Девушка с Рублевки - Наталья Баклина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На двенадцатый этаж? – попыталась я вспомнить, где живет протестующий алкаш. – Так этот старикан, что ли, из протеста в лифте гадит?
– Зачем это? Иваныч на втором живет, – не понял мужичок, а я не стала объяснять.
Оказывается, в этом подъезде живут по меньшей мере два алкоголика. М-да, привет с Рублевки! Не простыл бы старик, хоть и теплый апрель выдался, а земля еще холодная.
Я довольно быстро отыскала дорогу к метро и плюхнулась в углу вагона – конечная станция, красота, садись где хочу! И бульвар, по которому я шла до метро, тоже очень красивый. Деревья уже зеленые, на клумбах тюльпаны высажены. Красные, желтые, белые, даже лиловые какие-то с волнистыми краями лепестков. Красивые! Даже не верится, что в двух шагах от такой красоты – трущобы с крысами.
Да, знаю я своего босса чуть больше месяца, и он с каждым днем раскрывается с новой стороны. Странный он какой-то... Будто ненастоящий. Будто ребенок, который играет во взрослого. Хотя какой, на фиг, ребенок, пятый десяток мужику. Может, это я чего не догоняю, провинциалка? И я стала вспоминать, как познакомилась со своим нынешним начальником.
Для начала позвонила по номеру, нацарапанному на визитке моей случайной знакомой.
– Алло! – ответил мне сонный мужской голос.
– Виктор Алексеевич? Здравствуйте, я от Татьяны Николаевны!
– От кого? – зевнул в трубке мужчина.
– Мне ваш номер дала Татьяна Николаевна... Белозерцева, – посмотрела я на оборот визитки, где была написана фамилия той женщины.
– А, теть Таня, – дошло до абонента. – И что вам надо?
– Вообще-то я насчет работы, вам ведь нужен личный помощник? – на всякий случай спросила я, чувствуя, что опять пролетаю.
– Вообще-то нужен. Ну, приезжайте сегодня, поговорим, – вяло сказал мужик в трубке.
– А куда приезжать, куда? – обрадовалась я.
– Метро «Авиамоторная», Первая улица Энтузиастов, дом... – пробубнил мужик.
Я еле успела записать, но переспросить постеснялась. Вдруг все-таки будущий начальник, зачем напрягать!
– А в какое время приезжать?
– Да в любое. Давайте к часу, например, – громко зевнул голос в трубке. – В общем, договорились.
Однако в час господина Пенкина на месте не оказалось. А я так спешила, так старалась не опоздать! Выход из станции «Авиамоторная» оказался настоящим лабиринтом – длиннющий подземный переход, штук восемь выходов, ошалевшая плотная толпа и никто толком не знает, «где эта улица, где этот дом». Металась минут пятнадцать, пока не добралась до последнего выхода и не отловила там сердобольную неторопливую старушку. Она и разъяснила мне, что до нужной улицы надо идти вдоль железнодорожной станции, потом через мост, а там уже и спрашивать. Про то, как неслась мимо станции и разыскивала нужный дом – отдельная песня, но все эти поиски свели на нет мой получасовой запас, который я себе планировала на передышку и знакомство с обстановкой. Так что прибежала в мыле, но ровно в тринадцать ноль-ноль. И пожалуйста, нет его!
– А он, кажется, обедать уехал! Только что, – весело сообщил мне парень в камуфляже, восседавший за столом поперек коридора, перегораживая вход в отсек, где, судя по всему, и располагалась искомая редакция.
– Как уехал? Мы же с ним договорились на тринадцать ноль-ноль, – оторопела я.
Это что же получается? Пока я металась по переходу и неслась скачками, как кенгуру, этот Виктор Алексеевич проголодался и свалил?
– Значит, плохо договаривались, – пожал плечами парень. – Попробуйте попозже зайти. Или подождите, – кивнул он в сторону двух обшарпанных стульев на лестничной площадке. Судя по обилию бычков, это было место для курения.
– А позвонить ему никак нельзя? Хотя бы узнать, когда он вернется? – мрачно спросила я, имея в виду, чтобы меня допустили к телефону. Но парень понял меня по-своему, кивнул и сам набрал номер на аппарате.
– Алло, Виктор Алексеевич, это Станислав Бойко, охранник. Виктор Алексеевич, тут к вам женщина пришла, говорит, вы на час с ней договаривались. Когда вы вернетесь? А, понял, ладно. – Парень положил трубку и повернулся ко мне. – Виктор Алексеевич велел, чтобы вы вышли на улицу.
Меня будто холодной водой окатили. Стоило заставлять меня тащиться через весь город на метро и лазать по этим окрестностям, чтобы вот так выставить вон! Я развернулась и понеслась вниз по лестнице, рванула к выходу и чуть не сшибла стоявшего на улице возле двери усатого мужичка в мятых штанах и расстегнутой куртке.
– Извините!
– Вы Лариса? – придержал мужичок меня за рукав.
– Лариса! – выдернула я руку: не хватало мне еще приставаний на улице!
– Садитесь, поехали, – кивнул мужичок в сторону серого «жигуленка», откуда выглядывал зверского вида водитель.
– Куда поехали? – попятилась я.
Мамочки мои, что это? Углов, что ли, рэкетиров на меня наслал? Мысли путались. От обиды, усталости, разочарования.
– Обедать поехали. Я Виктор Алексеевич. И если хотите со мной работать, впредь не опаздывайте.
– Я ровно в час пришла, – пробормотала я, ошарашенная неожиданным превращением рэкетира в начальника, но тот меня уже не слушал, а шел к машине смешной походкой вперевалочку.
Обед в соседней столовке, что в трех шагах (зачем туда на машине ездить?), он мне предложил выбрать и оплатить самостоятельно. Я ограничилась компотом и салатом из капусты. И уже к концу обеда, посмотрев, как он ест, оставляя на усах капли соуса, как отрыгивает, развалившись на стуле, как важничает, перечисляя мои будущие обязанности и похлопывая по столу широкой ладонью с пухлыми короткими пальцами, поняла: как мужчина мне мой потенциальный шеф не нравится совершенно. Что ж, тем лучше. Не буду смешивать личное с деловым.
Делового, кстати, оказалось не так уж и много. Отвечать на звонки и отсекать нужных людей от ненужных – тех и тех можно было по пальцам пересчитать. Набирать на компьютере приказы, которые Пенкин писал вполне разборчивым, хотя и корявым почерком. Вызывать к нему в кабинет нужных сотрудников – снять трубку и пригласить их самостоятельно он почему-то не хотел, видимо, из-за каких-то своих соображений о субординации. Главной же и основной моей обязанностью было ухаживать за шефом. Варить кофе, бегать за булочками, отправлять водителя за газетами, разогревать в микроволновке обед и подавать в кабинет. Оберегать его покой, когда он после этого обеда дремал на диванчике, и врать всем, что босс работает над номером и просил не беспокоить.
Над номером шеф, кстати, работал очень странно. Я, конечно, никогда прежде в издательствах не трудилась, сравнивать не с чем, но все, что происходило на так называемых летучках, было скорее похоже на фарс. Летучки Пенкин проводил раз в две недели. Приглашал главного редактора, ответственного секретаря, двух штатных журналистов. Меня звали вести протокол. Не меньше часа редактор и журналисты предлагали темы статей, Пенкин разбивал их в пух и прах. Мол, кому это интересно, только идиот может читать такое. А вот если написать о том-то и том-то... И он фактически пересказывал ту же самую идею, разве что другими словами. И сидел счастливый оттого, как хорошо он придумал, не то что эти балбесы.
Затем сотрудники начинали предлагать заголовки к статьям. Пенкин опять с удовольствием топтал чужие идеи, выдавая взамен свои перлы. Иногда действительно приемлемые. А иногда – полный кошмар. Я не журналист, но я читатель. И если увижу в журнале заголовок «Дефлорация отменяется», то дальше читать не стану, даже если меня убедят, что это о пользе раздельного обучения в школах. Короче говоря, пришла я к Пенкину в марте и уже к середине апреля, попав пару раз «под раздачу» из-за какой-то ерунды, когда он явно срывал на мне свое плохое настроение, четко поняла, что это за человек. Капризный, не уверенный в себе, не очень умеющий выстраивать отношения с людьми. Но, в общем и целом, вполне терпимый с учетом зарплаты в восемьсот долларов на время испытательного срока и тысячи двухсот в перспективе.
От Крылатского до Бибирево я добралась за полтора часа. Интересно, сколько теперь мне потребуется времени на дорогу до офиса? Надо завтра пораньше выехать. То, что я должна являться на работу строго в девять тридцать, было у Пенкина тем еще пунктиком. Хотя сам он не всегда являлся в офис точно в это время. Но если уж являлся, да еще чуть раньше меня... Однажды появилась я в девять сорок пять – на улице была мерзкая погода с дождем и ветром, у меня сломался зонт, я замерзла, промокла, мечтала прийти и заварить себе горячего чаю – и огребла нотацию на двадцать минут.
Пенкин долго и подробно рассказывал мне, как важна дисциплина в редакции, что дисциплина эта начинается прежде всего с меня, личного помощника генерального директора, и что если я буду себе позволять такую расхлябанность, то и все остальные начнут являться на работу к обеду, а там, глядишь, рухнет весь так тщательно отлаживаемый им, Пенкиным, издательский процесс. (Ха, процесс! Первый номер журнала все никак не выпустит!) Спорить, доказывать и что-то объяснять шефу было бесполезно – человек наслаждался властью. Поэтому я слушала, кивала, чувствовала, как стынут пальцы в промокших ботинках, и гадала: простыну или обойдется?