Античность в прозе Т. Л. Пикока - Вера Чечелева

Важным для понимания эстетической концепции Пикока является слово «ремесло» (на языке оригинала «craft»), применимое, как правило, для обозначения деятельности, основанной на ручном труде. Этим понятием Пикок подчеркивает функциональное назначение поэзии в «железный век», когда, обусловленная практической мудростью, она являла собой «нечто вроде кратких исторических справок, повествующих пышным языком гипербол о подвигах и владениях выдающихся личностей» [1:238], и формально была всего лишь ритмически организованным поэтическим полотном.

Также к порождающим факторам поэзии, по мнению Пикока, относилась характерная для варваров потребность к самоутверждению (быть выше других по происхождению), и средством ее осуществления писатель по праву считает стремление доказать свое божественное происхождение, что было обусловлено мифологическим сознанием первобытного человека: «поэту не составляло труда связать генеалогию своего победителя с любым из местных божеств, с которым повелитель желал бы породниться» [1:239].

Представляется необходимым подчеркнуть видение Пикоком синкретичного характера поэзии «железного века». Поэты, как замечает Пикок, «…благодаря знакомству с таинственной историей богов и духов… пользовались репутацией оракулов, а потому могли быть не только историками, но и теологами, моралистами и законодателями; они выступали ex cathedra со своими прорицаниями, а некоторых из них (скажем, Орфея и Амфиона) самих зачастую почитали божествами; песней они возводили города, симфонией влекли за собой варваров…» [1:239].

Новая ступень в развитии цивилизации – «золотой век», отмеченный формированием и дальнейшим развитием государств и ослаблением индивидуальной власти, власти вождя. Эти процессы могут быть отнесены, по мнению Пикока, к объективным причинам развития литературы как феномена, отражающего актуальное состояние человеческого общества.

Как одну из характерных черт поэзии на этом этапе писатель выделяет ретроспективность, что, по его мнению, означает поэтизацию прошлого, возвеличивание героев прошлого, основателей государств, причем «исторические сведения… подменяются устоявшимся поэтическим панегириком, традиционно воспевавшим и превозносившим его (основателя) подвиги» [1:240]. Именно эта функциональная зависимость стала стимулом к дальнейшему развитию поэзии, приобретению ею статуса исключительности: «… поэзия стала еще более искусством, чем была прежде, – теперь она требует большего мастерства версификации, более тонкого знания языка, более обширных и всесторонних познаний, более всеобъемлющего ума. Поэзия по-прежнему не имеет себе равных среди других родов литературы, и даже другие виды искусства (живопись и скульптура – несомненно; возможно, и музыка) грубы и несовершенны по сравнению с ней. Ей подчинены все сферы умственной деятельности. Ни история, ни философия, ни естественные науки не могут соперничать с нею. Поэзии предаются величайшие умы эпохи, все остальные им внимают. Это и есть век Гомера, золотой век поэзии. Поэзия достигла совершенства; она достигла того уровня, превзойти который невозможно, а потому поэтический гений ищет новые формы для выражения старых тем – отсюда лирическая поэзия Пиндара и Алкея, трагическая поэзия Эсхила и Софокла» [1:240]. Пикок делает акцент на том, что поэзия золотого века – зрелая поэзия, что выражалось в монолитности формы, гармоничности и согласованности ее элементов. В ходе анализа художественных особенностей творчества поэтов, принадлежащих, по мнению английского писателя, к «золотому веку», Пикок, в свою очередь, подчеркивает универсализм жанра их творений, обеспечивающий произведениям особое положение в культуре века.

Развитие поэзии Пикок внимательно изучает также и в пределах одного периода, или века. Эта мысль о способности поэзии к саморазвитию, понимание поэзии как саморазвивающейся системы было важно для Пикока.

Пикок рассматривает развитие поэзии как поступательную смену жанров, имеющих преемственный характер. Так, например, «золотой век»: Гомер, олицетворяющий собой героический эпос, сменяется выдвижением лирической поэзии Пиндара и Алкея. На смену ей приходит трагическая поэзия Эсхила и Софокла. Трагедию сменяет историческая проза, а именно Геродот, о котором Пикок говорит в контексте историографии: «…с прогрессом разума и культуры факты в своем значении потеснили вымысел» [1:241]. Творчество этих авторов он воспринимает как важные звенья преемственного развития поэзии. В творчестве названных авторов Пикок ценит выражение стремления человека к познанию своей сущности через призму истории, поиск ответов с опорой на древние мифы, стремление упорядочить и систематизировать картину мира. В этом контексте закономерно выделение Пикоком имени Фукидида, «Историю» которого Пикок оценивает как новый этап в развитии словесного искусства, знаменующий «постепенный отход от сказочности в сюжете и декоративности в языке» [1:241], в отличие от прозы Геродота, у которого история звучала «как поэма».

Переходя к анализу поэзии «серебряного века», Пикок вновь обращает внимание на изменение социо-культурной ситуации, что обусловило изменение в функциональном назначении поэзии, ее жанровой системе. Пикок считает, что именно на этом этапе зарождается и развивается философия, идут «споры о природе человека и его разума, о нравственном долге и о добре и зле, об одушевленном и неодушевленном… что отвлекает от поэзии часть читательской аудитории, прежде ей всецело преданной» [1:241].

Говоря о поэзии «серебряного века», Пикок называет ее поэзией цивилизованного общества, в котором происходят важные интеллектуальные процессы: входит в свои права история, которая старается, и весьма успешно, развенчать мифы, глубоко укоренившиеся в сознании людей. С развитием человеческого мышления развиваются интенсивнее философские и этические науки. Вследствие этого происходит процесс разделения гуманитарных сфер: истории, философии, литературы. Пикок сожалеет о том, что «… по мере того, как разум вытесняет… воображение и чувство, поэзия не в состоянии далее сопутствовать им в прогрессе, она отступает на задний план, а они продолжают свой путь без нее» [1:242]. Английский писатель видит причину ослабления позиции поэзии в постепенной потере ею способности удовлетворять растущим многогранным потребностям общества и даже с горечью замечает, что «…эта фаза в развитии поэзии является… шагом вперед на пути к ее окончательному исчезновению» [1:241]. Но сказанное не означает, что Пикок склонен нивелировать ценность поэзии на этом этапе.

В известной мере как бы отменяя сказанное, он рассуждает о «дихотомическом» пути развития поэзии на новом этапе, отмечая, что «Серебряный век представлен двумя видами поэзии: подражательной и оригинальной» [1:241]. Так, наметив два пути развития поэзии, которые будут в дальнейшем всегда иметь продолжение, Пикок на этапе «серебряного века» так выражает свое понимание сущности подражательности в поэзии: «Подражательная поэзия перерабатывает и шлифует поэзию золотого века – самым типичным и ярким примером в этом отношении может служить Вергилий» [1:241]. Сила Вергилия, по мнению Пикока, как и других гениев высокой классики, не в последнюю очередь определяется тем, сколь много чужого они могут сделать своим, иначе говоря, тем, в какой мере их личное творчество перерастает в надличный синтез до конца созревшей и пришедшей к себе многовековой традиции. В продолжение мысли важно заметить, что, по мнению немецкого литературоведа Эрнста Роберта Курциуса, первая эклога «Буколик» – ключ ко всей западноевропейской поэтической традиции. Во многом это обусловлено образцовой безупречностью художественной формы поэтических произведений Вергилия, который овладел предельными возможностями латинского слова и достиг подлинно классического мастерства. В творчестве римского поэта аккумулировано торжество нормативной поэтики. Говоря о характере подражательности, Пикок отмечает, что в поэзии она характеризуется «…искусственной и несколько монотонной гармонией выражения; причина ее монотонности объясняется тем, что поэтический опыт израсходовал все разнообразие модуляций, в результате чего „просвещенная“ поэзия становится предельно избирательной, предпочитая многообразию высшее единообразие» [1:241]. В продолжение своей мысли Пикок характеризует также понятие оригинальной поэзии, связывая его с представлением о естественности и, что важно, с изыском искусства версификации. Пикок приводит примеры того, как декоративность и образность языка поэтических творений, выраженная в оригинальной поэзии, «развивается преимущественно в космическом, дидактическом и сатирическом направлениях» [1:241]. Сказанное он демонстрирует на примере творчества Менандра, Аристофана, Горация и Ювенала. В ходе анализа творчества названных авторов, представляющих различные жанровые формы или их разные модификации, Пикок делает вывод об оригинальности их творений на основании самобытности концепции мировидения указанных авторов и используемых ими художественных форм.