алешка, долго не раздумывая, толкнул тяжелую дверь.
– Тебе чего? - прогремел над его головой сочный бас.
– Кабакова, - спокойно ответил Алешка. - По вопросу трудоустройства.
– Обедает! - прогремело над ним.
– Подожду, - так же коротко ответил Алешка.
И стал деловито расхаживать по пустому фойе, разглядывая на стенах фотографии спектаклей «Золотого ключика».
Спектакли были какие-то странные, непривычные. Разглядывать фотографии было интересно. Как загадочные картинки в детском журнале. Приятно было их отгадывать. Например, сказка «Репка» Алешку особенно удивила.
Это была не традиционная репка, которая застряла на огороде, а корабль под названием «Репка», который сел на мель, и его безрезультатно стаскивали с мели всем экипажем. До тех пор, пока не появился юнга-девочка по имени Мышка. Она сдернула хвостиком «Репку» с мели и снова шмыгнула в норку - в трюм.
Алешка пожал плечами и перешел к следующему стенду, но тут, в дальнем углу фойе, отворилась дверь с табличкой «Буфет» и из нее вылетел невысокий толстенький человек. За воротом у него торчала заткнутая белая салфетка, на круглощеком румяном лице сияла улыбка, а в руке был бутерброд, который человек дожевывал на ходу. Это и был режиссер Кабаков.
– К вам, Антон Иванович! - прогремел на все фойе Карабас.
Антон Иванович глянул на Алешку и, не останавливаясь, горделиво пожаловался ему, показывая обглоданный бутерброд:
– Видишь, на ходу обедать приходится. Весь в искусстве. Тебе чего?
– На сцену хочу, - тоже гордо сказал Алешка.
– Есть данные?
– Конечно.
– Где выступал?
– В разных местах, - попробовал уклониться Алешка, вприпрыжку поспешая рядом с режиссером, который был весь в искусстве. Даже остановиться не мог. - В детском саду, в школе. У нас в школе есть свой театр. Бонифаций руководит.
– Лев?
– Учитель. Игорь Зиновьевич.
– Знаю! Талантлив. Мыслит нестандартно. Мог бы стать большим режиссером, а стал маленьким учителем.
– Хороший маленький учитель, - обиделся Алешка, - это тоже неплохо.
– Ну-ну, - снисходительно извинился большой режиссер. - Я не в этом смысле, не обижайся. - Они делали уже второй круг по фойе, как два коня в одной упряжке - большой и маленький. - А что означает Бонифаций, знаешь?
– Кликуха такая, - кивнул Алешка.
– Сам ты кликуха. Бонифаций с латыни переводится как «Делающий добро».
– Похоже на него, - подумав, согласился Алешка. - Но не всегда.
– С вами нельзя иначе. Яблоко будешь? Одно тебе, другое мне.
Хрустя яблоками, они помчались дальше.
– В каком амплуа выступал?
Алешка не знал, что такое амплуа, и поэтому ответил осторожно:
– В разном.
Режиссер понял его затруднение и подсказал:
– В каких ролях? Кого играл?
– В детском саду, - стал вспоминать Алешка, - Снеговика играл, но это без слов, только таял, а еще Козленка номер три.
– Это как - номер три? - немного притормозил режиссер.
– Три козленка было. Первый, второй и третий. - И как-то туманно пояснил: - Волк и семеро козлят.
– Не понял, - отмахнулся режиссер и запустил огрызок в урну. - Роль удалась?
– Бесспорно.
– А как ты ее воплотил? Мекал? Травку жевал?
– Бодался!
– Гениально! Дальше.
Тут Алешку осенило. Ему ведь очень было нужно проникнуть в коллектив театра. И он хвастливо заявил:
– В школе обычно великанов всяких играл.
– Чего? - режиссер затормозил так, что его подошвы завизжали, как шины на асфальте. Он взглянул на Алешку сверху вниз: - Не соответствуешь. Рост у тебя неубедительный.
– Еще чего! - возмутился Алешка. - Если по-вашему, то плохой артист должен играть плохих людей, а хороший - хороших? Да? Разве маленький человек не может сыграть большого?
Режиссер призадумался, потом согласился:
– Оригинально мыслишь. Но вот большому человеку сыграть маленького сложно. Согласен? Тогда приходи завтра к трем, будем читать пьесу. И тебе роль дадим. Пьеса - закачаешься!
– «Великан и Роза», я знаю.
– А кто Великан, знаешь? - Режиссер аж расплылся весь. - Оригинальная трактовка: Великан - это директор фирмы. А Роза…
– Знаю! Роза его секретарша.
– Вот и нет! - счастливо расхохотался режиссер. - Роза - его любимая кошечка. Она потерялась, представляешь? Великан в отчаяньи! Он переодевается в…
– В карлика?
– Как ты догадался? Молодец! Он переодевается и отправляется на поиски Розы. Здорово? Талантливо, да? Нестандартно. Приходи завтра к трем.
– Я и брата могу привести. Он тоже артист.
– Приводи. - И режиссер, размахивая салфеткой как флагом, скрылся за дверью с надписью «Буфет».
Алешка посидел немного, чтобы перестала кружиться голова, и отправился кататься на Алмазе.
– Ну, и зачем тебе это надо? - спросил я. - Слава актера нужна?
– Как зачем? Этот Волк работал в «Ключике». Там его наверняка помнят. И я обязательно про него что-нибудь узнаю. Так просто ведь мне никто ничего не скажет. А я там покручусь в коллективе - кто-нибудь обязательно проговорится.
– Тебе-то что? - рассердился я. - Катался бы на лошади!
– Дим! - Алешка широко распахнул глаза. - Неужели ты не понял, что тут скрывается тайна.
Ну да, раз скрывается тайна, надо ее раскрыть.
– Без тебя раскроют, - буркнул я.
– Не раскроют, - серьезно сказал Алешка. - У меня некоторые ниточки в руках. А у них нет. - И он раскрыл папку с рисунками, засунул туда портрет Волка.
Я воспользовался случаем:
– Лех, а зачем эта лошадь на скалу лезет? Что она там забыла?
Алешка оживился:
– Это, Дим, кабардинка. Специальная такая горная лошадь. Ее вывели для горных троп. Она очень добрая, выносливая и очень цепкая. У нее, Дим, исключительно крепкий копытный рог.
Да уж, конечно, добрая. Недобрую лошадь лазить по скалам, цепляясь «исключительно крепким копытным рогом», не заставишь.
– Они, Дим, и в цирке выступают.
Ну да, под самым куполом. Но вслух я этого не сказал, а только поразился - сколько он уже про лошадей знает!
И я взял следующий рисунок.
– Лех, а почему у этой лошади столько ног?
Алешка очень удивился вопросу. Он показался ему наивным.
– Очень просто, Дим, - нехотя, как дурачку, объяснил он. - Я изо всех этих ног самые лучшие выберу. Чтобы лошадь в беге как бы летела над землей. Плавно, Дим, и неукротимо.
Ни фига себе! Какие творческие тонкости. А впоследствии, в ближайшее время, я убедился, что и в раскрытии тайны печального Волка Алешка применил тот же метод. Из лишних ног выбрал самые подходящие.
– Да, - сказал я, - спасибо тебе за мой портрет.
– Понравился? - оживился Алешка.
– Очень, - искренне признался я. - У меня там такое умное лицо.
Алешка как-то странно взглянул на меня. Недоверчиво как-то.
Вздохнул:
– Ну, ладно. Если ты не обиделся, я тебе его дарю. Только на стенку не вешай. И не показывай никому. Даже маме.
Скромный какой. Настоящий талант и должен быть скромным.
– А почему маме нельзя показать?
Алешка пожал плечами:
– Расстроится, - и протянул мне портрет… задумчивого дурака.
Не знаю, как мама, а я расстроился. И засунул этот портрет подальше, в нижний ящик письменного стола.
Глава IV
Кузнечик на собаке
Утром я записал в дневнике очередную дату - 3-е января - и фразу: «Ходил в мастерскую, сдал пылесос в ремонт».
Алешка заглянул через мое плечо:
– Никуда ты не пойдешь, ни в какую мастерскую. Сейчас пойдем на стадион, на скачки. А потом в театр, на репетицию.
– А пылесос? Мама ругается.
– Мы его сами починим. Давай его спрячем в шкаф, будто ты его сдал. А потом починим. Будто ты его из мастерской забрал.
– А деньги на ремонт? Мама деньги дала. Куда их денем?
– Мы ей что-нибудь купим. Приятное. Она будет рада. И не станет расспрашивать.
Все он решает прямо левой ногой. Элементарно.